юношей. Останавливаясь под окнами любимых девушек, они исполняли в их честь серенады, хоты и другие песнопения под аккомпанемент бандурильи, гитары (особенно на юге), волынки (в Астурии и Галисии), свистульки и барабана (в Басконии и Сантандере). Нередко песни содержали признание в любви. Появление девушки в окне означало ее благосклонное отношение к исполнителю; если же она оставалась равнодушной, то не подходила к окошку. Бывало, что в последнем случае уязвленный соискатель тут же мстил ей за невнимание обидными и даже оскорбительными куплетами. Своеобразным дополнением к этому обычаю частенько оказывались конфликты между группами парней, столкнувшихся у одних и тех же окон.{555}
Несколько иначе обстояло дело с «уличным знакомством». Юная горожанка из «приличного общества» Кордовы или Мурсии прогуливалась вечерами по улицам родного города, непременно в сопровождении другой женщины. Кокетливо поглядывая на встречных мужчин, она тем не менее с негодованием отвергала всякую попытку заговорить с ней. Молодой человек, на которого она произвела впечатление, должен был молча идти следом до ее дома и прохаживаться возле него в надежде, что она своим появлением в окне или выходом на балкон разрешит ему начать ухаживание.{556} Иное дело какой-нибудь галисийский рыбачий поселок или валенсийское селение, где такие «уличные» разговоры отнюдь не возбранялись, хотя и здесь обычно соблюдались определенные правила: девушка не покидала свою группу (подруг или родственников), а лишь шла с краю или в некотором отдалении от нее, как, впрочем, и от своего собеседника, не смевшего приближаться.{557}
Рис. 5. Новобрачная (Португалия).
Рис. 6. Новобрачные из земли Вюртемберг (Германия).
Рис. 7. Одевание невесты (Венгрия).
Рис. 8. Сундук для приданого (Франция).
В ряде случаев ухаживание исключало предварительный выбор со стороны девушки, а, напротив, предусматривало его как конечную цель. На острове Ивиса группа молодых людей, имевших виды на какую-либо девушку, приходила к ее отцу и просила назначить время для фестейжа. Если отец соглашался, он выделял по своему разумению один-два дня для посещений женихов и заранее ограничивал время их пребывания в доме (в зависимости от количества претендентов). В условленные дни по вечерам в одиночку и группами, распевая песни и наигрывая на музыкальных инструментах, к дому девушки сходились парни, намеренные оспаривать ее симпатии. «Прием» в зависимости от погоды происходил или во дворе (или на кухне) при обязательном присутствии отца девушки. Сидя в углу или у очага в праздничном наряде, она вела беседу поочередно с каждым из соискателей, тогда как остальные ждали своей очереди, примостившись вдоль стен и болтая между собой. Порою вечер проходил под музыку флейты и барабана, разговоры время от времени прерывались для танцев. Молодые люди ревностно следили за тем, чтобы никто из них не задержался возле девушки ни на миг дольше, чем остальные, в противном случае нахала оттаскивали силой и конфликт мог окончиться дракой, а то и убийством. Девица не должна была отдавать видимого предпочтения никому из женихов, пока не сделает окончательного выбора (означавшего и конец сборищ). Однако до этого момента могли пройти месяцы и даже годы.{558}
Эта любопытная форма ухаживания находит аналогии и в других местах, например в Астурии, где она, разумеется, имела свои особенности. Так, свой приход (а равно и уход) парень возвещал здесь оглушительным воплем «ijujú!» (по мнению некоторых авторов, древним боевым кличем). Прежде чем впустить женихов, девушка вела с ними обусловленный обычаем диалог через дверь, соглашаясь открыть ее лишь после таких, например, уговоров и комплиментов: «Ты, должно быть, не хочешь показать свою красоту, чтобы луна и звезды не скрылись, увидев ее?» (при ухаживании предпочитались стихотворные импровизации).{559} Как и на острове Ивиса, с момента выбора девицей жениха ее дом закрывался для всех остальных претендентов, хотя иногда их поползновения на этом не прекращались и уже избранному жениху приходилось пробиваться к свадьбе «сквозь строй ножей и пистолетов».{560}
В других случаях «коллективное ухаживание» осуществлялось в индивидуальной форме: на севере страны молодой горец-пастух, находясь в доме девушки, оставлял у наружной двери свой посох, что означало недвусмысленное требование к другим парням не входить, пока он остается внутри.{561}
В большинстве случаев выбор, сделанный девушкой, имел значение предварительного условия для собственно новьясго, которое по сути дела лишь после этого и начиналось, а «субъект» и «объект» его отныне получали наименование новьос (novios), т. е. жених (novio) и невеста (novia).
Местные традиции обусловили поддержание многих несходных между собой, а зачастую просто курьезных моделей поведения новьос. Там, где обязанностью жениха были ежевечерние многочасовые разговоры с невестой через специальную решетку на окне ее комнаты (он — снаружи, она — внутри), ее семья — если комната девушки находилась не на первом этаже — договаривалась с живущим внизу соседом об использовании его комнаты. В противном случае жениху приходилось кричать вверх через два или три этажа. Как утверждал английский автор, господство таких порядков (до 20—30-х годов XX в.) препятствовало, в частности, строительству высоких домов в городах юга, поскольку никто не стал бы снимать квартиру наверху, чтобы не рисковать замужеством своей дочери.{562}
В ряде андалусийских провинций место оконных решеток и балконов заменяли «гатерас» — предназначенные для кошек небольшие отверстия над самой землей в двери, выходившей на улицу. В этих случаях новьос беседовали, растянувшись или скрючившись, соответственно парень — снаружи, девушка — внутри.{563}
Испанские исследователи считают, что андалусийский обычай ухаживать через решетку распространился с юга в центральную часть полуострова и на его восточное побережье — хотя с точностью определить время этого процесса, его ход и даже пределы не представляется возможным.{564} Что же касается сельской местности, то там (даже в Андалусии) встречи женихов и невест обычно не требовали решетки между ними. Это, впрочем, отнюдь не исключало суровой регламентации и жесткого контроля со стороны окружающих. Кое-где существовало как бы табу на визиты жениха в дом невесты, пока он не сделает официального предложения, т. е. не попросит руки девушки у ее родителей. До той поры семья невесты делала вид, что не замечает парня, даже если тот постоянно торчал в дверях. Есть сведения, что раньше с приближением отца девушки жених должен был немедленно скрыться (по крайней мере, в Андалусии).{565}
В других случаях посещение дома невесты не возбранялось, хотя и требовало соблюдения определенных правил. Так, в одном из эстремадурских селений первые визиты парня проходили в молчании, и лишь с течением времени он начинал вступать в общий разговор, а в дальнейшем подсаживаться к девушке и беседовать с ней, но не иначе как в присутствии кого-то из ее родных.{566} В Астурии новьос, правда, оставались наедине в комнате над кухней, где собиралась вся семья, но при условии, что жених непрерывно будет стучать своим посохом в пол комнаты (т. е. в потолок кухни).{567}
Манера общения жениха и невесты также имела существенные региональные особенности. Так называемые «пиропос» — комплименты, любезные слова — были в большом ходу во многих местах, но особенно там, где ухаживание требовало умения поддерживать разговор, иногда ежедневно и по нескольку часов. Не случайно у тех же андалусийцев предложение юноши девушке стать его невестой обозначалось выражением «просить о разговоре». Несомненно, многое зависело от красноречия и при уже упомянутом «коллективном ухаживании», когда всего несколько минут давалось на то, чтобы попытаться заинтересовать девицу и выделиться в ее глазах (в особенности если комплименты полагалось рифмовать). В Эстремадуре, не довольствуясь человеческой речью, парень время от времени принимался ворковать по-голубиному. Зато в Кантабрии или Мурсии новьос, просидев бок о бок несколько часов, могли не обменяться и полудюжиной слов.
Повсеместно окна любимых девушек в канун праздников женихи украшали цветами, ветвями и плодами, а кое-где подвешивали еще всякого рода сладости, сдобы, корзиночки с яйцами и даже шелковые платки. До пробуждения своей избранницы даритель вынужден был все это охранять. Своеобразные способы сделать приятное невесте практиковались на востоке страны. В Валенсии участники ронд кроме гитар брали с собой еще и ружья. Жених, просунув ствол в окно возлюбленной, стрелял в потолок ее комнаты.{568} А на острове Ивиса молодой человек, неслышно подкравшись к своей любимой по дороге из церкви, салютовал ей, выстрелив в землю у ног избранницы из большого мушкетона, причем делом чести для девушки было не испугаться внезапного оглушительного грохота.{569} Выстрелы в честь невесты звучали здесь и в других случаях, например во время танца с ней или при прощании в ее доме.