Прижавшись к плечу супруга, я закрыла глаза и попыталась расслабиться. Это оказалось не так-то просто. Майло – живой, горячий – находился так близко, что в голову почти против воли лезли совсем другие, сладкие воспоминания о нашей первой ночи, полной жаркой страсти. Но постепенно я смогла отрешиться от соблазнительных образов обнаженного супруга и переключиться на куда менее приятные моменты моей жизни.
Тюрьма. Четвертая свадьба. Лорд Эдвин Осси.
Наигранный смех, улыбки, словно приклеенные к губам. Прикосновения, прикосновения, прикосновения, череда лиц, слившихся в одно мутное неясное лицо. Помолвка, предложение, сделанное в присутствии родителей Эдвина, неверящий вскрик и презрительная гримаса леди Олейнии. Идеальные – слово в слово из томного дамского романа – ухаживания. И такое же фальшивое, ненастоящее, выдуманное счастье.
Работа у почтенного аптекаря, давшая мне желанную независимость и свободу – как выяснилось, иллюзорную. Три года учебы в университете. И еще три – под замком у господина Ридберга, почти в плену. Еще одна иллюзия, на этот раз – идеального брака, служившего лишь ширмой для запретных связей.
Лайнус, импульсивный, увлекающийся. Когда-то мне верилось, что я действительно влюблена в него, но вспыхнувшие в одно мгновение чувства оказались очередной ложью. Я хорошо помнила день нашей встречи, момент, когда я впервые ступила на мостовые Аллегранцы. Помнила высокие ворота Северной арки, свое удивление, радостное и чуточку нервное предвкушение перемен. Передо мной, обрамленный аркой полукруглого свода, лежал прекрасный город – разноцветные дома с красными черепичными крышами и извилистые старые улочки, запах пряного вина, жареных каштанов и сдобы, громогласный вопль клаксона первого увиденного в моей жизни самодвижущегося экипажа и мерный бой часов на шумных площадях. А позади…
Пустота.
«Госпожа Фаринта Веритас, вдова почтенного господина Салуса Веритаса, девятнадцать лет. Прибыла на утренней почтовой карете, следовавшей из Бальино в Аллегранцу одиннадцатого дня второго месяца». И больше ничего.
От каждого слова отчетливо веяло фальшью.
Все это было не то, не то.
Я разочарованно выдохнула, открывая глаза.
«Начни с того, что точно о себе знаешь. И иди глубже».
Стояла тихая ясная ночь – в темном квадрате окна можно было разглядеть крохотные мерцающие точки звезд. Свечи уже догорели, и лишь несколько последних огоньков все еще плясали у основания медных подсвечников, отбрасывая на стену причудливые желтые отсветы. Майло задремал, уткнувшись носом мне в волосы. Я чувствовала у виска его легкое дыхание.
Все это и было… настоящим. Лежать рядом, глядя на мерцание догорающих свечей, и чувствовать в крепких объятиях покой и защиту. Доверять. Делиться дорогими и важными мелочами. Раскрываться друг перед другом.
«Я всегда любила смотреть на звезды…»
Наш первый откровенный разговор. Первый раз, когда я рассказала Майло что-то действительно личное – крошечное воспоминание о ночном причале и звездах, отражавшихся в черной воде залива. Единственная картинка из далекого детства, в реальность которой я верила все эти годы.
Может быть, вот она, заветная точка отсчета?
Я начала с темноты. Закрыла глаза, отрешаясь от мира вокруг, и представила себе бескрайнее черное небо, усеянное крохотными точками звезд. Ясная тихая и безветренная ночь, от самого берега до горизонта ни облачка. Кажется, стояло лето – доски причала были теплыми, насквозь пропитавшимися жаром солнечного полдня, и искушение почувствовать это тепло босыми ногами оказалось так велико, что я оставила туфли еще на берегу, прежде чем забраться сюда. Да, точно, самая середина лета, время большой летней ярмарки, разворачивавшей свои шатры по всему побережью. А значит, прямо над головой я должна была видеть Большой ковш, а рядом – Ночного пастуха и острые зубцы Короны. Лебедь, раскинув крылья, плыл по Звездной реке, и на его темное беззвездное брюхо целился клювом хищный Орел. А внизу, у самой кромки горизонта, сверкала ярчайшая звезда на летнем небосводе – добродушный глаз Пса, защитника и проводника заблудившихся путников.
Быть может, он станет путеводной звездой и в моих воспоминаниях.
Мысленно я провела линию горизонта под самым Огненным глазом, и яркая точка отразилась в черноте залива. Вслед за ней все другие звезды упали вниз, наполняя картину объемом и светом. Бледные отражения слегка подрагивали, колыхались – идеально полукруглый залив в штиль походил на гладкое зеркало, но вода никогда не была абсолютно спокойной.
Море наполнило картину звуками и запахами. Плеск волн, разбивавшихся о деревянные сваи причала, шуршание прибоя, лижущего песчаный берег за моей спиной. Запах морской воды, соли и водорослей. Голоса людей, гуляющих по набережной, веселая мелодия народного танца – едва различимые звуки города, сливавшиеся в неясный гул. Глаза привыкли к темноте, и я рассмотрела у самой кромки, где небо соединялось с морем, тонкую полоску противоположного берега залива.
Тишина, безмятежность. Вокруг меня кипел и бурлил растянувшийся подковой портовый город, не спящий даже ночью, но здесь, на крохотном далеком причале, я могла представить, будто я одна в огромном мире. Могла остаться наедине с собой. Увидеть себя настоящую.
Шаг, другой. Пальцы ног коснулись края причала. Перегнувшись через перила, я заглянула в манящую черноту, полную светящихся точек.
«Покажи мне, – прошептала я, глядя на отражение девочки, застывшее среди звезд, и мысленно потянувшись к своей силе. – Покажи мне… меня».
Вода подернулась рябью, смазывая идеально четкую картинку. Набежавшие волны лизнули опоры причала и откатились прочь с тихим шорохом шелковых юбок. Светлые пятна – голова, тонкие руки, сжимавшие деревянные перила – появились вновь.
Но я была другой.
– Рин! – раздался сквозь шум моря девичий оклик. – Иди к нам.
Словно со стороны я увидела, как хрупкая фигурка – теперь она стала выше, тоньше, старше, а мягкая глубокая синева моря превратилась в гладкий синий шелк – оттолкнулась от мраморного парапета балкона и обернулась на голос. Стайка девочек – золото, жемчуг, атлас и шелк – ждала в глубине коридора. Одна из них помахала рукой, приглашая присоединиться к их компании.
Они пошли вместе – четыре девочки, внешне почти неотличимые друг от друга. Воспитанницы известного на всю Иллирию пансиона для магически одаренных девиц, существующего под покровительством леди Синтии и лорда Бехо Ллойд. Начитанные, образованные, утонченные. Похожие – но вместе с тем абсолютно разные. Три из них были благородными юными леди, для которых носить шелка и драгоценности так же естественно, как дышать. Четвертая же…
Сиротка Фаринта Ллойд.
«Я».
Я, я, я. Та же самая девочка, что когда-то стояла на самой кромке причала посреди темноты. Откуда-то я знала, что важно помнить об этом, важно не позволять нашей связи ослабеть.
В беспрерывном движении шелка плясали волны далекого залива, отблески свечей наполняли мелкие бусинки расшитого лифа теплым огнем звезд. А в глубине темной ткани чудилось неясное светлое пятно лица девочки, глядящей на воду.
Мы были связаны, мы были одним целым.
Тогда я еще оставалась… цельной.
– Моя драгоценная, – мягкий, вкрадчивый голос ворвался в мое видение. – Фа-рин-та…
Я не видела его лица, не видела его самого. Неясное, размытое, белесое пятно пустоты – вот кем был мой мучитель, мой кошмар наяву. Но лицо той, юной Фаринты, расцвело улыбкой – она радовалась встрече.
Она ждала его.
Он осторожно коснулся ее щеки, и все вокруг подернулось мутной дымкой. Пропали щебечущие подружки, туман заглушил дробный стук каблучков по паркету, словно под ногами расстелился мягкий ворсистый ковер. Люди-тени на короткое мгновение замирали перед нами – кланялись, приветствовали, кивали и вновь растворялись в тумане. Слова сливались в бессвязное бормотание: «Веритас… Веритас… Как ваши дела?.. Спасибо за помощь, почтенный господин… Ждем вас на ужин… Жена передает поклон… Господин… Почтенный господин… Веритас…»
Почтенный господин Салус Веритас. Тот, кто скоро станет моим первым супругом.
Но юная девочка, замершая перед пятном пустоты, еще не могла знать об этом.
Алый отсвет коснулся ее щек нежным румянцем. Она потупилась. Тонкие пальчики запорхали вокруг платья, то разглаживая складочки на пышной юбке, то поправляя прическу, то терзая брошку, приколотую к темному лифу.
Рука с красным перстнем коснулась ее подбородка, вынуждая приподнять голову. В распахнутых глазах девочки блеснули огоньки свечей. Она попыталась отвернуться, будто взгляд, смотрящий из пустоты, был для нее мучительным. Но не смогла – и замерла, часто-часто моргая пушистыми ресницами.
– Ты чем-то расстроена. – В его голосе послышались легкие укоряющие нотки. – Поделись со мной, моя драгоценная.
– Я…
Мягкий смешок.
– Конечно. Я понимаю. Не здесь.
Повинуясь его словам, свет потускнел, а нечеткие очертания стен превратились в темные стеллажи кладовой. Вокруг стало тихо – так тихо, что, казалось, можно было услышать, как отчаянно-гулко стучало в груди сердце девочки. Она завертела головой, оглядывая комнату. Чернота за спиной соткалась в низкий диванчик, и девочка опустилась на нее так резко, словно ноги вдруг отказались держать ее.
Он сел рядом. Унизанные перстнями руки коснулись тонких пальцев.
– Можешь рассказать мне обо всем, моя драгоценная. – Голос тихо обволакивал, лишал воли. – Как твои дела? Вижу, ты вполне освоилась среди юных леди, не так ли? Красивое платье. – Широкая ладонь скользнула по ее бедру до самой коленки, как будто хотела проверить качество шелка. – Нежная кожа. – Легкое поглаживание по тыльной стороне ладони. – Изящные украшения. – Прикосновение к груди под брошью. – Ты выглядишь как настоящая леди.
Мы были связаны, она и я, и пальцы господина Веритаса – слишком вольные, слишком настойчивые – коснулись нас обоих одновременно. Меня передернуло от отвращения и подступившей к горлу тошноты. Но прошлая я, казалось, не чувствовала ужасающей неправильности того, что он делал. Не отстранялась, не пыталась остановить его руки.