ки с циньей – видимо, опасный порошок унесли сразу же, как только судья объявил перерыв.
Смуглая рыжеволосая женщина средних лет, представившаяся помощницей судьи, при виде меня поспешно вскочила с дивана и бросилась наливать воду.
– Все эти допросы слишком разрушительны для чувств молодых девушек, – посетовала она, протягивая стакан. – Поверьте, вы далеко не первая моя гостья во время заседаний, миледи. Располагайтесь, где вам удобно. Стакан воды и немного покоя – вот самое верное лекарство от расстроенных нервов. Но если хотите, могу заварить чашку чая или дать успокоительных капель. Я держу флакончик на всякий случай.
Я стиснула стакан в дрожащих пальцах – и вдруг заметила, что на мне нет левой перчатки. Она осталась на скамье в зале суда, куда я положила ее на время допроса. Внутри волной всколыхнулся страх. Успела ли я прикоснуться к кому-то? Успел ли кто-то прикоснуться ко мне? Без привычной защиты я чувствовала себя почти голой.
– Господин законник. – Охранник обернулся на мой робкий оклик. – В зале суда осталась одна моя вещь. Перчатка. Она лежит на скамье свидетелей. Вы не могли бы вернуть мне ее?
Законник окинул меня скептическим взглядом.
– Посмотрю, что можно сделать, миледи, – буркнул он.
Хлопнула дверь. Я замерла в нервном ожидании, но не прошло и минуты, как охранник вернулся.
– Идет допрос, миледи. Я не имею права прерывать процесс, особенно ради такой несерьезной вещи, как… – Он не удержался от презрительного фырканья. – Ваши женские безделицы.
– А могу я… вернуться в зал?
– Если вам стало лучше, можете поступать, как сочтете нужным, миледи. Но знайте, что мешать суду строжайше запрещено. Постарайтесь все же… – Он бросил взгляд на мои сцепленные замком пальцы. – Держать себя в руках.
Попрощавшись с доброй законницей, я вслед за охранником тихо проскользнула в зал и замерла у дальней стены. За свидетельской трибуной сидел господин Кауфман. Господин де Лука, задававший вопросы, привычно расхаживал по залу, лорд Сантанильо стоял рядом с Майло, молчаливо скрестив руки на груди. Лица адвоката и старшего обвинителя казались непроницаемыми, но с такого расстояния я легко могла ошибиться.
Допрос был в самом разгаре: у судьи на столе уже скопилась увесистая папка бумаг, около нее выстроился ряд зелий, изъятых у лорда Кастанелло. Я поискала глазами господина Маркони, но дознавателя на слушании не оказалось – равно как и Даррена, хотя об этом нас уведомили с самого начала. Оставалось надеяться, что законник сейчас вместе с мальчиком, и никто не предпримет новой попытки убийства, пока все заняты судебным процессом.
– Расскажите о свойствах данного препарата, – раздался голос старшего обвинителя.
В руках законника показался прозрачный флакон.
– Пентаронн, – проговорил аптекарь. – Сильное успокоительное. Смесь корней, трав и некоторых других веществ, перечисление которых порядком утомит почтенную публику. Обладает хорошим седативным эффектом, имеет широкое применение в медицине в качестве снотворного и обезболивающего, может использоваться для анестезии. Изучив работы зельеваров лаборатории Ронны, где впервые было синтезировано зелье, я лично внес некоторые… модификации, чтобы снизить привыкание и уменьшить нежелательные побочные эффекты.
– Ваши слова в точности соответствуют заключению судебных зельеваров. – Старший обвинитель кивнул с важным видом. – Скажите, вам известны симптомы передозировки пентаронна?
– Разумеется, – с некоторой обидой отозвался господин Кауфман.
Старший обвинитель развернул тонкий лист.
– При регулярном применении зелье приводит к нарушению сна, судорогам, повышенной тревожности, мнительности, злобности, расстройствам социального взаимодействия. Привыкание обычно развивается через полгода с начала приема зелья. В больших дозах препарат вызывает кому, паралич, нарушение дыхания, двигательной функции, речи, снижение рефлексов. Не сочетаем с другими успокоительными, а также препаратами, оказывающими стимулирующее действие на нервную систему.
– Все верно.
– Прошу суд зафиксировать эти слова отдельно.
Сверившись с заключением, господин де Лука подошел к столу судьи и разделил флаконы на три неравные группы.
– Ваша честь, – произнес он, еще раз демонстрируя зажатое в руке зелье. – Перед вами набор препаратов, изъятых при обыске в поместье лорда Кастанелло. Согласно заключению судебных зельеваров, все они так или иначе использовались при лечении лорда Даррена Кастанелло, родного сына подсудимого. Пентаронн, который вы видите сейчас перед собой, сам по себе – очень опасное зелье. Но в сочетании с этими каплями и отварами, – он указал на самую большую группу флаконов, – побочные эффекты зелья усиливаются. Вторая группа, – последовал новый кивок, – ослабляет действие пентаронна, сводя на нет его терапевтический эффект. Проще говоря, препарат становится бесполезным, тогда как побочные эффекты сохраняются. А вот эти зелья, – старший обвинитель показал на темный порошок и флакон с зеленоватой жидкостью, – ни при каких обстоятельствах не должны использоваться вместе с рассматриваемым зельем. Когда судебные зельевары получили этот набор, они подумали, что отдел магического контроля раскрыл заговор черных лекарей, намеренно умерщвляющих пациентов. Представьте, каков был их ужас, когда они узнали, что все это давали одному-единственному ребенку.
Законник вздохнул, замолчав на несколько секунд. Я не видела лиц горожан, сидевших в зале, но чувствовала неприятие, отторжение и гнев, с которым они смотрели на лорда Кастанелло. Он был чудовищем, палачом, безжалостным тюремщиком. И для кого – для единственного сына, беззащитного мальчика.
А ведь когда-то я и сама думала именно так…
Я до боли впилась ногтями в ладони. Как бы мне хотелось оказаться сейчас рядом с супругом… Если бы только я могла оградить его от этих несправедливых обвинений…
Лорд Сантанильо поднял руку и, дождавшись кивка судьи, спокойно произнес:
– Протестую. Обвинение играет с фактами. Защите известно обо всех вышеозначенных свойствах зелий. Это было учтено в курсе лечения лорда Даррена Кастанелло и не использовалось во вред ребенку.
– Заключение лекарей утверждает обратное. Когда отдел магического контроля обнаружил мальчика, он был едва жив. Я лично готов засвидетельствовать это.
– Вы являетесь дипломированным лекарем? – уточнил лорд Сантанильо.
Законник замешкался.
– Нет. Но…
– В таком случае уважаемому суду не имеет смысла брать ваши слова на веру. Лорд Даррен нездоров, и его состояние в момент встречи с вами было вызвано болезнью, а не последствиями лечения.
– И в чем же причина его болезни, милорд адвокат? Как она называется?
– Я тоже не лекарь. – Лорд Сантанильо пожал плечами. – В таких вопросах нам обоим следует доверять профессионалам, а не прибегать к самостоятельным попыткам поставить диагноз.
Старший обвинитель повернулся к аптекарю.
– Вам известно, чем именно болен лорд Даррен Кастанелло?
Почтенный аптекарь покачал головой.
– К сожалению, нет.
– Вы не обследовали ребенка перед тем, как выписать ему лекарства?
– Я аптекарь, а не лекарь, – отрезал господин Кауфман. – Я не езжу к пациентам. Но лорд Кастанелло довольно четко описал мне симптомы. Внезапные неконтролируемые приступы агрессии, повышенная тревожность, судороги…
– Выходит, вы продали сильнодействующие зелья, основываясь исключительно на просьбе лорда Кастанелло?
– Конечно же нет, уважаемый господин законник. Я регулярно получал письма о состоянии мальчика от лекарей, следивших за течением болезни. К сожалению, я не уполномочен разглашать имена, лечение велось секретно…
– Лауди, госпожа Ильда Лауди, лекарка, – поспешно произнес Майло, прежде чем господин обвинитель задал новый вопрос. – Она была последней, кто наблюдал за Дарреном.
– Что? – почтенный профессор теории зелий вскочил на ноги. – Милорд, при всем уважении…
– Господин Лауди, соблюдайте протокол. – Стук молотка оборвал пылкое восклицание профессора. – Поясните суду, в чем причина вашего бурного негодования?
– Лорд Кастанелло утверждает, что лечение его сына велось под руководством моей дочери. Это невозможно.
– Почему? Разве она некомпетентна в подобных вопросах? – поинтересовался старший обвинитель.
– Разумеется! Из-за весьма скудных магических способностей она не закончила даже вводного курса университета, прошла взамен какие-то совершенно никчемные, практически подпольные, лекарские курсы. И те… окончила с трудом. Господа, с болью в сердце вынужден сообщить, что моя младшая дочь – обыкновенная сиделка, способная только менять припарки и выносить из-под больного грязное судно. А речь здесь, как я понимаю, идет о лечении тяжелейшего душевного и физического недуга.
Я с негодованием отвернулась от профессора Лауди, некогда бывшего одним из моих любимых преподавателей в университете. Внутри вскипело возмущение. То, с каким пренебрежением он отзывался о дочери… неудивительно, что она предпочитала годами жить в чужих семьях.
– Госпожа Ильда Лауди, – лорд Сантанильо поднял руку, привлекая внимание судьи, – следовала уже намеченному курсу лечения. И, смею вас заверить, профессор, по словам моего подзащитного, она прекрасно справлялась со своими обязанностями.
– Едва ли… – скептически хмыкнув, профессор Лауди сел.
– Что ж, пример довольно показательный, господа, – вздохнул старший обвинитель. – Господин Кауфман, вы можете назвать нам других лекарей, от которых вы получали письма?
– Нет, не могу.
– Лорд Кастанелло?
Адвокат протянул законнику несколько листков.
– Что же. – Законник внимательно вчитался в текст. – Профессор из университета Ронны, лекарь из Льермо… южная провинция Ниаретта, если не ошибаюсь… и некий мастер аль-Таир, циндриец, практикующий исключительно у себя на родине.
– Защита готова отправить лекарям повторные запросы, чтобы подтвердить выбранный курс лечения лорда Даррена Кастанелло.