лал!
По моей версии, в субботу Лилиана Марусенко приехала к Трофимову в пансионат, отнюдь не собираясь прыгать со Скалы Ревнивицы. Она с нее и не прыгала!
Не застав его в номере, девушка направилась на дикий пляж. Вероятно, такова была предварительная договоренность, или же Лилиана созвонилась с Трофимовым по мобильному телефону.
Он встретил ее на каменистом берегу, в безлюдном месте, идеально подходящем для совершения убийства. Лилиана не ждала ничего плохого и охотно приняла предложение искупаться. Почему нет? Вода была теплая, разве что немного неспокойная, ведь начинался шторм, но рядом с сильным молодым мужчиной девушка чувствовала себя вполне уверенно. А он употребил свою силу на то, чтобы утопить ее!
Пока Лилиана и Трофимов барахтались в волнах, по берегу прошел Павел Маврин – кенгурушник Бильбо. Он увидел купальщиков, но не приглядывался, чем они занимаются. Пашку профессионально заинтересовала оставленная на берегу сумка Лилианы. Там же лежали и одежда, и обувь купальщиков, но носильные вещи специалиста по сумкам нисколько не интересовали. Походя, не притормаживая, он подхватил с камней торбу Лилианы и дал деру!
Думаю, это был отработанный способ, простой и вполне надежный: редкий босоногий купальщик имел шанс догнать воришку, шустро улепетывающего по хорошо знакомому маршруту.
Впрочем, Пашку никто не преследовал. У Трофимова было дело поважнее, сначала он должен был закончить с Лилианой. Утопив девушку, он вышел на берег, оделся, по крутой тропинке поднялся на Скалу Ревнивицы и на парапете ограждения оставил ее одежду и обувь.
Однако упускать свидетеля преступления Трофимов вовсе не собирался. Ведь позднее, когда стало бы известно о гибели девушки, Маврин мог вспомнить эпизод на диком пляже. Особенно освежили бы его память вопросы оперативников!
Трофимов логично предположил, что воришка из местных, стало быть, обслуживающему персоналу пансионата он вполне может быть известен. Пашку в поселке и в самом деле знали. Трофимов описал наружность парня барменше, но, естественно, не упомянул о краже сумки. Он придумал прелестную байку, которую позже рассказывал всем подряд. Мол, гуляя у моря, нашел сторублевую купюру, которую поднял и хотел вернуть владельцу – парнишке, из кармана которого эта денежка выпала. Но парнишка на призыв остановиться почему-то не отреагировал, наоборот – еще ускорил шаг. Чужой «стольник» так и остался у славного парня Трофимова, и он очень хотел найти робкого растеряху.
Маврину кто-то очень скоро шепнул, что его ищут, чтобы одарить халявной сотней. Это была отличная наживка. Пашка встретился с Трофимовым и получил обещанные деньги. А заодно хитроумный убийца приватно попросил парнишку оказать ему услугу – помочь незаметно, минуя КПП, выехать за территорию комплекса на «Нексии». Уж не знаю, какую сказку сочинил Трофимов на этот раз, возможно, соврал что-нибудь вроде «хочу втайне от жены прокатиться к подруге», мужики замечательно ведутся на такие темы, у них же солидарность!
Пашка любезно сопроводил Трофимова в его машине на заброшенную дорогу, а там водитель своего штурмана вырубил, пересадил за руль и отправил в овраг.
Кстати, я поняла, как мог попасть на мужний джемпер белокурый волосок, из-за которого я и влезла в эту криминальную историю. Весьма вероятно, что волосок Лилианы остался на куртке Трофимова, на нем, помнится, в субботу был спортивный костюм из уютной ворсистой ткани. Из такой мануфактурки шьют детские игрушки, дамские порты с начесом и теплые мужские толстовки. За столиком в баре Трофимов и Колян сидели плечом к плечу, вот волосок и перебрался с одного плюшевого одеяния на другое.
Все, все складывалось в пользу этой моей версии об убийстве Трофимовым Лилианы и кенгурушника Бильбо! Мешала лишь одна небольшая, но важная деталь. По словам администраторши Валентины, дежурившей в субботу и в ночь на воскресенье, Трофимов непрестанно изводил ее телефонными звонками из своего номера. Это было прекрасное алиби на оба убийства! Вернее, это было бы прекрасным алиби, если бы две предприимчивые дурочки-подружки не узнали, что ночью двадцать четвертый номер пустовал. И как раз в полночь, когда Трофимов якобы звонил дежурной с просьбой найти для него лекарство от обострившегося артрита!
Интересно, каким образом он обманул гостиничную АТС? Или Валентина врет и никаких звонков из номера вообще не было?
Исключать такую вероятность нельзя.
10
Я думала об этом на обратном пути в город. Дорога по-прежнему пустовала, и ничто не отвлекало меня от раздумий – до тех пор, пока уже в пригороде на глаза мне не попался рекламный щит с пламенным призывом: «Екатеринодарцы! Все на выборы в городскую думу!»
– Совсем забыла про кандидатское выступление! – охнула я, неосознанно придавив педаль газа.
«Шестерка» прянула вперед, и до первого красноглазого светофора я снова летела так, что Шумахерам имело смысл держаться за суперкубок четырьмя руками. Но, нетерпеливо дожидаясь разрешительного сигнала светофора, я подумала, что особо спешить на работу смысла нет. К послеобеденной записи очередного кандидата я уже опоздала, и, судя по тому, что телефон помалкивает, Вадик справился без меня. Я перестала гнать машину, наоборот, съехала на обочину и позвонила напарнику, чтобы выразить ему горячую признательность за самоотверженность и благородство.
Вадькин мобильник был выключен, поэтому я позвонила в редакторскую. Мой напарник и гостевой диван прямо-таки созданы друг для друга, и всякий раз, когда оба свободны, они составляют сладкую парочку.
Я не ошиблась – Вадик действительно был в редакторской и лично снял трубку, однако отвесить ему пару книксенов не получилось. Едва я робко, вполне сознавая свою вину и с тайной надеждой на отрицательный ответ, поинтересовалась, не нужна ли я на работе, как напарник с искренним ужасом вскричал:
– Боже упаси!
– То есть? – Я опешила. Ответ был какой-то уж слишком отрицательный!
– Не хватало еще нам всем от тебя заразиться, – молвил Вадик, сердясь на меня за проявленную несознательность. – Ты в своем уме? По телевизору говорят, от этого куриного гриппа птицы мрут, как мухи!
– Куры, мухи! – передразнила я паникера. – Вадь, а я-то, по-твоему, с чего бройлеровой хворью заболела? Я, по-твоему, глупа, как курица? Или квохчу, как наседка? Или, скажем, петушусь?
– Ты это о чем говоришь? – озадачился оператор. – Я не эпидемиолог, симптомов болезни не знаю да и знать не хочу! Мне вообще куриный грипп без надобности, говорят, после него жуткие осложнения бывают: только представь, петухи теряют мужской интерес к курам, на кой ляд мне такая болячка?! Мамай сказал, что ты заболела, подозревается куриный грипп, вот и сиди на своем насесте, пока не оклемаешься, а в наш курятник не лезь!
– Вадя, сделай доброе дело, – кротко попросила я. – Сходи к Мамаю и клюнь его в темечко побольнее! Совсем спятила наша Большая Мамочка – карантин по куриному гриппу в компании объявила!
– Так ты здорова? – недоверчиво спросил напарник.
– Как корова!
Очевидно, про заразные коровьи хвори по телевизору ничего не сообщали, и Вадик успокоился. Я порадовалась, что он не видел Семин пиджак из шкуры лишайного теляти.
– Фу-у-у! – облегченно пыхнул напарник.
Я насторожила ушки.
В трубке, помимо Вадикова пыхтения, слышались и другие шумы, не характерные для нашей редакторской: громкие голоса, я бы даже сказала – вопли, какие-то стуки, шлепки, частый топот. Впечатление было такое, будто по комнате бегает небольшая, но агрессивная толпа и одновременно разворачивается локальное побоище с использованием подручных предметов.
– У, козел косорукий, опять промазал! – взревел в отдалении чей-то абсолютно неузнаваемый голос.
Я не стала угадывать, в какую цель метил мелкий рогатый скот с разбалансированными конечностями, и с испугом спросила:
– Вадь, что у вас там происходит?
– А что? – невозмутимо отозвался напарник. – Все нормально, обычный творческий процесс!
– Ты что мне заливаешь? – Я едва не обиделась. Можно подумать, я столько лет работаю в телекомпании и до сих пор не знаю, как выглядит нормальный творческий процесс! – Какое творчество, у вас там шум стоит, как на футбольном поле в разгар матча за суперкубок!
– Почти угадала! – хохотнул Вадик. – Это пацаны в баскетбол играют!
– У нас в редакторской?!
Я знала, что от наших пацанов многого можно ожидать, но затевать подвижные игры с мячом в относительно небольшом кабинете – это уж слишком!
– Почему в редакторской? – в свою очередь удивился мой напарник. – Я во дворе сижу, рядом с баскетбольной площадкой!
– Почему – во дворе?
– Потому что покурить вышел! А что, нельзя?
– Можно, – разрешила я. – Только я не пойму, как же так… Почему ты во дворе, я же тебе на стационарный телефон звоню, ты разве не в редакторской?
– Во дворе я потому, что пошел покурить, – повторил Вадик. – На редакционном телефоне я потому, что мой мобильник разрядился, а я как раз жду важного звонка…
– Подстерегаешь приятный женский голос? – съязвила я.
– Точно, – не стал запираться он. – Не в редакторской я потому, что там Любовь Андреевна курить не разрешает. Я взял трубку и вышел из офиса на свежий воздух.
– На ходу разматывая за собой шнур, как фронтовой телефонист? – снова съязвила я.
– А, вот ты о чем! – Вадик весело засмеялся. – Подруга, ты отстала от жизни! Наш главный и любимый инженер сегодня заменил старый телефонный аппарат в редакторской на новый, беспроводной. Знаешь, что это такое?
– Знаю, не совсем темная!
– У нас новая модель! – похвастался Вадик. – Трубку можно удалить от базы на сто пятьдесят метров!
– Ух ты! – Я сочла правильным разделить радость коллеги, хотя сама не имею обыкновения бегать с телефонной трубкой по коридорам и дворам. – Ой! Вадька, спасибо! Ты не представляешь, как мне помог!
Вадик забубнил что-то в том духе, что он очень даже хорошо представляет, как он мне помог, и закономерно рассчитывает на адекватное вознаграждение в виде… В каком именно виде друг-товарищ рассчитывает получить с меня вознаграждение, я не услышала. Я уже заводила машину, прикидывая, по какому маршруту проехать к ближайшему магазину бытовой техники и электроники.