– Миледи собирает смесь для любовного зелья? – раздался над ухом чей-то вкрадчивый голос. – Могу помочь… за разумную плату, само собой.
Мужчина сально усмехнулся. Я поспешно отпрянула от назойливого незнакомца. Нельзя, чтобы меня видели в сомнительной компании торговцев с серого рынка – особенно сейчас, когда любая встреча могла сказаться на исходе суда.
Еще один маленький шаг назад – и я оказалась втянута в пеструю, шумную толпу. Пытаясь избежать случайных прикосновений, я решила вернуться к палатке с пряностями, но дорогу мне преградило почтенное семейство с целым выводком разновозрастных детей.
– Осторожнее, миледи!
– Посторонитесь!
– Дорогу повозке!
Что-то зацепило подол платья, кто-то толкнул меня в бок… Я рванулась, силясь выбраться из толчеи, и вдруг увидела прямо перед глазами лоток со сладостями. Яблоки в карамели – точно такие же, как те, что приносил нам Майло, – стояли ровными рядами на деревянной подставке с прорезями для тонких палочек.
Лорда Кастанелло не было.
Я огляделась. Внутри, постепенно нарастая, билась странная тревога. Не здесь, не здесь… Майло не было ни около жаровен с мясом и кукурузой, ни рядом с палаткой, где продавали пряное вино и травяные отвары. Его не было…
Смеялась детвора, торговцы громко зазывали посмотреть товары, у фонтана целовались молодые парочки. Взмывали над куполами шатров разноцветные кони. Я отошла не так далеко от карусели, едва ли на пару десятков шагов. Эти лотки и должны были быть тем самым «ближайшим местом», куда пошел Майло. Но его не было…
Не было…
Он пропал, исчез, растворился в толпе, истаял, как дымок от жаровен в прозрачном воздухе.
Сердце пропустило удар.
Лица, лица, лица – чужие, незнакомые лица. Не то, не то, не те…
Меня прошиб холодный пот, в висках отчаянно застучала кровь. Уши заложило, как будто я нырнула в темные морские глубины. Перед глазами все поплыло, смазалось. Я крепко ухватилась за стойку шатра, чувствуя, что еще чуть-чуть, и колени подогнутся. Остатками ускользающего сознания я успела порадоваться, что связь с Дарреном уже разорвалась. Я не должна была волновать его, не должна была…
Тоска, какая-то невозможная, почти звериная тоска пронзила все мое существо. Под ребра словно всадили тупой ржавый нож – и повернули с усмешкой.
«Никому ты не нужна, девочка. Все тебя забыли…»
Одна.
Одна, одна, одна – брошенная, потерянная…
Темные тени тянули ко мне свои когтистые лапы. Хватали, толкали, царапали.
– Миледи, что с вами? – Я едва расслышала голос торговца сквозь оглушительный стук собственного сердца. – Миледи, выпейте душистой воды.
Бом. Бом. Бом.
Он. Не. Вернется.
Бом. Бом. Бом.
Я не стою того, чтобы за мной возвращаться.
Бом.
«Ты кого-то ждешь, девочка? Напрасно – уже очень, очень поздно».
И меня вдруг охватил настоящий ужас. Превратил кровь в лед, ноги – в неподъемно тяжелые каменные столбы, а сердце…
Сердце разрывалось.
Я потерялась.
Заблудилась в цветастом водовороте ярмарки, упустила свою путеводную нить, и никто, никто, никто меня не найдет. Я снова одна.
Одна, одна, одна…
Нужно было взять себя в руки, вернуться к карусели и ждать Майло, но вместо этого я бросилась бежать. Люди, шатры, ткани, специи, посуда, книги, деревянные лошади – все закрутилось перед глазами, сливаясь в одно болезненно-яркое пятно. Кажется, меня пытались остановить, что-то кричали вслед, но я не слышала. Паника гнала меня прочь.
Чьи-то руки схватили меня за плечи.
«Пойдем с нами, девочка, пойдем, господин поможет тебе…»
– Нет, нет!
«Господин добрый, господин даст тебе конфетку, когда убедится, что ты нам подходишь. Ты же хочешь конфетку, девочка?»
Сладкий запах забивался в ноздри, мешая дышать…
Я забилась в чужих руках пойманной птицей, захрипела. Что-то упало на землю, заскакало под ногами. Орехи в сахаре.
– Фаринта! – пробился сквозь пелену страха родной голос.
Кто-то важный для меня… кто-то, кому я могла довериться…
Неужели меня нашли?..
– Майло… – Я всхлипнула, вцепившись в отвороты его пиджака. – Майло!
– Что с вами? Что случилось? Вы кого-то увидели? Кто-то пытался к вам прикоснуться? Менталист?
– Нет… – Губы не слушались, меня трясло так, что я едва могла говорить. – Я… Я… Потеряла… Вас.
Наверное, это прозвучало глупо. Но супруг не стал высмеивать мои непонятные страхи. Лишь жарко выдохнул мне в макушку и крепко прижал к себе.
– Я нашел вас, Фаринта. Все хорошо. Я вас нашел.
– Нашел, – сипло выдавила я.
И разрыдалась.
Я пыталась успокоиться, но все было безрезультатно – паника, охватившая меня, не желала отступать, слезы текли и текли, соскальзывая со щек на платье тяжелыми солеными каплями. Каждый вдох давался с трудом, горло жгло, тело била крупная дрожь. Ноги не держали – я буквально повисла у Майло на руках. Супруг с тревогой вгляделся в мое лицо, пытаясь поймать ускользающий взгляд.
– Миледи… Фаринта… что с вами?
– Я… я…
Из-за слез лицо лорда Кастанелло казалось размытым, нечетким пятном. Он наклонился ко мне – ближе, ближе – и вдруг коснулся губами мокрой щеки. А затем еще и еще, собирая быстрыми поцелуями соленые капли. Я вздрогнула, но на этот раз от удивления, растерянности и охватившего меня волнения.
– М… Майло, мы не… – слабо запротестовала я.
На мгновение отстранившись, супруг скользнул большим пальцем по моей щеке, вытирая слезы. Казалось, сейчас его совершенно не волновала ни опасность, которой он себя подвергал, касаясь менталиста, ни окружавшие нас люди. Чуть приподняв мое лицо за подбородок, лорд Кастанелло заглянул мне в глаза.
– Не плачьте… не нужно… пожалуйста, – беспомощно и немного смущенно улыбнулся он, целуя мои щеки. – Вы же знаете, я не очень люблю соленое. Сладкое нравится мне куда больше.
– Я ела яблоко… в карамели, – невпопад ответила я.
Майло внимательно посмотрел на меня. Светлые глаза блеснули в свете клонящегося к закату солнца.
– Да, – странным изменившимся голосом пробормотал он. – Точно.
Мгновение – гулкий удар сердца, прерывистый вдох – и горячие губы коснулись моих губ.
В первую секунду я замерла, совершенно ошеломленная внезапным порывом супруга. Он не должен был… лорд Сантанильо прав, нам нельзя, нельзя… Но я не находила в себе сил оттолкнуть Майло.
Я хотела, чтобы он никогда не останавливался.
У нашего поцелуя был вкус карамели с тонкой, едва ощутимой соленой ноткой моих слез. Я покорно раскрылась навстречу губам Майло, мягким и одновременно настойчивым. Как же давно я хотела этого, как давно мечтала, представляла себе этот момент… но реальность все равно оказалась лучше любых, даже самых смелых фантазий.
Руки супруга легли на мою талию, притягивая меня ближе. Я обхватила Майло за шею, зарылась пальцами в густые темные волосы, впервые позволив себе забыться и не думать о невозможности наших прикосновений, о невозможности… этого.
Близость Майло кружила голову, отзывалась в теле хмельной волной жара. Всего лишь поцелуй… А что же будет, когда…
Рассудок вернулся к нам одновременно.
– Нам не стоит…
– Мы не должны…
Мы отшатнулись друг от друга с той же поспешностью, с какой еще недавно тесно сплелись в объятиях. Майло, взъерошенный и как будто немного потерянный, криво улыбнулся, словно извиняясь за внезапный порыв – быть может, тот, что толкнул его ко мне, или другой, заставивший разорвать поцелуй. Я нервно рассмеялась в ответ. Я тоже чувствовала себя оглушенной и сбитой с толку. Каждая клеточка моего тела звенела, переполненная ощущением невероятного счастья. Хотелось еще, еще и еще.
Но мы и без того успели наделать глупостей. Таинственный менталист мог объявиться в любой момент, и мне нечего было противопоставить ему, нечем защитить себя и тех, кто мне дорог. Одно прикосновение – кожа к коже – могло нанести непоправимый вред. А стоило ли оно того?
Я должна была бы сказать «нет», но сердце, беспокойное, глупое сердце упрямо твердило иное.
«Да».
Майло взял меня за руки и снова привлек к себе – осторожно, уже без прежней опасной страсти, стирающей все границы дозволенного.
– Вот так, – улыбнулся он. – Больше никаких слез. Вот и хорошо, милая, вот и хорошо.
– Хорошо, – откликнулась я, думая совершенно о другом.
Этой ночью я долго не могла заснуть. Ворочалась с боку на бок, то сбрасывая с себя, то натягивая тонкое одеяло. Стоило закрыть глаза, как я снова оказывалась на ярмарке, непропорционально огромной, пугающе нависшей надо мной, и бежала, бежала, бежала, то ли пытаясь отыскать кого-то очень важного, то ли спасаясь…
Чтобы отогнать кошмар, унять гулко стучащее сердце, я поворачивалась – и вдруг оказывалась в жарких объятиях супруга, и тело отзывалось на сладкие воспоминания глухой тянущей жаждой внизу живота.
«Нельзя, нельзя, нельзя», – шепотом повторяла я себе, но голоса в голове не затихали, нашептывая, искушая.
«Он же хочет этого. Его губы, его руки, его тело не лгали. Он хочет, хочет, хочет… Разве нужно противиться, если он тоже хочет? Разве нужно мучиться и терпеть, когда можно просто пойти и взять?»
«Да», – упрямо отвечала я. Перекатывалась на другой бок – и все повторялось снова.
Мерно колыхались на ветру ветви раскидистого дуба, отбрасывая через окно кудрявое кружево теней. Они ложились на пол, смятую постель, лицо, руки, расписывали кожу темным узором, словно…
…чернильные пятна.
Чернильные пятна, казалось, намертво въелись в кожу. Их не брали ни дешевое мыло, ни грубая мочалка. Можно было скрести до красноты – ничего не менялось.
«Грязнуля, грязнуля, грязнуля», – эхо злых насмешек не затихало в голове.
«Чистоплюйка! Белоручка! Ишь, благородная леди-сиротка выискалась!» – вторили другие голоса.
Горячая соленая капля ударилась о перепачканное запястье. Одна, вторая… Слезы градом полились на перешитое с чужого плеча старое форменное платье, на заштопанный чулок, выглядывавший из-под юбки, на сцепленные на коленях грязные пальцы. Неплотные створки запертого на ключ шкафа пропускали внутрь лишь тонкий лучик света. Но так было лучше. Никто не увидит этих слез – слез злой обиды, отчаяния и безысходного одиночества.