Формальный характер имели свадьбы сельскохозяйственных рабочих, которые заключались в сравнительно раннем возрасте. Чаще всего это также было лишь подтверждением фактического брака молодой пары. Мизерный заработок, а также отсутствие старших по возрасту членов семьи у этой группы, мигрировавшей в поисках работы по всей стране, сказались и на их семейной обрядности.
Свадьба в семьях промышленных рабочих, живущих в селах и в городах, была большим праздничным событием. Свадебный ритуал приобрел здесь упрощенную форму, однако многие традиционные обычаи продолжали соблюдаться, так как носителями семейных традиций были женщины, тесно связанные нормами, принятыми в селе, они были гораздо религиознее и консервативнее мужчин. Поэтому даже сознательные рабочие крупных городов долгое время соблюдали обряд церковного венчания, несмотря на то что гражданское бракосочетание было узаконено с 1868 г.
Праздничное угощение не было обильным и устраивалось для немногочисленных гостей — ближайших родственников и соседей, а также товарищей по фабрике. Утратил свою функцию главный распорядитель свадьбы — старосват, исчезли его речи. Однако сохраняла свою роль свадебная дружина — младенцы и дружки, сопровождавшие жениха и невесту во время свадебного шествия в костел. Молодежь ради забавы устраивала заставы на пути к венчанию. Сохранялось типичное благословение родителей перед отходом в костел, изменившееся по содержанию, потому что жених и невеста благодарили родителей за воспитание дочери, а родители невесты символически передавали ее под власть жениха и его семьи. Участники торжественной свадебной процессии направлялись в костел пешком, угощение устраивала сторона невесты, все организационные хлопоты брал на себя жених. Веселье с музыкой и танцами в трактире редко было доступно гостям на свадьбе в рабочей среде.{212}
Рис. 1. Друхна и дружка в праздничной одежде любушских крестьян
Рис. 2. Свадебная процессия лужичан Хойерсверте
Рис. 3. Фрагмент македонского свадебного головного убора (Югославия)
Рис. 4. Чехи: жених и невеста из Моравии
Т. Д. ФилимоноваЛужичане
Лужичане (сербо-лужичане) — потомки некогда многочисленного западно-славянского народа, проживающие в Котбусском и Дрезденском округах на востоке ГДР. В XIX–XX вв. они делились в основном на две этнографические группы — верхних и нижних лужичан, что было обусловлено ходом исторического развития. По данным 1886 г., их насчитывалось 166 тыс. человек. В административном отношении в то время свыше 56 тыс. человек проживали в Верхней Саксонии, остальные (72 400 человек нижних лужичан и 37 300 человек верхних лужичан) — в Пруссии.{213} Лишь около 10 тыс. остались католиками, остальные стали протестантами-лютеранами. Города, расположенные в области расселения лужичан, были заселены в XIX в. преимущественно немцами, лужичан в них проживало немного. За исключением учителей, юристов, священников, чиновников, ремесленников, почти все лужицкое население относилось к крестьянскому сословию. Помещики были преимущественно немцами. В XIX в. расслоение в крестьянской среде усилилось, выделилась кулацкая верхушка, началась пролетаризация части крестьян.{214}
Этнографическая литература о семье и семейных обычаях лужичан не очень многочисленна, тем не менее имеется ряд работ, дающих о них представление. Наиболее полное описание свадьбы лужичан мы находим в работе серболужицкого ученого А. Смоляра и немецкого исследователя Д. Гаупта «Народные песни сербов в Верхнем и Нижнем Лаузитце». Достоинством этой работы является не только детальное описание свадьбы, но и то, что в ней показаны локальные различия. Свадебным обычаям и обрядам более позднего периода (конца XIX — начала XX в.) посвящены работы Е. Шнеевайса «Праздники и народные обычаи сорбов», М. Ренча «Народные нравы, обычаи и суеверия у вендов» и др. Проблемами семьи и семейной обрядности в наше время занимался серболужицкий этнограф З. Мусиат. Семейная обрядность лужичан нашла отражение и в работе советского исследователя М. И. Семиряги «Лужичане».{215}
Главной формой заключения брака в серболужицкой среде в XIX в. была, как и у большинства европейских народов, свадьба. Смешанных в национальном отношении браков до XX в. почти не было, ибо лужичане жили замкнуто и обособленно от немцев. В XX в., и особенно после второй мировой войны, число смешанных в национальном отношении браков стало быстро возрастать. Так, например, в 1900 г. в Шпреевальде в целом смешанных браков было 5 %, к середине 1950-х годов их стало 50 %. Это было связано с индустриализацией края и трансформацией традиционных взглядов на брак, а также отчасти с тем, что в сельских поселениях лужичан появились немецкие переселенцы.{216} В рассматриваемый период у лужичан преобладала уже простая семья. В свадебной обрядности лужичан наряду с обычаями и обрядами, характерными для соседних народов, сохранилось и много специфических обычаев и обрядов, свойственных только лужичанам. Больше старинных обычаев и обрядов магического характера сохранилось в Нижней Лужице.{217}
Социально смешанные браки были и в XVIII в.: дочери зажиточных горожан вступали в браки с деревенскими трактирщиками или крестьянами из соседних сел, обладавшими капиталом. Дочери свободных крестьян и независимых огородников получали в приданое коров, телят, волов, свиней, зерно, лен, перины и т. п., а кроме того, и деньги. При вступлении в брак одновременно в таких случаях в нотариальном порядке заключались и договоры по имущественным вопросам. В конце же XIX — начале XX в. крестьянин, владеющий полным наделом земли — гуфой (ок. 30 моргов), как правило, уже не выдавал дочь замуж за владельца половинного надела и тем более за «бударя» (бобыля, владевшего лишь хижиной и огородиком).
Браки по расчету с середины XIX в. стали типичным явлением в крестьянской среде. Согласно одной из поговорок верхних лужичан, «деньги женятся». В городах со второй половины XIX в. в серболужицкой прессе стали публиковаться сообщения о помолвках и свадьбах.{218}
Средний брачный возраст в конце XIX — начале XX в. у мужчин был 25 лет, у женщин — 20. После второй мировой войны он понизился до 20–18 лет. Для лужичан-протестантов до известной степени была характерна локальная экзогамия, браки у католиков были преимущественно эндогамны.{219}
Местом знакомства молодежи были праздничные гулянья и посиделки в зимнее время. Дифференциация в крестьянской среде, усилившаяся к концу XIX в., отразилась и на общении молодежи. По данным М. Ренча, в посиделочную группу объединялось не более 12 взрослых девушек (начиная с 16-летнего возраста). Различались посиделочные группы крестьянских дочерей и группы служанок. Серболужицкий этнограф Э. Мусиат ставит под сомнение сообщение Ренча о дифференциации посиделок. Он отмечает, что для конца XIX — начала XX в. нет сведений о том, что существовало две группы посиделок. Бытовали только посиделки служанок, посиделки же крестьянских дочерей к этому времени, особенно в Верхней Лужице, трансформировались в певческие ферейны, так как прядением они уже не занимались. Так что описание Ренча относится, по его мнению, к более раннему времени.
Посиделки (přaza, přazy, pśěza — «пржаза», «пржази», «пшеза»){220} в XIX в. начинались не ранее 11 октября (в день Буркхардта) и заканчивались к пепельной среде (к великому посту). В домах более имущих открытие посиделок обычно происходило торжественно. Хозяйка дома, в котором собирались посиделки, подавала участницам жареного гуся или другое мясное блюдо. За это девушки впоследствии ей отрабатывали. Посиделки обычно длились с 7 до 10 часов вечера. В двенадцатидневье не пряли, так как, по поверью, можно было «напрясть» в дом крыс и мышей. По субботам посиделки или отменялись или заканчивались раньше. Девушки пряли и пели песни, чаще всего народные. Из их среды выбиралась запевала (kantorka, zanošerka — «канторка», «заношерка»), она должна была позаботиться о репертуаре хороших песен. Кроме того, рассказывали сказки, анекдоты и т. п. Веселье особенно разгоралось, когда приходили парни (обычно часам к девяти два — три раза за время посиделок) с пивом и сладким ликером.
В последний прядильный вечер перед рождеством устраивали суд над нерасторопными и ленивыми девушками. Кудель, оставшуюся не спряденной на прялке, у такой девушки сжигали.
В пепельную среду, когда посиделки заканчивались, один из самых находчивых и остроумных парней должен был проткнуть ухватом и копьем (или мечом) последнюю кудель в знак того, что посиделки заканчиваются. Эти его действия сопровождались весельем и шутками. Власти нередко запрещали посиделки, так как они не всегда проходили спокойно. Сведения о запретах посиделок восходят уже к XVI в. и встречаются в литературе до второй половины XIX в. Если собирались вместе парни и девушки или же посиделки длились долее положенного времени, то власти штрафовали их участников.{221}
С некоторыми календарными датами (прежде всего с днем св. Андрея, сочельником, Ивановым днем и др.) связаны были гадания о любви и суженом.{222} День св. Андрея может быть был особенно популярным в этом отношении еще и потому, что в этот день священник оглашал в церкви список вступивших в брак в истекшем году. Вечером девушки клали под три тарелки или шапки различные предметы и затем наугад поднимали одну из них. Если под тарелкой оказывалась ветка руты, это, по поверью, сулило скорое замужество. Также не глядя, брали из фартука одну из лент, если она оказывалась зеленого цвета, это также предвещало скорую свадьбу. Большую роль в любовных заклинаниях у лужичан играла лягушка. Девушка ловила зеленую лягушку и старалась прикоснуться ею к возлюбленному, чтобы привязать его к себе. Парень с той же целью клал пойманную лягушку в муравейник, затем отходил от него, через несколько часов возвращался и брал лапку лягушки (желательно левую), которую при удобном случае совал в руку любимой девушки.