Если половой акт не совершался по вине молодого, это объясняли обычно влиянием колдовства, а в некоторых областях (Фракия) его жестоко высмеивали.{424} В ряду обрядовых действий, означающих благополучный конец свадьбы, стоит и разорение свадебного знамени (утром в понедельник). В то же утро деверь с музыкантами и девушками — участниками засевок — отводили молодую за водой. Деверь наливал воду, а молодая три раза опрокидывала ведро ногой и затем уже несла воду домой, где поливала на руки всем домашним.
Так же торжественно, чаще в понедельник, происходило снятие с молодой свадебного покрывала. Его снимали кум, кума или деверь свежесорванным прутом фруктового дерева, розы, шиповника или же свирелью, затычкой ярма вола и др. Покрывало бросали на фруктовое дерево или на крышу дома. После этого молодуха покрывала себе голову белой косынкой — атрибутом замужней женщины.
Свадьба завершалась приобщением молодой жены к домашнему труду в новой семье. Она убирала дом, начинала прясть на новой прялке (символ начала нового дела, новой жизни). В некоторых местах обрядовым началом домашней работы был выход новобрачных в лес за дровами.
Последней трапезой в свадебной церемонии было угощение людей, помогавших в проведении свадебного пира (шетачи), и близких родственников. Съедались размоченные в теплой воде остатки обрядовых хлебов или приготавливались специальные блюда: студень (пача), блинчики (плакети) и др. На этой трапезе прислуживали молодые.
Конец свадьбы знаменовался прекращением избегания (обрядового молчания) молодой женой членов семьи мужа (на свадьбе она могла разговаривать только с золовкой, постоянно находившейся при ней). Начало общения с ними имело обрядовый характер. Свекор, свекровь, деверья и др. «прощали» невестку, а она целовала им руки и кланялась в пояс. Впредь она могла с ними разговаривать. В некоторых областях начало контактов молодой с родными мужа символизировалось первым употреблением по отношению к ним вокативных терминов родства и свойства и наречением других его родственников, а также близких соседей ласковыми прозвищами: Вербочка, Малинка и пр., которыми она уже до конца своей жизни их называла. Делалось это в обрядовой форме: в сопровождении деверя невестка обходила родных мужа с чашей вина или ракии, обращалась к ним соответствующим родственным именем или прозвищем.{425} Обрядовое молчание молодых по отношению к куму обычно прекращалось через неделю после свадьбы, иногда и позднее, а избегание мужем родителей жены кончалось на повратках.
Совместная жизнь молодой брачной пары начиналась с того, что они шли в гости к разным родственникам, и прежде всего к родителям жены на повратки (поврътки, поврънки, отврътки, възвратки, на госье и др.).
Отправлялись туда обычно на следующей неделе после свадебного торжества, во многих местах в пятницу вечером, и возвращались в воскресенье утром. Существовало поверье, что суббота — дурной день, и первая суббота после свадьбы не должна застать новобрачных дома. Молодых иногда сопровождали близкие родственники мужа — его родители, братья и сестры. Гости несли погачу, баницу, другую еду, напитки, а родители жены одаривали молодых и «прощали» их, т. е. освобождали от обрядового молчания. В других вариантах обряда родители молодой приглашали своих родных и тогда визит новобрачных отмечался торжественно и, как образно говорили, превращался во вторую свадьбу.{426} Далее следовало нанесение визита куму «за прощением» (на прошка).
В некоторых местах по обычаю молодоженам возбранялось работать некоторое время после свадьбы и они только навещали разных родственников и свадебных обрядовых лиц. Но постепенно хождения в гости становились все реже, начиналась трудовая жизнь и семейные заботы.
После завершения свадебных обрядов ритуальное поведение новобрачных в течение года регулировалось уже некоторыми календарными праздниками, являясь их составной частью. Таковы Иванов день (20 января), когда молодых мужей обливали, обрызгивали на улице водой; сырные заговены, пасха, Георгиев день (6 мая) и др. В эти дни молодожены посещали родителей жены, кума и других родственников. Гости и хозяева обменивались подарками.
Обычай допускал в качестве отклонения от нормы две формы заключения брака: похищением невесты (крадене, грабване, влачене, отвличане и др.) и символьным уходом девушки в дом своего избранника (приставане, пристанка, беганье и др.). Обе эти формы совершались при соблюдении определенных правил и некоторых обрядов. Они были известны по всей стране, но частота бытования той и другой формы была неодинакова. Указанные формы заключения брака сближает неучастие или пассивная роль в них родителей и родни (по крайней мере, в явном выражении этого), но разъединяет роль и положение девушки: в первом случае ярко выраженное ее неравноправие с юношей, низкий социальный статус, позволяющий обществу игнорировать ее чувства и достоинство; во втором — проявление самостоятельности девушки в брачном выборе. Крадене и приставане бытовали одновременно, однако тенденции их развития были противоположны: первый обычай постепенно угасал, второй укреплялся и развивался. В этом нашло частное отражение развитие личности в буржуазном обществе. Вместе с тем похищение девушки нередко имитировалось, когда она, желая выйти замуж по своему выбору, но против желания родителей, не решалась открыто нарушить их волю.{427}
Похищение девушек совершалось всегда с целью вступления с ними в брак. Применение насилия вызывалось различными обстоятельствами, среди которых главными были мотивы любовного или практического характера и к ним нередко примешивалось чувство задетого мужского достоинства. Если, например, девушка не разделяла чувств парня и ее родители, учитывая это, отказывали его сватам; если она публично посмеялась над своим поклонником; если, наконец, она разлюбила парня после обручения с ним и решила выйти за другого, — он мог решить дело ее умыканием. К этому же средству прибегали, если родители парня не в состоянии были выплатить брачный выкуп, из чего следует, что после похищения «цена» девушки сильно снижалась, иногда и до нуля.{428} У болгар-мусульман Родопского края умыкание девушек имело большое распространение в качестве традиции и считалось молодечеством, которым гордились и родители похитителя. До середины XIX в. сходное отношение к похищению невест было и у болгар-христиан той же этнографической группы, но впоследствии они на это стали смотреть как на отклонение от нормы, вызванное чрезвычайными обстоятельствами.{429} В центральных районах страны умыкание невест к концу XIX — началу XX в. почти исчезло.
В похищении парню помогали обычно его друзья, а иногда тайно и родственники девушки. Ее подстерегали в малолюдном уголке села, по дороге за водой или насильно уводили из хоровода, с ярмарки, иногда и из ее дома, улучив удобный момент или смело вступая в драку с ее окружением. При введении девушки в дом похитителя стреляли, оповещая о случившемся. Это — первое обрядовое действие в ритуале брака умыканием.
Далее события развертывались в зависимости от взглядов на репутацию похищенной девушки, варьировали в зависимости от уровня социального и культурного развития, от локальной традиции. Широко было распространено представление, что девушка теряла свою честь уже с момента ее похищения, и поэтому ее родственники уже не сопротивлялись. В некоторых районах архаического быта (болгары-мусульмане в Родопах) парню достаточно было взять девушку за руку и потянуть за собой на несколько шагов, чтобы к ней приклеилось прозвище «схваченная» (фатана), препятствующее ее браку с другим холостым человеком.{430} В иных местах можно было до некоторой степени спасти положение, освободив девушку в день ее похищения, но ее общественный престиж резко снижался: над ней открыто насмехались, ее сторонились или не допускали в места молодежных сборов. В конце концов ей приходилось принимать предложение старого холостяка или вдовца.{431} В некоторых областях, чтобы решить судьбу девушки однозначно, было принято скрывать ее за пределами села, где похититель вынуждал ее к интимному сближению. Но понемногу и такие взгляды стали нарушаться даже в окраинных районах. Так, в 1887 г. молодая жительница Дупницкой околии, обесчещенная своим похитителем, все же бежала от него домой и затем благополучно вышла замуж за любимого человека, притом холостого.{432}
По сведениям из Западной Болгарии, после изъявления девушкой согласия на брак в ее доме (но в ее отсутствие) происходил ритуал «передачи» (предаванье) невесты за традиционный брачный выкуп, что означало примирение ее родителей со случившимся. За этим следовала выдача приданого и начинались приготовления к свадьбе. Свадьба совершалась без сватовства и помолвки.{433}
Долгое время в литературе господствовало мнение, что похищение невест — древнейшая форма брака (М. М. Ковалевский, Э. Кроули и др.). Нашло оно приверженцев и среди ученых, занимавшихся изучением брака болгар (Ф. К. Волков, Г. Георгиев,{434} в какой-то мере С. Шишков и др.). В советской этнографической литературе высказано мнение, подтвержденное широким кругом источников, что похищение невест всегда и у всех народов было лишь отклонением от нормы, какую бы форму оно ни принимало.