Гости на свадьбе часто съедали только те из подаваемых блюд, которые трудно было унести с собой, а куски мяса и пироги завертывали в салфетку или клали в принесенный с собой горшочек и уносили домой. Случалось, когда подавали очередную смену блюд, приносили сырую говядину (полтора фунта), так как заранее предусматривалось, чтобы гости со свадьбы уходили не с пустыми руками.
Свадебный обед неоднократно прерывался танцами, пением и исполнением некоторых обычаев, среди которых частым был обряд кражи невесты или по крайней мере какой-то принадлежности ее одежды (обычно башмака).{116} Происходило это в тот момент, когда на стол подавали квашеную капусту, считавшуюся у немцев вообще целебным блюдом. Когда хотят пожелать счастья, говорят: «Живи хорошо, ешь капусту» (Leb wohl, eß Kohl).{117} В определенный момент какой-нибудь хитрый парень отвлекал внимание жениха или браутфюрера, опекавшего невесту, и уводил ее в другую комнату, а то и в другой виртхауз, где их угощение должен был оплатить жених или дружка.
Следует сказать, что дружка нес большие расходы во время свадьбы, но тем не менее быть им считалось почетным. В то же время за свадебным столом невесте и ее похитителю оставляли полагающуюся им еду. Жених сидел тихо и ждал определенного момента, когда он вместе со своей свитой, вооружившись метлами, палками и прочим «оружием», должен был отправиться на поиски невесты. Иногда ему предлагали взамен «дикую невесту», т. е. переодетого в женское платье бородатого мужчину (falsche Braut, «ложная невеста»). От такой «невесты» он отказывался и в конце концов находил свою. Похититель невесты имел право протанцевать с нею три тура. Полиция неоднократно запрещала этот обычай, так как нередко такое «похищение» приводило к дракам, особенно если похитителем был женатый человек.
Одни исследователи в данном обычае кражи невесты видят пережиток былой формы брака уводом, другие считают, что в нем отражается противоборство женатых и холостых и в то же время он напоминает жениху о его новых обязанностях по защите новобрачной. Не исключено, что это могло означать рудимент былого права целой группы мужчин на невесту.
Когда у невесты похищали туфлю, то сначала ей взамен предлагали старые рваные башмаки и лишь за выкуп возвращали украденную туфлю.{118}
В перерывах между подачей блюд танцевали. В некоторых местах, например, в Верхней Баварии, между реками Изар и Глон, танцевать начинали до обеда. Такой танец назывался «голодный» (Hungertanz). До окончания этого танца нельзя было приступать к еде и наливать пиво. Девушка, которую парень выбирал для этого танца, оставалась его партнершей на весь день. Во время так называемого «капустного танца» (Krauttanz), который происходил в то время, когда подавали капусту и «похищали» невесту, девушек, не принимавших участия в танцах и сидевших на своих местах, называли «охранительницами капусты» (Krauthüterinen), которая нередко считалась символом невесты.
После того как подавали капусту, объявлялся первый «почетный танец».{119} Его открывали невеста с браутфюрером, посаженым отцом или с дружкой. Музыканты внезапно брали фальшивую ноту, невеста сбивалась с такта и начинала хромать. По совету дружки она обращалась к музыкантам с просьбой продать ей «мазь», чтобы смазать натертую ногу, сперва на пфенниг, затем на крейцер и наконец на гульден, как будто все еще не могла наступить на ногу. В третий раз дружка снимал с ноги невесты туфлю, в которой у нее лежали деньги, и говорил ей: «Посмотрите, у вас гвоздь в туфле, надо его вынуть», брал деньги и отдавал их музыкантам.
В ряде местностей у сельских жителей «почетный танец» происходил в поле или на горе. В Эйфеле в заключение свадебного торжества танцевали вокруг горящего стога соломы. Случалось, что невеста танцевала вокруг дуба или иного дерева.{120}
Бывало, что невеста не принимала участие в танцах, и первый танец (с хромотой) танцевали с подружкой невесты или посаженой матерью. Во время всего торжества невеста оставалась в том же платье, в каком венчалась. В других местах зажиточная невеста переодевалась почти к каждому танцу, чтобы показать свое богатство.
В некоторых районах Верхней Баварии во время первого «почетного танца» (после подачи капусты) девушки шли в местную лавку и покупали платки. Затем они стремились тайно похитить шляпу понравившегося парня и обвязать ее тулью этим платком. Браутфюрер должен был оберегать невесту и одновременно следить за шляпами. Он приказывал принести украденную шляпу в зал и торжественно водружал ее на голову владельца. Часто девушки одаривали платками почетных лиц свадьбы (жениха, дружку, браутфюрера и др.) за каждый тур танца, так что к концу пира их шляпы были увешаны платками. После «почетного танца» невесты исполняли так называемый танец выхода из состава незамужних и входа в супружество (Ehestandsaus — und Eintanzen), в котором участвовали две пары холостых парней и девушек и две пары женатых.
В Лехрайне (Бавария) широко известен танец с прялкой (Kunkeltanz). В середине обеда перед подачей жаркого гости в сопровождении музыкантов отправлялись из виртхауза в дом невесты, туда на гумно или в сарай самая крепкая и высокая подружка приносила прялку с изящно сплетенной куделью, украшенную длинными цветными лентами и утыканную веретенами. Девушки брались за концы этих свешивающихся лент и натягивали их. Под этой сеткой из натянутых лент танцевали новобрачные и гости. Затем они возвращались в виртхауз и прялку торжественно ставили у стола невесты сбоку от нее.{121}
В округе Саарбрюккен{122} в заключение свадьбы исполнялся танец старых женщин. Все женщины селения танцевали вокруг стоящей в центре зала невесты, а мужчины пытались ее вытянуть из круга. Женщины защищали ее как могли.
В Берхтесгадене,{123} как и в других местах, важное место среди свадебных гостей занимали шлоддермуттер (Schloddermutter), т. е. матери новобрачных, тетки и крестные матери (название происходит от прежнего их свадебного костюма — верхней короткой одежды с рукавами из меха или грубой льняной ткани, называемой Schlotter). В заключение пиршества браутфюрер танцевал по очереди со всеми женщинами и девушками и наконец со шлоддермуттер. Случалось, например, в местностях, пограничных с Австрией по реке Зальцах, что мать невесты не принимала никакого участия в свадебном торжестве, в будничном платье она стояла на улице в толпе любопытных.
К концу празднества жених начинал танец с самой старшей посаженой матерью, а браутфюрер с невестой. Над женихом все время подтрунивали, спрашивали, не хочет ли он поменять партнершу. В итоге за выкуп браутфюрер менялся с женихом партнершами, он сажал посаженую мать на тачку и под общий смех поспешно увозил ее. В некоторых местах в этом последнем танце браутфюрер снимал с невесты венок (в других местах только отламывал от венка ветку) и на тарелке передавал его жениху со словами: «Теперь желаю я вам, господин жених, наилучшего аппетита» (Nun wünsch’ ich besten Apetitt, Herr Hochzeiter!).
Когда время «почетных танцев» истекало, женщины переодевались в обычные воскресные платья (кое-где это делали сразу после возвращения из церкви, чтобы не испачкать за столом и в ходе танцев праздничный наряд) и начинались всеобщие танцы, в которых принимали участие и неприглашенные «зрители». За это музыкантам платили особо. Танцевали обычно вальсы, лендлер, гопсер и пр., с 1830-х годов шотландский танец, с 1850-х — польку и др.{124}
Последнее блюдо на свадьбе вносила кухарка, которая готовила обед. Блюдо было прикрыто, а в нем находились соль или зола. Кухарка обращалась к участникам пиршества со словами: «Я принесла вам еще одно кушанье, вы можете еще его попробовать» (Ick bringe jich ôk noch’n gericht, da könn ji ôk mal na schmecken). Каждый гость бросал в миску монету.{125}
В Брауншвейге в полночь во время последнего «почетного танца» невесты с ближайшим родственником с нее снимали венок, а фату разрывали на куски, которые раздавали присутствующим девушкам. Венок с головы невесты снимали в одних местах родственники, в других — девушки, кое-где почетный гражданин или сам жених, но чаще всего это делали замужние женщины, они надевали ей чепец. В Гессене на невесту надевала чепец каждая из присутствующих замужних женщин, иногда их набиралось 20 и более. О новобрачной говорили, что она «идет под чепец» (kommt unter die Haube), о женихе, что он «вступает в сословие чиненых штанов» (tritt in den Stand der geflickten Hose). В конце XIX — начале XX в. обычай очепления встречался уже очень редко. П. Зартори рассматривает надевание чепца как разделительный обычай, как отделение новобрачной от незамужних подруг. На наш взгляд, он одновременно является и объединительным обычаем, характеризовавшимся вступлением молодой в группу замужних женщин.{126} Молодой передавали связку ключей — символ хозяйки. В северных землях в первой половине XIX в. в заключение свадьбы появлялся шиммельрайтер (Schimmelreiter — символ Водана на белом коне), но к концу XIX в. этот обычай исчез, а на некоторых свадьбах (особенно у зажиточных крестьян) стали разыгрывать пьески, написанные местными учителями.{127}