Майло открыл было рот, чтобы что-то возразить, но тут же замолчал, крепко стиснув зубы.
Старший обвинитель презрительно фыркнул.
– Я вынужден обсудить этот вопрос с вашим начальством, – проговорил он. – Думаю, мы с главным дознавателем Аллегранцы сумеем прийти к соглашению по поводу уместного обращения с ребенком опасного убийцы.
– Непременно, господин де Лука. Обсуждайте. И не забудьте упомянуть о факте ненадлежащего использования табельного оружия. Пусть проверят заряды у всех присутствующих – включая ваших собственных подчиненных. При всем уважении, подобная халатность не должна остаться без выговора и записи в личном деле.
Скрипнув зубами, старший обвинитель развернулся и зашагал прочь. Господин дознаватель махнул рукой, и лекари, подхватив носилки с находящимся без сознания мальчиком, направились следом.
Майло отстранился от меня, неотрывно следя взглядом за сыном.
– Я должен поехать с ними. Я не могу бросить сына. Мне нужно…
На лорда Кастанелло было больно смотреть. Он едва держался на ногах после двух выстрелов из энергетического оружия, но явно собирался броситься за носилками и, если придется, идти до Аллегранцы хоть пешком. Этого не потребовалось – Густаво уже спешил к нам, ведя под уздцы оседланного тонконогого коня. Видимо, в ожидании нового самодвижущегося экипажа лорд вновь завел в поместье лошадей.
Было безумно трудно сдерживаться и не паниковать. Липкий, удушающий страх пробрался под кожу, сжал сердце. Что же станет с Дарреном, когда он покинет пределы поместья? Что, если именно этого и добивался злокозненный менталист? Получить Даррена, единственного ребенка лорда Кастанелло, беспомощного, беззащитного… и бесконечно любимого. Майло ведь сделает ради сына все, пойдет на любые жертвы. Откажется от всего на свете…
Мысли лихорадочно заметались в голове. Жизненно важно было найти какой-то способ защитить Даррена от возможного ментального воздействия. Но как? К кому обратиться за помощью?..
Густаво догнал нас у карет законников. Лорд Кастанелло тяжело забрался в седло, сжал поводья.
– Я скоро вернусь, – проговорил он скорее себе, чем мне. – Я привезу его домой.
Я отстраненно кивнула. Но… где-то на самом краю сознания билась противная мысль: «А если…»
А если лорду не удастся возвратить сына? Что, если все происходящее – это действительно план человека с красным перстнем? Как защитить Даррена от влияния злокозненного менталиста?
Я чувствовала, что уже знаю ответ. И понимание этого добавило мне смелости решиться на тот единственный шаг, который я могла сделать для спасения Даррена. Довериться человеку, о котором внутреннее чутье подсказывало, что он не желает мальчику зла. Мне – может быть, но не Даррену.
– Фаринта, – поморщился господин дознаватель, когда я схватила его за рукав форменного кителя.
– Господин дознаватель, вы должны помочь мне, – поспешно выпалила я, не давая ему опомниться. – Это очень важно.
– Почему вы решили, что я должен вам помогать?
Нескрываемый сарказм в его голосе я сочла нужным проигнорировать.
– Проследите, чтобы никто не прикасался к мальчику. Никто, кроме лекарей, но и те обязательно в вашем присутствии. И пусть к нему допускают только отца. Прошу вас.
– Судебные лекари прекрасно осведомлены о правилах обращения с больными, пораженными неизвестной болезнью, – кисло ответил дознаватель. – А ограждать ребенка надо в первую очередь от вас.
Он выразительно покосился на мои руки. На мне были плотные перчатки, на нем – артефакты против ментальной магии и форменный китель. Но даже так мои прикосновения вызывали у него брезгливое отвращение. Я поспешно разжала пальцы.
– Я согласна. Ограждайте его от меня, сколько хотите, но и от других тоже. Пообещайте, что будете следить, чтобы рядом с ним никого не было. Я…
…не доверяла никому. Вот только в нашем положении, когда любой – любой! – мог оказаться менталистом или попасть под его влияние, защита человека, способного засечь вмешательство в разум мальчика, была лучше, чем ее полное отсутствие.
– Вы не в себе, Фаринта, – покачал головой господин дознаватель. Но в его голосе я четко уловила слабую тень сомнения. Он колебался. Он готов был прислушаться. – Надеюсь, вы в состоянии объяснить причину ваших… капризов?
– Я боюсь за него. – Это было самое близкое к правде признание, которое я могла сделать, не выдавая наших с Дарреном секретов. – Боюсь, что на него могут попытаться оказать ментальное воздействие.
– Боитесь ментального воздействия? Вы?
– Да.
Господин дознаватель задумчиво покусал губу.
– Что ж, я сделаю это, – увидев, как на моем лице вспыхнула улыбка, он тут же добавил: – Но не потому, что меня попросили вы. Охранять потенциальную жертву преступления – задача закона, а ваша семья, какой бы безумной она ни была, находится под моей ответственностью. Но, поверьте… – Прищурившись, господин Рикардо пристально посмотрел мне в глаза. Толстые стекла очков сверкнули на солнце. – Я узнаю истинную причину, кроющуюся за вашими словами. И, будьте уверены, Фаринта, если вы замышляете что-то недоброе, я найду способ призвать вас к ответу.
Я кивнула. Если Даррен будет под присмотром, остальное не так уж важно.
Не прощаясь, господин дознаватель круто развернулся на каблуках и поспешил занять место в карете старшего обвинителя, куда лекари только что погрузили Даррена. Лорд Кастанелло держался рядом, конь под ним нетерпеливо гарцевал, готовясь сорваться в галоп. Законники расселись по каретам, заполнив последними раскопанными колбами и коробами зельевара прицепленные к ним телеги. Кавалькада готовилась тронуться в путь.
Ждали лишь сигнала.
– Мы вытащим тебя, Даррен, – прошептала я одновременно мысленно и вслух, надеясь, что мальчик услышит. – Обещаю.
Кучер первой кареты хлестнул поводьями.
Я смотрела вслед удалявшимся каретам, пока они окончательно не скрылись из виду. В душе осталась болезненная, тяжелая пустота. Нервное возбуждение, позволившее мне не поддаваться отчаянию и панике, схлынуло без следа. Без Майло и Даррена я почувствовала себя безумно одинокой, беспомощной и совершенно разбитой. Не было сил ни двигаться, ни думать. Невыплаканные слезы душили.
– Пойдемте в дом, миледи. – К спине робко прикоснулась ладонь Клары. Голос горничной был хриплым от слез.
Я позволила увести себя внутрь. Слуги, включая Густаво, толпились в холле. Женщины плакали, мужчины молчали, нахмурив брови и поджав губы. У всех без исключения кристаллы в браслетах сверкали тревожно-красным. Увидев нас с Кларой, слуги тут же обступили меня, обрушив шквал вопросов.
– Что произошло?
– Куда увезли лорда Даррена?
– Зачем вас и милорда вызывали в суд?
– Вернется ли лорд Кастанелло?
– Придется ли давать показания работникам поместья? Признают ли нас соучастниками в сокрытии опасных улик?
– Что же теперь будет?
Я, как могла, постаралась успокоить взволнованных слуг, хотя знала и понимала немногим больше них. От громких голосов, нервных возгласов и всхлипов разболелась голова. С каждой минутой становилось все сложнее удерживать себя на грани подступающей истерики. В висках набатом стучала кровь, заглушая чужие слова.
Бом. Бом.
«Что же я наделала?»
Бом.
«Это все моя вина».
Бом.
– Миледи…
Я вздрогнула, с трудом возвращаясь в реальность. Передо мной стояла госпожа Ленс, встревоженно вглядываясь в мое лицо. Она бросила на остальных предупреждающий взгляд, и все в один миг замолчали.
– Вам нужно отдохнуть, – с мягким нажимом в голосе проговорила экономка. – Пойдемте, миледи. Я провожу вас.
Она подхватила меня под локоть и медленно повела наверх. Я не сопротивлялась. У меня совершенно не осталось сил.
– До Аллегранцы полтора-два часа пути, миледи, и столько же потребуется на дорогу обратно. Лорд Майло не вернется раньше полуночи. Нет смысла все это время изводить себя попусту.
Наверное, она была права. Но избавиться от навязчивых, тяжелых мыслей никак не получалось. Удастся ли лорду Кастанелло добиться возвращения сына? И что же будет с нами теперь, когда законники получили в свое распоряжения почти неоспоримые подтверждения всех выдвинутых обвинений?
Бренци был мертв, и не имелось никакой возможности доказать, что раскопанная лаборатория принадлежала именно ему. Никто не подтвердит, что я никогда не изготавливала сложных ядов и уж тем более не желала смерти своему второму супругу Лайнусу Честеру. Старший обвинитель умело выставил меня сообщницей Руджеро Бренци, чтобы уличить в нелегальном зельеварении, поджоге и умышленном убийстве подельника. Наверное, и Даррена закон готов представить одной из моих безвольных жертв.
Даррен…
Я стиснула зубы, сдерживая рвущиеся из груди рыдания. Мне было до безумия страшно за него, за Майло…
Госпожа Ленс мягко погладила меня по плечу.
– Я зайду за вами, если появятся новости. Постарайтесь заснуть.
Она вышла, притворив за собой дверь. Комната погрузилась в тишину, тягостную и давящую. Я как никогда остро ощутила собственное одиночество в огромном разоренном доме без хозяина. Кажется, с этого все и началось – с одиночества в этом мрачном, негостеприимном поместье. И вот теперь, когда я стала робко верить в лучшее, все возвращалось к своему началу.
Не раздеваясь, я лицом вниз упала на постель и стиснула руками подушку.
Экономка сказала, что до возвращения Майло у меня осталось как минимум несколько часов. Впереди нас ожидал суд, который непременно нужно выиграть, и менталист, которого нужно отыскать, чтобы мы с Дарреном могли вздохнуть спокойно. И если лорд Кастанелло не сумеет сразу же вытащить сына из лап законников, придется в первую очередь бросить все силы на то, чтобы как можно скорее вернуть мальчика домой. А что же тогда делать с судом и менталистом? Помощи ждать неоткуда, время неумолимо уходит…
«Нужно быть сильной, – сказала я себе. – Ради Даррена, ради Майло. Нужно взять себя в руки и сделать все, чтобы этот бесконечный кошмар наконец закончился. Я должна справиться, должна…»