«Я здесь, – моментально ответил мальчик, почувствовавший мои сомнения. – Здесь».
Он не мог объяснить, где именно это «здесь» – Даррен снова был заперт в пределах двух крохотных комнат, в которых почти всегда находились трое мрачных молчаливых законников и немолодая лекарка. Но… он мог показать. Через нашу ментальную связь Даррен подтолкнул ко мне свои видения – неясные размытые образы, световые пятна. Я прикрыла глаза, пытаясь собрать картинку воедино.
Пустынный переулок, искаженный от стекавших по стеклу дождевых капель, в первое мгновение показался почти неузнаваемым. Но постепенно начали проступать детали, словно невидимый художник добавлял все новые и новые мазки к ночному пейзажу. Вывески лавочек, ползущий по стене плющ, потемневший навес над входом кофейни, тусклое, едва различимое свечение где-то на грани видимости, и…
Я широко распахнула глаза и безошибочно указала в сторону приземистого дома на противоположной стороне улицы.
– Майло, он там, он смотрит… – Мой голос сорвался.
Энергетический щит затрещал и лопнул, точно мыльный пузырь. На наши головы обрушился поток воды. Плащ, волосы, платье – все моментально промокло. Но Майло, казалось, не заметил вышедшей из-под контроля магии. Взгляд его был устремлен вдаль, туда, где в высокой раме окна смутно угадывалось светлое пятно лица в обрамлении темных волос.
– Даррен…
«Папа! Папочка!»
Радость Даррена с тонкими щемящими нотками тоски окутала меня теплым облаком. Почти бессознательно – трудно было понять, были это мои собственные чувства или желания мальчика, – я прижалась к супругу, коснулась щекой мокрой ткани пиджака. Майло обнял меня в ответ, крепко и жарко.
– Не могу поверить… Фаринта… мы все-таки нашли его. Ох…
Лорд Кастанелло чуть отстранился, словно только заметил, что мы оба стоим под проливным дождем совершенно промокшие, и поспешно затащил меня под навес ближайшей кофейни. Он не стал применять магию, вновь создавая импровизированный зонт – если Даррен смог увидеть нас, значит, могли и другие. Нельзя так рисковать.
– Как он? – спросил Майло, и я мысленно передала вопрос.
Даррен ответил. На меня обрушился калейдоскоп образов, сменяющих друг друга. Руки лекарки. Тарелка куриного бульона – невкусный, Лоисса делает лучше. Темные размытые фигуры законников, активно жестикулирующих, обсуждая неизвестную проблему. В какой-то момент перед моим внутренним взором промелькнул господин дознаватель – Рикардо Маркони был верен своему слову.
Но самое главное, Даррен как будто стал чувствовать себя лучше. Он мог встать с постели, читал принесенные законниками книги, ел с завидным аппетитом. Ментальный приказ все еще дремал в нем – словно ледяная игла, застывшая в миллиметре от сердца, но сейчас он почти не беспокоил мальчика.
Лорд Кастанелло жадно ловил каждое мое слово. На его лице вспыхнула искренняя улыбка, омолодившая измотанного отца на добрый десяток лет, и видеть ее было настоящим счастьем. Я и сама сейчас чувствовала себя невероятно счастливой. По сравнению с этим усталость, дождь, мокрое платье – даже слабеющая с каждой минутой связь – казались совершенно не важными…
Внезапно в чувствах Даррена промелькнула тень беспокойства.
«Законники, – мысленно сообщил он. – Обход».
Я повернулась к Майло.
– Надо уходить.
Супруг с неохотой отвел взгляд от окна.
– Скажите ему, что мы скоро вернемся. Скажите…
– Конечно.
«Я буду ждать, – откликнулся Даррен. – Очень-очень».
Он верил нам, полностью и безоговорочно. Верил, что мы вернемся. Я пообещала, что сумею отыскать его – и вот мы здесь. А завтра непременно придем снова. И станем приходить каждый день до суда, пока сын лорда Кастанелло снова не окажется дома.
«Каждый день».
– Каждый день, – словно подслушав мысли сына, прошептал Майло. – Обещаю.
Мы вернулись домой лишь за полночь, промокшие до нитки и абсолютно, возмутительно счастливые. Путь до городского дома пришлось проделать пешком – редкие экипажи, завидев нас, предпочитали проехать мимо. Лорд Кастанелло быстро оставил идею поддерживать купол, поскольку после встречи с сыном его сила то и дело вырывалась из-под контроля, вспыхивала и гасла. Вместо этого мы крепко прижались друг к другу и накрылись одним плащом на двоих – и близкое тепло Майло было для меня лучше любой магии.
Увидев нас, Мелия горестно всплеснула руками.
– Милорд, миледи, что с вами? Где вы были? Вы же совсем промокли!
– Подготовьте нам горячую ванну, Мелия, и как можно быстрее, – приказал лорд Кастанелло.
Горничная хитро посмотрела на нас.
– Одну, милорд? – переспросила она. – Так быстрее будет…
Мы с Майло переглянулись. Глаза супруга сияли от света кристальной люстры и рвущегося изнутри счастья, и я замерла, чувствуя, как отчаянно стучит в груди глупое влюбленное сердце. С мокрыми, чуть вьющимися волосами, лукавым взглядом и широкой улыбкой, Майло, разделивший со мной радость обретения Даррена, казался до невозможного родным и притягательным. И я хотела – до дрожи в коленях хотела – повторить тот момент близости, когда супруг почти поцеловал меня. Одна ванная, одна постель…
– Две, Мелия, – раздался из кабинета недовольный голос лорда Сантанильо. Адвокат вышел к нам и пристально оглядел с ног до головы сквозь толстое стекло монокля. – Разумеется, две. В разных комнатах.
Я поспешно отпрянула от супруга, безуспешно поправляя мокрое платье. На лице Майло промелькнули сожаление и недовольство, но он промолчал в ответ на бесцеремонное замечание адвоката, и я тоже не стала возражать. Лорд Сантанильо был прав – не стоило так рисковать. Но…
Но как же хотелось стать мужем и женой по-настоящему. Как же хотелось забыть обо всех доводах рассудка и отдаться во власть страсти, тлеющей где-то глубоко внутри под слоем рациональной сдержанности, словно угли в камине – достаточно лишь легкого дуновения, чтобы пламя взвилось вверх, сжигая надуманные препятствия, условности и приличия. Впрочем, о каких приличиях могла идти речь, если мы уже давно были женаты перед Короной и людьми?
В смелых мечтах, где не имелось места ни запретам, ни ментальной магии, я заходила куда дальше невинных объятий. Одна ванная… Словно наяву, я увидела нас в спальне, совершенно одних, без горничной и назойливого лорда-адвоката… Почувствовала, как поцелуи супруга обжигают шею, пальцы скользят вниз вдоль пуговок лифа, а затем одним магически усиленным рывком разрывают ткань, освобождая меня от мокрого платья. Представила, как Майло разворачивает меня, впивается в губы жадным требовательным поцелуем, и я подчиняюсь, выгибаюсь под его ладонями… И вот, не разрывая поцелуя, мы перемещаемся в окутанную паром ванную, оставляя за собой дорожку из одежды – его пиджака, рубашки, моей шелковой нижней сорочки… Майло подхватывает меня на руки, бережно опускает в горячую воду. Ванна тесная, в ней едва получается поместиться двоим, но я, смеясь, тяну его за собой, перебираюсь к нему на колени. И…
– У вас лихорадка, миледи? – ворвался в мои непристойные фантазии ядовитый голос лорда Сантанильо. – Пунцовые щеки – тревожный симптом при переохлаждении. Мелия, будьте любезны, поторопите ваших очаровательных помощниц с ванной, пока миледи окончательно не слегла… с простудой.
Не оставалось никаких сомнений: лорд Сантанильо прекрасно понял, о чем именно я сейчас думала. Я отвела взгляд и прикусила губу, покраснев еще сильнее. Прекрасная греза развеялась, оставив после себя тянущее чувство неудовлетворенности. Уснуть этой ночью одной будет мучительно трудно…
Бросив на меня сочувственный взгляд, горничная нарочито почтительно поклонилась ухмыляющемуся адвокату.
– Конечно, милорд. Как скажете.
Крохотная кофейня на углу площади Манцони обрела в нашем лице самых преданных и частых посетителей. Выполняя данное Даррену обещание, мы приходили сюда каждый день – иногда до обеда, а иногда вечером, если Майло задерживали срочные дела, – и подолгу разговаривали с Дарреном и друг с другом, пока ментальная связь, усиленная несколькими чашками кофе со специями, не ослабевала.
Мне пришлось несколько раз наведаться к почтенному аптекарю за новыми порциями пряностей. Супруг с беспокойством качал головой, но я упрямо продолжала глотать почти по флакону в день. Поддерживать Даррена сейчас было важно, и не стоило обращать внимания на незначительные побочные эффекты вроде усталости, легкого головокружения и непроходящего жжения в желудке.
Обычные – даже магически усиленные – средства почти не помогали, и в конце концов я вняла настойчивым просьбам супруга и попросила господина Кауфмана сделать зелье, позволяющее легче переносить последствия злоупотребления экзотической кухней. Аптекарь долго и пристально разглядывал меня, словно пытаясь по моему лицу понять причину столь странного заказа, но, так и не добившись внятного объяснения, сдался и попросил нас с Майло подождать полчаса, пока он постарается сотворить что-то подходящее.
В ожидании его возвращения мы удобно устроились в ресторанчике напротив аптеки. Майло с аппетитом, вернувшимся к нему после встречи с сыном, ел отбивную, я же ограничилась укрепляющим травяным сбором – постоянное использование специй действительно давало о себе знать. Не отрываясь от еды, супруг читал утренний выпуск «Вестника». Предстоящие выборы нового городского главы занимали умы горожан, и газетчики освещали грызню лордов во всех неприглядных подробностях.
– Лорд Фабиано Себастьяни выразил намерение бороться за пост главы Аллегранцы. – Голос Майло показался мне удивленным. – Не предполагал, что до этого дойдет.
Я недоуменно нахмурилась. Интриги высокородных семей меня мало интересовали, последнюю четверть часа я с гораздо большим интересом наблюдала, как сменяют друг друга многочисленные посетители аптеки господина Кауфмана, чем следила за пространными рассуждениями супруга о политических делах. Колокольчик над входной дверью звонил, не переставая. Вот молодой клерк придержал дверь перед почтенной леди и горничной, несущей за ней сумочку и зонт. Следом за ними внутрь забежали двое смущающихся студентов. Не успела дверь захлопнуться, как из аптеки показалась женщина с грудным ребенком, которую провожал Тори, сын господина Кауфмана, неся в руках огромный бумажный пакет с зельями и смесями для малыша.