Пришлось, спрятав как можно глубже горечь и грусть, вернуться к гостям. Отвечать на любезные расспросы, попробовать, на радость Лоиссе, по кусочку всех ее изысканных блюд и даже от нашего с Майло имени произнести короткий тост, поздравляя молодых Ленсов. Роль радушной хозяйки поместья никогда не казалась мне настолько тяжелой, как сейчас, когда рядом не было надежного плеча супруга. Но я дала себе слово приложить все усилия, чтобы помочь Мелии и госпоже Ленс достойно принять гостей. Слуги поместья Кастанелло сделали для меня столь много, до последнего оставаясь на нашей стороне, что это казалось самым меньшим, чем я могла отплатить за помощь и заботу.
Вот только это не спасало от удушающего чувства одиночества.
– Он еще придет. – Мелия опустилась на скамью рядом со мной, протянула бокал вина. – Вот увидите, миледи.
– Конечно, – рассеянно кивнула я в ответ, хотя на самом деле вовсе не была в этом уверена.
На один короткий момент идея напиться до беспамятства показалась мне не такой уж беспросветной глупостью. В конце концов, разве не это обычно происходит на чужих свадьбах со всеми одинокими, запутавшимися и уставшими от бесконечных неясных намеков людьми?
Наверное, проницательная в любовных делах горничная что-то прочитала в моих глазах, потому что весь оставшийся вечер слуги старались не оставлять меня надолго одну. Мелия и Клара попеременно подсаживались поболтать, а когда на площадке для танцев появились музыканты, Джакомо, поощряемый женщинами, затащил меня в круг и мужественно вытерпел все попытки оттоптать ему ноги.
Пожалуй, именно танцы смогли поднять мне настроение. Поначалу я чувствовала себя неловко среди танцоров, с раннего детства знавших каждое движение народных иллирийских танцев, но вскоре уже свободно прыгала и кружилась наравне со всеми. Ноги сами вспоминали танцевальные шаги, как будто когда-то давно – я и сама не могла вспомнить, когда, – я знала их наизусть. И это удивляло, поскольку безрадостная жизнь в приюте Ллойдов никак не вязалась в голове с шумными деревенскими праздниками. А уж представить на подобных танцах чопорных пансионерок или – что еще более нелепо – Лайнуса, господина Ридберга или лорда Эдвина Осси…
Или Майло. Именно его лицо, озаренное мягкой ласковой улыбкой, я хотела бы видеть перед собой, его крепкие руки я хотела бы чувствовать на своей талии. И не только…
Танцевать сразу же расхотелось. Сославшись на усталость, я попросила Джакомо отпустить меня и поискать другую партнершу. Клара, давно бросавшая на нас украдкой красноречивые взгляды, тут же увлекла старшего из братьев Ленс обратно на площадку, где к этому времени оставалось уже не так много танцоров.
Чтобы избежать излишнего внимания Мелии, я вызвалась провожать гостей. Кареты и повозки одна за другой уезжали из поместья, увозя разрумянившихся после танцев двоюродных сестер Лоиссы, родителей братьев Ленс, музыкантов. Незаметно ускользнули молодожены, уединившись в специально подготовленной для них новой спальне. Джакомо и Клара, все еще пританцовывая, скрылись в подсобном доме, где еще недавно делили комнату оба брата. Госпожа Ленс ушла пораньше, единственная из всех – одна.
Не считая меня, разумеется.
Последняя карета скрылась за поворотом. Мелия с ужасом оглядела столы, полные грязной посуды, и устало махнула рукой.
– Пойдемте спать, миледи, – проговорила она. В голосе слышалось плохо скрываемое сочувствие. – Я помогу вам с платьем.
Через плечо горничной я разглядела на парадном крыльце поместья худой долговязый силуэт господина Сфорци, обрамленный светящимся прямоугольником приоткрытой двери. И покачала головой.
– Идите, Мелия. Я справлюсь.
– Вы уверены? – подозрительно прищурилась служанка.
Я кивнула.
– Хочу немного прогуляться по саду. Идите.
С явной неохотой она отвернулась от меня и поспешила в дом.
Вечерний сад был тих и пуст. Скамейки, где во время официальной части церемонии сидели гости, давно перенесли к столам, а красную дорожку, скатав, убрали в кладовую. От украшений остались лишь нитки бусин на ветках аккуратно подстриженных кустов и обвившие колонны беседки белые ленты, отливавшие в полумраке серебристо-синим светом.
Облокотившись на мраморные перила, я, затаив дыхание, смотрела, как мерцают в недостижимой вышине крохотные яркие звезды. В середине весны нередко случались звездопады, и почему-то именно сейчас мне хотелось увидеть хотя бы одну падающую звезду. Загадать желание, чтобы возникшая в моем воображении картина однажды стала явью – увидеть Майло под руку с нашей дочерью…
Что-то коснулось моих плеч. Я вздрогнула, оборачиваясь – и оказалась в кольце сильных рук. Супруг обнял меня, накинул на спину только что снятый пиджак.
– Опять мерзнешь, – укоризненно прошептал он, расправляя плотную ткань, все еще хранящую тепло его тела и едва уловимый, сводящий с ума терпкий мужской запах.
– Майло, – бессильно выдохнула я, прижимаясь щекой к его груди.
Он обнял меня бережно и нежно, скользнул рукой по спине. Сердце, до краев переполненное смесью горько-сладких чувств, сжалось. Воздух вырвался из груди с тихим всхлипом. Глаза защипало.
– Фаринта? – В голосе супруга послышалась тревога. – Ты плачешь? Ну что ты…
– Я… – Я моргнула, чтобы прогнать неуместную предательскую влагу. Некстати вспомнились ярмарка и обещание, данное Майло: «Больше никаких слез…»
Всего два месяца назад я так же стояла под бескрайним небом, укрытая от зимнего холода теплым плащом, и никак не решалась прикоснуться к руке супруга. А месяц спустя встречала ночь в тихой и сонной Аллегранце, на широком балконе родового дома семейства Кастанелло, и тоже не нашла в себе смелости, чтобы сделать единственный крохотный, но такой важный шаг.
Тогда я не понимала, что ждать неизвестного «правильного» момента, удачного стечения обстоятельств, взаимного порыва – все равно что до утра вглядываться в небо в надежде загадать желание на падающую звезду. А ночь, тихая, звездная, полная неизъяснимой неги, не будет длиться вечно. Мы и без того потеряли слишком много времени…
Я медленно подняла голову от плотного сукна жилета и взглянула в серые глаза мужчины, которому отдала свое сердце.
– Я…
– Фаринта, милая… что случилось?
Теплые пальцы коснулись щеки, смахивая одинокую слезинку. Майло смотрел на меня недоуменно, взволнованно, но вместе с тем в глубине темных зрачков я прочла скрытые, приглушенные разумом чувства – настоящие, искренние, живые.
И решилась.
– Я люблю тебя, – прошептала и, привстав на цыпочки, приникла к его губам.
Майло ничего не сказал в ответ. Но то, как он поцеловал меня – сила его рук, настойчивость губ, шальной затуманенный взгляд – было куда красноречивее любых признаний. Его ладони скользнули по моей спине вниз, и жар этого прикосновения обжег даже сквозь плотный шелк.
Он первым разорвал поцелуй. Разорвал – но не отстранился, остался стоять так близко, что наше дыхание смешивалось в прохладном ночном воздухе.
– Идем домой? – тихо предложил он. – Уже поздно.
Подбородка коснулись горячие пальцы, вынуждая приподнять голову. Я взглянула на Майло, и в потемневших глазах супруга прочла совсем иной невысказанный вопрос. Сердце гулко ударилось о ребра.
– Мелия ушла спать. А это платье…
Уголки его губ дрогнули.
– Ах вот как, – сказал Майло таким тоном, будто тоже вспомнил нашу жаркую встречу в гостиной. – Я сам помогу тебе. В конце концов, мы муж и жена.
– Да, но… – Я помедлила мгновение. – Не по-настоящему. Не до конца.
– А ты бы хотела этого? – Горячая ладонь скользнула по краю воротничка моего платья. – По-настоящему…
Я уже давно знала ответ.
– Да. А ты?
Он крепко прижал меня к себе, хрипло выдохнув в самые губы.
– Да.
Не разжимая объятий, мы зашагали по вымощенной камнем тропинке к темному тихому дому, а над головой расстилалось бархатным куполом насыщенно-синее небо, расшитое крохотными жемчужинами звезд. Ярко светила высоко взошедшая луна – была почти полночь, самая середина весны. И сердце в груди замирало от сладкого и чуточку нервного предвкушения долгожданной близости.
Нашей первой близости.
Ключ повернулся с тихим щелчком, отрезая нас двоих от остального мира.
– Так-то лучше, – усмехнулся Майло. – Никаких незваных гостей.
Оставшись наедине с супругом, я вдруг ощутила совершенно непонятную робость. Вокруг было тихо – настолько тихо, что я могла услышать шелест юбок и собственное прерывистое дыхание, а от стука каблучков по паркету разносилось негромкое эхо. Хотелось нарушить эту странно-торжественную тишину, потянуться к супругу, но отчего-то последний шаг оказался сложнее всех предыдущих.
Майло сделал его за меня.
Он встал за моей спиной, едва различимый в полумраке, огладил руками мои плечи, сбрасывая небрежно накинутый пиджак. Ловкие пальцы скользнули вдоль позвоночника по плотному ряду мелких пуговок. Майло фыркнул – кончик его носа коснулся чувствительной кожи за ухом. И я тоже не сдержала нервного смешка.
«Сколько их там – тридцать? Сорок? Кажется, Мелия провозилась добрых четверть часа. И кто только придумал такие неудачные фасоны женских платьев? Гораздо удобнее, когда крючки расположены спереди…»
Я потянулась к застежкам, но Майло мягко отвел мои руки.
– Позволь мне, – хрипло проговорил он.
Воротничок-стойка ослабил свою хватку – сдалась первая пуговица. Жаркое дыхание супруга обожгло шею – и тут же за ним последовал легкий, почти невесомый поцелуй, от которого по телу пробежала волна сладкой дрожи. Я выдохнула, отклоняя голову в сторону, открываясь для новых прикосновений. Хотелось еще, еще и еще.
Медленно, пуговичка за пуговичкой, Майло расстегивал мое платье. Тугие петли поддавались умелым пальцам неожиданно легко, вот только супруг не спешил избавлять меня от одежды. Напротив, казалось, он растягивает удовольствие, лаская каждый кусочек обнажающегося тела. Плечи, шея, спина. Легкие, жаркие, сводящие с ума прикосновения и поцелуи. Пальцы супруга скользнули под плотную ткань лифа, дразня затвердевшие соски невесомыми прикосновениями.