– Удобно, не правда ли? – неприятно усмехнулся старший обвинитель.
– Что именно?
– Сначала вы просите ускорить ход дела, а теперь сами же ищете путей отсрочки, разве не так? Нет, милорды. Один раз суд уже пошел вам навстречу, второго не будет.
Он обернулся к залу.
– На примере госпожи Ильды Лауди, сиделки без образования, мы легко могли убедиться, насколько тщательно лорд Кастанелло подбирал лекарей для так называемого… – Законник сделал характерное движение руками. – «Лечения» своего сына. Господин Кауфман, обвинение более не имеет вопросов к свидетелю.
Адвокат взял слово. Лорд Сантанильо четко и обстоятельно изложил симптомы болезни Даррена, предоставил полученный от почтенного аптекаря примерный список лекарств и сообщил периодичность, с которой лорд Кастанелло обращался за новой партией. По всему выходило, что приступы повторялись регулярно, но не очень часто, и полученных зелий хватало ровно на то, чтобы купировать опасные состояния, не давая ребенку навредить себе и окружающим. Лорд Кастанелло строго следовал инструкциям. Он никогда не допустил бы, чтобы с его сыном произошло что-то дурное.
Вот только после выступления старшего обвинителя и столь неудачного вмешательства профессора Лауди чувствовалось, что мало кто верит убедительным словам адвоката. Судья хмурился, качал головой, публика вполголоса перешептывалась. И все чаще то там, то тут звучали печально знакомые нападки: «отравитель», «убийца», «синяя борода»…
А когда допрос господина Кауфмана закончился и старший обвинитель предоставил суду отчет лекарей о состоянии Даррена, дело и вовсе показалось безнадежным. Без успокоительных зелий, вдали от отца, мальчику неуклонно становилось лучше. Мы с Майло и так знали об этом из наших тайных свиданий с Дарреном. Это безумно радовало, но сейчас старший обвинитель вывернул все наизнанку, выставив лорда Кастанелло человеком, способным намеренно причинить вред собственному ребенку.
Каждое слово законника впивалось в сердце острым ножом. А Майло… Я даже вообразить не могла, что сейчас чувствовал супруг.
– Мужайтесь, Фаринта, – вполголоса проговорил господин Кауфман, уступивший мне место на скамье. – Все еще наладится, вот увидите.
Как бы мне хотелось ему верить…
Отпустив последнего свидетеля, старший обвинитель обернулся к залу, замершему в ожидании окончательного вердикта.
– Жители Аллегранцы, – напыщенно произнес он. – Уважаемые члены суда, ваша честь. Все мы привыкли уважать лорда Кастанелло, без сомнения, одного из величайших ученых нашего времени, новатора, мецената, славного продолжателя древнего и уважаемого рода. Но сегодня он открылся перед нами с совершенно новой стороны. Лорд Майло Кастанелло впервые показал свое настоящее лицо – лицо хладнокровного убийцы и отравителя, не пожалевшего ни жен, ни даже собственного сына.
Он шагнул вперед. Сотни глаз напряженно следили за коренастой фигурой законника.
– Мы хорошо знаем, что бывает с людьми, вызвавшими гнев лорда Кастанелло. Леди Олейния Осси. Лорд Сайрус Ранье. Господин Руджеро Бренци. И три прекраснейших женщины, которым не посчастливилось стать женами вероломного убийцы – госпожа Эрлисия Ренорд, леди Жиневра Террини, леди Элейна Себастьяни. Если бы законники промедлили еще немного, этот список пополнился бы новым именем. Лорд Даррен, единственный сын лорда Майло Кастанелло, который до недавнего времени считался погибшим вместе со своей матерью. Кто знает, свидетелем каких преступлений стал ребенок, если его безжалостно лишили всего – здоровья, сил, счастливого и беззаботного детства в окружении любящих людей. Не вышло ли так, что мальчик видел смерть первой жертвы своего отца?
Кто-то охнул, раздались редкие горькие всхлипы. На заднем ряду послышался встревоженный шепот: особо впечатлительная женщина упала в обморок. Старший обвинитель торжествующе сверкнул глазами, довольный произведенным эффектом.
– Обвинение требует немедленного помещения подсудимого в тюрьму, поскольку очевидно, что он представляет серьезную угрозу для общества. Необходимо заново возобновить следствие о гибели трех леди Кастанелло в связи с новыми обстоятельствами. Лорд Майло Кастанелло также в судебном порядке должен быть отстранен от руководства «Современными магическими технологиями». Компания должна поступить в единоличное владение второго партнера, лорда Фабиано Себастьяни, с согласия оного. По отношению к лорду Даррену Кастанелло должна быть установлена опека Короны с последующей возможностью усыновления ближайшим родственником. Права наследования имущества сыном подсудимого следует рассмотреть на отдельном слушании.
Задние ряды взорвались злыми яростными криками, настолько громкими, что у меня заложило уши. Обвинения, словно приливная волна, нарастали, заполняя зал, заражая всех и каждого, подобно моровому поветрию. Отовсюду посыпались оскорбления, проклятия, несколько человек поднялись со своих мест, потрясая кулаками. Деревянный молоточек несколько раз ударился о стол, но тщетно: разбушевавшихся горожан было уже невозможно призвать к порядку.
Я замерла на скамье, стиснув подол юбки. Вдох, выдох, вдох… Бесполезно. Ненависть, разлитая в воздухе, как будто проникала через кожу, растекалась по крови с каждым новым вдохом, ускоряя рваный ритм сердца. Я была переполнена ненавистью, чужой и чуждой.
Как могли все эти люди, не зная правды, осуждать невиновного человека? Как посмел старший обвинитель исказить факты, вывернуть суть происходящего исключительно ради собственной мелочной выгоды и пяти минут триумфа? Почему бездействует судья, почему позволяет вершиться несправедливости прямо на его глазах? И Корвус… разве он не обещал нам защиту? А теперь СМТ потеряны, Даррен потерян и Майло – мой Майло – осужден за преступления человека с красным перстнем…
– Коварный преступник! Детоубийца! Отравитель!
Что-то – кажется, скомканная газета – перелетело через наши головы и шлепнулось на пол в полуметре от Майло и лорда Сантанильо. Следом полетела вторая, третья. Несколько человек попытались добраться до скамьи подсудимых, но, на счастье, были остановлены охранниками. Судья сорвался на крик, требуя прислать в зал подмогу, но его голос едва различался в гуле разъяренного человеческого улья.
Я тоже вскочила на ноги, подстегнутая всеобщей яростью, неестественно жуткой и сильной – и тут же чей-то локоть больно ударил под ребра, отталкивая меня прочь. Полный мужчина с высоко поднятым воротом плаща даже не обернулся, продолжая пробивать себе дорогу к передним рядам.
Господин Кауфман удержал меня от падения, мягко подхватив под локти, помог выпрямиться. Но ненадолго. Подоспевшие охранники оттеснили толпу назад, и обозленный незнакомец, только что толкнувший меня, ударил еще раз – теперь уже специально, расчетливо и зло. Мелькнуло полускрытое за воротом лицо, искаженное гримасой ярости, вспыхнула острая боль в лодыжке – и я вновь рухнула на скамью.
– Безумие, – пробормотал старый аптекарь. – Какое же безумие…
В подтверждение его слов толпа взорвалась новыми яростными криками.
– Убийца! Мерзкий убийца!
– Да как тебя только земля держит!
– В тюрьму его! На каторгу, как беднягу Бренци!
– Лучше сжечь! Сжечь всю эту поганую семейку! И его выродка вместе с ними!
Это стало последней каплей.
– Прекратите! – Я с трудом узнала свой голос, отчаянный и ломкий. – Как вы смеете? Вы ничего не понимаете!
Я вскочила на ноги так резко, что перед глазами потемнело. Я стояла одна в окружении враждебной, распаленной толпы, чувствуя, как живое человеческое кольцо вокруг медленно и неотвратимо сжимается. Дикая, слепящая ярость сводила с ума. Каждый вдох давался с трудом. Кружилась голова, кружились цветными крупинками калейдоскопа искаженные злобой лица – светлое, темное, темное, красное, красное, красное…
Два ярких топаза – словно переполненные энергией накопители рода Себастьяни – мелькнули в толпе. Насыщенно-синие глаза, глаза судебного менталиста, смотрели на меня с отстраненным холодным любопытством. И я вдруг почувствовала – на один короткий удар сердца раньше, – что должно произойти что-то непоправимое.
Что-то должно было случиться. Если я не смогу добраться до мужа, что-то случится – не так уж важно, что именно, важно лишь, что от этого знания тревожно обрывалось сердце. Я могла потерять его – моего Майло, потерять, так и не успев по-настоящему насладиться нежданным счастьем…
Не раздумывая ни секунды, я бросилась вперед.
Я едва понимала, что делаю. Все как будто происходило не со мной. Тело, ватное и непослушное, стало совершенно чужим, лица людей слились в одно мутное пятно, в висках резкими болезненными ударами стучала кровь. Перед глазами повисла алая пелена. Крики, шум – все доносилось как будто издали, как сквозь толщу воды. Безумие, настоящее безумие…
«К Майло, – пульсировало в голове. – Надо прорваться к Майло».
Черные кители законников, плывущие ко мне сквозь пестрое озеро отчего-то перепуганной публики. Крепкие пальцы, до синяков стискивающие запястья. Густые капли крови на светлом полу.
Что-то рвалось внутри меня, лопалось, сметая преграды и заслоны, пытаясь выбраться наружу. Я должна была успеть. Добраться. Дотронуться.
Или…
Словно со стороны я услышала свой громкий крик:
– Палачи! Никчемные трусы! Майло, любимый!
Вспышка боли, поворот – и тело вновь на свободе. Где-то на самой грани восприятия мелькнуло искаженное лицо старшего обвинителя, мои пальцы больно и цепко впились в черные плечи. Удар коленом, толчок – полный боли стон пробился сквозь заволакивающий сознание красный туман.
– Держите ее!
– Фаринта! – Родной голос, его голос, был совсем близко. – Кто-нибудь, помогите моей жене! Вы что, не видите, что ей плохо? У нее кровь!
– Не дергайтесь, милорд Кастанелло!
Я не видела – чувствовала – что Майло тоже тянулся ко мне. Но черные спины заслонили от меня супруга, растащили нас в разные стороны.