Обычно от доброй воли родителей зависело прислушаться к чувствам своих детей или пренебречь ими. В этом смысле положение юношей и девушек мало чем отличалось. «Властного приказа матери» было достаточно, чтобы заставить 16-летнюю девушку принять предложение богатого дяди,{540} и точно так же отцы могли женить сыновей, не спрашивая их согласия. Молодые жители Марагатерии в силу хозяйственной специфики своей общности (мужское отходничество для перевозки грузов и розничной торговли) были рассеяны по стране. Раз в году они съезжались на праздник в родные селения, и многие из них обнаруживали, что ничего не остается, как подчиниться достигнутой родителями по своему усмотрению договоренности о скором браке.{541}
Нередко родители выступали в роли арбитров, воздействуя на выбор девушки или санкционируя его уже в ходе noviazgo (жениховства, ухаживания). В городах юга и центра страны семейный совет, наведя соответствующие справки, решал, допускать или не допускать в дом молодого человека, — долгое время ведшего с их дочерью ночные беседы «через решетку». Иногда вмешательство старших принимало несколько курьезный оборот, когда они, опасаясь за будущее своей слишком разборчивой дочери, под окном которой сменилось уже несколько воздыхателей, выдавали ее за последнего кандидата в женихи.{542}
Существовали, однако, и традиционные формы жениховства, которые формально исключали или ограничивали влияние старших и были направлены на то, чтобы добиться расположения самой девушки. На острове Ивиса фестейжи, по сути дела, представляли собой своеобразные конкурсы с равными условиями для всех участников; примерно то же происходило и в Астурии. Обычай порою многолетнего «ощипывания индейки» также предоставлял относительную свободу выбора. Действительно, и девушка могла менять novios (женихов-ухажеров), отвергая недостаточно красноречивых (нередко она так и делала), и парень вряд ли смог бы годами достойно выполнять хлопотные и обременительные обязанности, руководствуясь одним лишь расчетом.
Случалось, что непослушание детей проявлялось в отказе от грядущих материальных выгод и приводило к ссоре и даже разрыву с семьей. В некоторых местностях протест сына или дочери выражался в обусловленных обычаем формах. Так, например, в андалусийских селениях девушка, желавшая выйти замуж за неугодного родителям юношу, решалась на побег с возлюбленным, с которым она должна была провести хотя бы одну ночь вне селения. После этого родители, как правило, смирялись, и с течением времени прощали ослушницу (поскольку она не могла бы уже выйти здесь ни за кого другого).{543}
В Испании, как, очевидно, и в других странах, привлекательность девушки определялась ее соответствием бытовавшему в той или иной местности идеалу. В городах юга страны считалось нормой, когда юноша, очарованный внешностью девушки, не разговаривавший с ней до той поры и никогда ее прежде не видевший, претендовал на то, чтобы стать ее женихом. Не менее, а может быть и более, важными оказывались такие черты, как женственность, обаяние, умение себя вести; какая-нибудь юная валенсийская крестьянка сводила с ума местных парней тем, что «взгляд ее манил», в то время как сама она прикидывалась изящно-робкой, слабой и загадочной.{544} Иное дело, когда отношения, по местным представлениям, заходили слишком далеко или когда наступало время женить сына или выдавать замуж дочь. Тогда уже вступали в силу критерии оценки юноши или девушки как кандидатов для брака. Эти критерии оказывались, как правило, жесткими и труднопреодолимыми.
Повсеместно господствовало стремление не потерять свой социальный статус, поэтому поощрялось заключение брачных союзов в «своей» среде. Но поскольку общественная структура в разных частях страны имела свои особенности, различались и критерии социальной приемлемости. Так, в Андалусии, где существовало четкое разделение на señoritos (власть имущих, богатых и образованных), крестьян-землевладельцев и крестьян безземельных и малоземельных, т. е. батраков, браки между представителями даже двух последних категорий наталкивались на серьезные препятствия.
Даже предусмотренное обычаем бегство молодых людей из селения на одну ночь могло окончиться — если бежала юная дочь хозяина и его батрак — не свадьбой, а обращением в суд отца девушки. Он готов был скорее посадить парня в тюрьму и лишить дочь шансов на замужество в будущем, чем согласиться на их союз.{545} Иное дело в Стране Басков или Кантабрии, где «добрачная служба» мужчин не такое уж редкое дело, и в одних случаях хозяева выдавали дочь за пришедшегося им по сердцу батрака, а в других — работника заведомо брали в дом, где была молодая девушка, с матримониальными видами.{546} Можно полагать, что социальный разрыв между «хозяевами» и батраками ощущался (и действительно был) на севере страны меньше, чем на юге. На севере и те и другие нередко происходили из одних и тех же семей, тогда как на юге бедняки и батраки уже невесть в каком поколении наследовали свое жалкое положение.
Тесно связан с социальным и имущественный критерий, действие которого ослабевало разве что там, где всеобщая бедность властно устанавливала экономическую однородность.
Что касается возраста вступления в брак, то он, естественно, зависел от многих факторов, начиная от региональных и социальных традиций и кончая всевозможными индивидуальными обстоятельствами, и изменялся с течением времени. В рассматриваемый нами период женщины выходили замуж чаще всего в 18–23 года, мужчины женились в 25–30 лет.{547}
В добрачных знакомствах молодых людей в сельской местности важная роль принадлежала коллективным работам, в особенности сбору урожая и первым стадиям его обработки (молотьба, веяние и др.). Многие из этих работ нередко сопровождались музыкой и пением, а то и танцами, они традиционно включали элементы игры, подчеркивавшей одновременно различие и взаимный интерес полов. Так, в андалусийских селениях молодежь, сидя кружком, шелушила кукурузу, и всякий раз, когда девушка находила в предназначенной для очистки куче редкий початок с красными зернами, она ударяла присутствовавших парней рукояткой ножа по лбу. Если же красный початок находил юноша, он получал право обнять по очереди всех девиц (одной рукой — за плечи, не более того).{548}
Удобным местом для встреч и знакомств были мельницы, а также источники, куда девушки обычно ходили за водой с кувшинами и где они задерживались на целые часы, в особенности когда приходили парни. Большой популярностью пользовались сборища прях — фактически это были вечеринки — в доме одной из соседок. Сюда охотно являлись молодые люди обоего пола (в некоторых местах, например у басков, им позволялось приходить лишь раз в неделю). Атмосфера, царившая здесь, — с солеными шутками, играми с поцелуями, стихотворными импровизациями и фривольными диалогами между молодыми мужчинами и женщинами — настолько шокировала блюстителей нравственности, что в XVIII в. эти собрания запрещались церковью.{549}
Первые контакты молодых людей — особенно в городах — часто возникали во время воскресных и особенно праздничных народных гуляний с их танцами, хороводами и игрищами, ярмарок и широко распространенных массовых паломничеств к близлежащим и более отдаленным святым местам, а также свадеб (именно отсюда каталонские поговорки: «Свадьбы приносят свадьбы», «Из одной свадьбы выходят сто» и т. д.){550}
Некоторые праздники, такие, как страстная неделя в Севилье и праздник тела господня в Гранаде, традиционно включали, помимо основного содержания, элемент «ярмарки невест», на которую привозили девушек на выданье даже из Мадрида: только в эти дни года множество юных затворниц могли, не уронив своей репутации, выйти из домов и присоединиться к веселящейся толпе.{551}
В городах Каталонии «ярмарки невест» бытовали вплоть до конца прошлого века. На них в определенные дни собиралось множество молодых людей из ближних и дальних мест. Прогуливаясь небольшими группами (парни и девушки — отдельно), они приглядывались друг к другу и заводили знакомства, с которых начиналось жениховство.{552} Наконец, обычай предусматривал и знакомство «на улице» — по дороге в церковь, к источнику или на работу, — предъявляя, разумеется, строгие требования к поведению молодых людей. Иностранцы-наблюдатели с удивлением отмечали, что испанцы как будто умышленно создают препоны для выхода своих дочерей замуж,{553} однако исследователи возражали против этого: в Испании при наличии «строгих и вполне ощутимых барьеров» между юношами и девушками им легче было видеться друг с другом на людях и наедине, ибо улицы здесь играют ту же роль, что бальные залы в других странах.{554}
Одни обычаи ухаживания с незначительными вариациями практиковались едва ли не по всей стране, другие, сходные по сути, имели много существенных различий в зависимости от местности, и наконец, третьи существовали лишь в определенных районах. Так, почти повсюду были известны так называемые «рондас» — групповые ночные прогулки-обходы