В городах местом знакомства молодежи были карнавальные гуляния, танцевальные вечера, балы в общественных местах, домашние балы, а с XX в. — катки, театры и т. п.{159}
Своеобразно развивались любовные отношения среди слуг. Они начинались с того, что парень предлагал девушке починить ее башмаки и приносил ей постирать свое белье. Она принимала белье в стирку, а он прибивал ей подметки. С этого времени он становился ее парнем (Bua). Отныне молодые люди вместе ходили в церковь, а также в виртхауз (трактир), где парень платил за угощение. В субботний вечер после гуляния с парнями он приходил к ее окошку и стучал несколько раз. Если девушка ограничивалась лишь беседой у окошка и не впускала юношу к себе, то он хвалил ее и говорил, что она правильно поступила, однако во время следующего свидания он снова настаивал на том, чтобы она его впустила и так до тех пор, пока не добивался своего. К храмовому празднику парень покупал ей платок или какой-нибудь другой подарок. Теперь никто из товарищей не мог без его разрешения танцевать с ней. В конечном счете чаще всего отношения между ними становились близкими, но далеко не всегда оканчивались браком; община не разрешала жениться тем, кто не располагал 300 гульденами, чтобы иметь возможность содержать семью. Так нередко и ходили они всю жизнь вместе в церковь, а по храмовым праздникам в виртхауз. В результате, когда под Новый год священник оглашал в церкви список крещенных им за год детей, по меньшей мере треть из них оказывались внебрачными.{160}
При выборе брачного партнера и в крестьянской, и в бюргерской среде решающей, как уже говорилось, была не взаимная склонность, а экономические соображения. Так, из описания одной из свадеб XVIII в. в городе Линце мы узнаем, что девушку, только что взятую из монастыря, где она воспитывалась, обручили с состоятельным господином, которого она до этого никогда не видела.{161} Как в середине XIX в., так и в середине XX столетия нередко родители сами искали сыну невесту с состоянием.{162}
В конце XIX — начале XX в. заключение брака не стало еще делом одних брачащихся, оно носило общественный характер, в нем нередко принимали участие не только родственники, но в ряде мест и вся община. Если парень собирался жениться на девушке из другого селения, то часто пользовались услугами брачного посредника — миттельсмана, прокудуре (Mittelsmann, Prokudure), которого в предальпийских районах Нижней Австрии называли биттльманом или бидельманом (Bittlmann, Bidelmann, буквально «приглашающий, просящий»), а в Вайнфиртеле — цубрингером (Zubringer, буквально «подаватель, приносящий»). В Нижней Австрии молодой человек вместе с посредником отправлялся на смотрины невесты — браутшау (Brautschau). Если родители невесты были склонны выдать дочь за него, они хорошо угощали пришедших и договаривались о помолвке, которая в Нижней Австрии называется гевиссмахен (Gewissmachen, буквально «делать верность»).
В назначенный день жених вместе с отцом и матерью приходил в дом невесты, они тщательно осматривали хозяйство ее родителей, которые с этой же целью через несколько дней наносили ответный визит. По мнению Л. Шмидта, обычай взаимного осмотра хозяйств возник в районах с хуторским и малодворным типом поселений, так как в деревне все всё друг о друге знают и такой надобности в этом нет. Поэтому в районах с деревенским типом поселений подобные визиты имеют смысл лишь в том случае, если парень женится на девушке из другого селения. В деревнях Вайнфиртеля при бракосочетании односельчан во время помолвки только договариваются о приданом и дне свадьбы. В случае успешной договоренности помолвка заканчивается подписанием брачного договора у нотариуса. Обычно при женитьбе сына-наследника подписывался и договор о передаче ему хозяйства, в котором оговаривались и условия содержания его родителей. Перед свадьбой молодые обменивались разукрашенными свадебными письмами (Brautbriefe).{163}
Несколько иначе происходило сватовство (Werbung, Brautwerbung) в Штирии. Сначала парень шел с крестным отцом, выступающим в роли свата, на смотрины невесты. В доме ее отца они начинали иносказательные речи о купле коровы или еще чего-нибудь, шли в хлев, расспрашивали девушку о корме для скота, удойности коров и т. д. Уходя, они нарочито громко разговаривали якобы между собой: крестный: «Я говорю, парень, что она ловкая, это дело», парень: «Остановимся на ней, крестный, мне она понравилась». Через несколько дней после этого крестный снова приходил, но один. Открыто он опять не высказывался, сидя с девушкой в коровнике, расхваливал парня и расспрашивал ее. Наконец она давала ему согласие на брак. В равнинных районах Штирии было распространено ночное сватовство, чтобы избежать позора в случае отказа. Сват подходил к дому невесты и интересовался, не отдаст ли крестьянин свою дочь за парня, обладающего положительными качествами. Если они сговаривались, то через несколько дней происходило официальное сватовство. С этого времени девушка считалась невестой (Braut).{164}
В Каринтии{165} парень обычно окольным путем доводил до сведения родителей избранницы свои намерения. Они через доверенных лиц передавали свое мнение по этому поводу, так что парень заранее знал, будет ли его сватовство иметь успех. Если он рассчитывал на согласие, то шел в сопровождении двух родственников или друзей в дом невесты и сватался по всей форме. После того как было получено согласие невесты и ее родителей, составляли брачный контракт. В каринтийской области Нокк парень посылал свататься старого родственника или опытного в этих делах соседа.{166} Если сват (Brautwerber) получал благоприятный ответ, то через короткое время он вместе с женихом «шел на промысел» (aufs Gwerb geaht). После достижения договоренности о дне свадьбы жених с невестой отправлялись к священнику на церковную помолвку (zum Versprechen, буквально «к обещанию»). Брак после помолвки редко расстраивался.
В некоторых областях Тироля сватовство начинали тайно, чтобы избежать насмешек парней в случае отказа.{167}
Как свидетельствуют сохранившиеся свадебные уложения Линцского магистрата XVI–XVII вв., элементы традиционной свадебной обрядности бытовали в то время и в городах. Свадьба в бюргерской среде делилась на три цикла: помолвка (Versprechen), через две недели — венчание и свадебное пиршество и через два дня после этого — ввод молодой в дом мужа.{168} Во второй половине XIX в. многие традиционные свадебные обычаи стали исчезать, но после первой мировой войны возрождались. Так, по старому обычаю во время помолвки стали заключаться имущественные договора, жених дарил невесте деньги (прежде, например, в области Мархфельда (Нижняя Австрия) туфли или платок). В Южном Бургенланде, наоборот, невеста дарила жениху белый платок, углы и края которого она искусно вышивала, а в складку платка втыкала ветку розмарина, которую жених до свадьбы носил на шляпе.{169}
В XX в. в городах молодой человек, узнав заранее о согласии девушки и ее родителей на брак с ним, приходил празднично одетый с букетом цветов в дом избранницы и официально просил ее руки. Городские девушки, так же как и деревенские, по обычаю должны были если и не сопротивляться, то по крайней мере всплакнуть. После того как было сказано «да», назначали день помолвки. По старому обычаю обручение скреплялось рукобитием, поцелуем и обменом кольцами. Обручальное кольцо отличалось от венчального — золотого и гладкого, оно часто бывало серебряным, ажурным, с камнем. В середине XX в. нередко венчальное кольцо передавали невесте уже при обручении, однако носила она его до свадьбы на левой руке. И в середине XX в. в городе Линце, например, жених дарил невесте кольцо или браслет, но делал это зачастую накануне венчания. Эти предметы не должны были иметь жемчуга и острых граней, ибо последние, по поверью, приносят слезы и боль.{170}
На обеде по случаю помолвки присутствовали родственники с обеих сторон. (В середине XX в. рассылка сообщений о ней и публикация в газете стали уже более редким явлением). После помолвки невеста готовила приданое, вышивала на белье свои монограммы. Свадебное платье невеста сама не должна была шить, ибо, по поверью, каждый стежок иглой предвещал слезы в браке. По обычаю невеста дарила жениху к свадьбе рубашку, которую она должна была вручную сшить сама, он дарил ей туфли.
В связи с тем что в прошлом молодых во время обручения сажали на возвышении или новобрачную при вводе в дом мужа сажали в качестве хозяйки на стул, как на трон, во многих местах сохранилось название помолвки Stuhlfest (буквально «праздник стула»).{171}
После помолвки в последующие три воскресенья имело место оглашение в церкви, на котором молодые не должны были присутствовать, ибо иначе им грозило несчастье. Однако, по некоторым сведениям, в области Нокк, наоборот, считали, что невеста обязательно должна присутствовать в церкви во время этого акта, ибо, по поверью, если она не услышит оглашения, то родит глухих детей или брак вообще не состоится.{172}