Но если ты так и не встретил его – сожги все…
Я ухожу, но ухожу с надеждой. С надеждой сохранить твою свободу и вернуть свою, с надеждой обнять тебя когда-нибудь в будущем, которое обязательно будет светлым.
Люблю тебя».
Несколько долгих секунд я стояла, переводя дыхание и стараясь унять дрожь в пальцах. Требовалось время, чтобы осмыслить произошедшее. Ментальная магия, записи, способные спасти или погубить нас всех, менталист – кто-то близкий, кому леди Элейна так опрометчиво доверилась.
Мог ли этот человек оказаться ее родным братом?
Майло подошел ко мне, коснулся плеча. Я без слов протянула ему записку леди Элейны и отступила на шаг, оставив супруга наедине с последним письмом погибшей жены.
Ящик стола, защищенный накопителем, напитанным внушающей ужас ментальной магией, открылся уже привычным способом: нужно было несильно надавить на медную оправу кристалла и повернуть его, дождавшись негромкого щелчка. Внутри оказалась стопка писем, перевязанная лентой, и несколько кожаных папок. Рядом лежала еще одна заготовка под медальон, вставленная в золотую оправу.
Письма первыми привлекли мое внимание. Я бегло пробежалась по ним взглядом. На каждом конверте значился один и тот же неизвестный адресат: «Розельдине Ллойд. Главное почтовое отделение Аллегранцы, до востребования».
Короткая записка в верхнем конверте гласила:
«Драгоценнейшая!
Советую тебе одуматься. Ты знаешь, что случится, если твой секрет раскроется. Если думаешь, что супруг поймет и простит тебя, – не заблуждайся. То же касается и всех остальных. Подумай, как повлияет твое упрямство на тех, кто тебе по-настоящему дорог, какую тень это бросит на них, и прими верное решение».
Я открыла наугад еще несколько конвертов. Каждый из них содержал похожие записки – несколько сухих строк с угрозами или указаниями и никакой подписи. Упоминались кристаллы, технологические схемы, партнерские контракты, направления развития производства.
«Проведи тесты с минералами Ридберга, если не подходят для применения слабыми магами, инициируй отмену контракта. Отработай схемы связи с присланными зельями».
В голове сам собой всплыл недавний рассказ Майло о СМТ: «Элейна всегда отговаривала меня от этого… Фабиано был против». Теперь я ясно видела цену этим аргументам.
Самое последнее письмо из стопки не имело адресата – просто бумажка, сложенная вчетверо, похожая на записки, какими обмениваются студенты на скучных лекциях.
«Моя драгоценнейшая Розельдина!
Присмотрись к мальчишке М., его работа может лечь в основу нашего плана. Заполучи его верность любым, – подчеркнуто, – способом».
По телу пробежала холодная дрожь. Не нужно было гадать, кем оказался тот мальчишка – юный лорд Майло Кастанелло, экспериментировавший в университете с созданием синтетических накопителей, способных заменить баснословно дорогие и редкие артефакты ручной работы.
«СМТ никогда не появилось бы на свет, если бы не Элейна и Фабиано Себастьяни, – сказал мне когда-то супруг. – Они поверили в меня, разделили мои дерзкие идеи, вложили средства из собственного кармана… Элейна помогала мне в исследованиях. Ее идеи…»
Ложь. Ее интерес, ее помощь, ее чувства оказались ложью, очередной пьесой в театре марионеток, пляшущих под умелыми пальцами кукловода. Было ли во всем этом хоть что-нибудь настоящее? Я не знала.
Но поиски правды – если она вообще существовала – привели нас сюда. Ответ находился здесь, в ящике под стопкой безликих писем.
Я медленно развязала темный шнурок на кожаной папке – так, словно края ее смазали ядовитой циньей.
Самый страшный секрет леди Элейны занимал едва ли десяток листов. Стандартная схема преобразования многокомпонентного зелья, подходящая для целого ряда активных веществ, была заключена в кокон магического плетения, который я научилась распознавать после долгого изучения чертежей из лаборатории. И вокруг – выделенные красными чернилами штрихи и узлы с короткими подписями, указывающими силу воздействия. Красный заголовок над схемой оказался лаконичным – одно короткое слово:
«Страх».
Внезапное осознание накрыло волной леденящего кровь ужаса, как будто нарисованный кристалл воздействовал на меня прямо с тонкого листа бумаги.
Передо мной был артефакт, способный влиять на разум человека. Артефакт, способный, благодаря использованию нужного зелья и постоянной энергетической подпитке, обойти основное ограничение ментальной магии, известное даже самому темному селянину, до сих пор верящему в сказки про злокозненных ведьм.
«Не дай ей к себе притронуться, и все будет в порядке».
Что ж, теперь не так.
Больше не нужно было касаться плоти. Не нужно было видеть жертву, взаимодействовать с ней. Я никогда не поверила бы, если бы не имела возможности убедиться в том, что изобретение леди Элейны работает. Кристалл в детской игрушке – «Защита». Артефакт, запиравший вход в лабораторию, – «Страх».
– Майло, – тихо позвала я, – кажется… кажется, это то, что мы…
Губы застыли. Горло окаменело, ни звука не вырвалось наружу. В моей голове еще затихало эхо невысказанных слов, которые я вовсе не собиралась скрывать от супруга – «соединение зелий, артефакторского плетения и ментального воздействия», «главная работа леди Элейны», «невероятно опасная магия», – но что-то мешало мне произнести их вслух.
Пугающе знакомое чувство…
– Фари? – Майло поднял взгляд от письма, посмотрел на меня с недоумением и зарождающимся волнением. – Все в порядке?
Я не смогла ответить. Не успела поймать ускользающую мысль. Удар сердца, короткий вдох – и ментальный приказ обрушился на мой разум с силой кузнечного молота.
Должна была прийти боль, но я ее не почувствовала. Магия, взорвавшаяся внутри яркой вспышкой, должна была бросить меня на колени, скрутить в мучительных спазмах. Я должна была ослепнуть и оглохнуть от боли. Но этого не произошло. Тело стояло ровно и прямо, словно бы ничего не случилось.
Тело, мое и не мое одновременно.
Я больше не принадлежала себе.
Бессилие, бессилие, бессилие… Отчаяние билось внутри, царапая крошечную живую – осознающую все происходящее – частичку сознания. А остальное… Остальное заволакивала тьма. Маслянисто-густая, давящая, всепроникающая чернота чужой воли. Воли, медленно вытирающей саму мою суть.
«Отыщи записи и принеси их мне, моя драгоценная. Я не могу рассказать тебе всего, не могу описать, что именно мы с тобой ищем. Но ты узнаешь, как только увидишь это своими глазами – источник истинного могущества для таких, как ты и я. Ты поймешь, когда увидишь. Поймешь…»
– Фари?
Глубоко внутри я захлебывалась отчаянным криком, но наружу не прорвалось ни звука.
«Нет, нет, нет!»
Чужие – мои? – пальцы сомкнулись вокруг кожаной папки.
– Все в порядке, – услышала я словно со стороны собственный пустой, незнакомый голос. – Я хочу взять эти документы, они мне нужны.
«Не соглашайся, умоляю тебя, не соглашайся! Майло, любимый…»
Супруг пожал плечами.
– Конечно. – Ровным голосом ответил он. – Бери все, что сочтешь нужным, изучим в поместье.
Рука легла на поручень перил. Я изо всех сил попыталась отбросить себя назад, но тело не слушалось – словно марионетка, лишенная воли, я могла лишь чувствовать, как натягиваются уходящие вверх и в пустоту невидимые нити. И наблюдать.
«Нет!»
Сражаться с собой было не легче, что пытаться выбраться из вязкой трясины. Чужая воля, безраздельно завладевшая моим разумом, поглощала меня, тянула в омут беспамятства, стремясь погасить последнюю крохотную искорку рассудка. Я сопротивлялась ей с отчаянием тонущего человека, я кричала, срывая голос, но черная смола сковывала движения, заливалась в нос и рот.
Сопротивление убивало. Подчинение же обещало забвение – сладкое, блаженное забытье.
«Нет! Никогда больше!»
Ладони с силой ударили по темной глади омута, выбрасывая меня – наверх, наверх. Где-то на грани слышимости раздался тихий скрежет ногтей по металлу. Шаги затихли.
Майло повернулся. И вдруг посмотрел, так пристально и внимательно, будто пытался заглянуть в самую глубину моих глаз. Увидеть, почувствовать за бесстрастной оболочкой тела меня настоящую.
«Останови меня, останови меня, останови меня…»
– Фари… – медленно произнес он, делая осторожный шаг ко мне. – У тебя кровь…
Словно ощутив угрозу во взгляде супруга, чужая воля бросила мое тело прочь – и одновременно Майло метнулся вперед. Сильные руки мужа обхватили талию, дернули меня, прижали к широкой груди – осторожно, но крепко, не давая освободиться. Новый рывок, еще и еще. Бесполезно…
«Помоги мне, Майло. Прошу…»
Внутри клокотала удушающая беспомощность – как будто я была вынуждена смотреть разворачивающееся действо безумной пьесы не из глубины темного зала, а прямо со сцены, сквозь равнодушные глаза актрисы, занявшей мое тело на время постановки. Это ее руки с неженской силой отталкивали супруга, ее пальцы тянулись к ступеням лестницы, ее горло хрипело бессвязные слова заученной роли.
– Пусти! Пусти!
– Фари, да что с тобой?
Тело не чувствовало боли. Боль была отключена, и оттого все старания супруга остановить это безумие встречали яростное, почти животное сопротивление. Ногти впились в любимое лицо, царапая, разрывая кожу. Майло зашипел сквозь стиснутые зубы, но не выпустил меня из сковывающих объятий. И тогда в ход пошли кулаки. Удар, еще удар. Он не уворачивался, не отводил взгляда.
Но на один миг – всего на миг – ослабил хватку.
Рывок назад оказался настолько сильным, что мое тело, одержимое чужой волей, со всей силы впечаталось в некстати оказавшийся за спиной стол, опрокидывая стоящее рядом кресло, сметая бумаги и выворачивая злосчастный ящик.
Яркая вспышка.
Магия, исходящая от лежавшего в ящике медальона, на мгновение ослепила меня, невыносимо ярким светом изгоняя тень чужого присутствия в дальние уголки разума. Ментальный приказ не испарился, не исчез навсегда – я чувствовала, что он въелся в меня глубоко, до самых корней, и короткая очистительная волна не могла полностью смыть его следы, – но артефакт дал мне время. Пусть и на краткие минуты, но я снова стала собой.