ости ребятишек, бросали засахаренный миндаль. Ненасытная детвора не отставала и от уже двинувшейся процессии, вымогая любимое лакомство криками: «Бросайте, бросайте еще, иначе помрет ваша молодая!»{607} Кое-где шествие на обратном пути вновь разделялось на «невестину» и «женихову» группы, каждая из которых отправлялась в дом «противоположной» партии с поздравлениями.
Интересно, что в некоторых местах бытовал обычай своеобразного дублирования официального обряда: перед его началом у церковных дверей посаженые родители надевали на будущих супругов ярмо, публично их таким образом соединяя. Известны селения, где вся официальная церемония проходила на церковной паперти. В одном из местечек Каталонии жениху полагалось находиться снаружи, а невесте — внутри церкви.{608}
Необходимость ехать за невестой в другое селение видоизменяла ритуал и дополняла его целым рядом компонентов, возможно более архаичных, как бы подчеркивавших, что речь идет уже не о соглашении двух семей, а о соприкосновении двух общинных коллективов. У арагонцев, к примеру, поезд жениха следовал на богато украшенных, покрытых нарядными попонами лошадях. Впереди везли свадебное платье, предназначенное для вручения невесте, следом ехал жених со своим другом — espadero («меченосцем»), и уже за ними — прочие, по степени близости. До прибытия на место и встречи с невестой не полагалось ничего есть. В ее доме приехавшим представляли поочередно всех женщин, начиная с самой пожилой, и в последнюю очередь невесту.{609} Во многих селениях вековая традиция побуждала жителей устраивать испытания и чинить препятствия жениху-чужаку. Так, в Галисии, когда он, не сходя с седла, пил во дворе своей суженой поднесенное ею вино, все собравшиеся старались напугать лошадь, швыряя ей под ноги что попало, чтобы она шарахнулась и вино пролилось; если парень оказывался на высоте и не допускал этого, брак обещал быть многодетным. В Сантандере уже на пути к церкви местные парни имитировали засаду, нападение и захват невесты, однако их требования отступного были вполне реальны, и несговорчивый чужак рисковал тем, что свадьба могла не состояться. В Каталонии от всех преград на пути к венцу оставалась лишь лента на дверях церкви, но и ее убрать можно было, лишь заплатив выкуп.{610}
Примечательный элемент церковного бракосочетания в Испании — обычай передачи женихом будущей супруге так называемого «арраса» (arrás) — 13 монет, которые только что благословил священник вместе с обручальными кольцами. Эти монеты полагалось хранить всю жизнь и тратить лишь при крайней нужде.{611}
Завершающий этап свадебной процессии — переезд новобрачной с приданым в дом жениха (он был характерен преимущественно для северных областей полуострова) — также, как правило, давал повод к вмешательству окружающих. Поезду преграждали дорогу уже при выходе из церкви, затем при выезде из селения и при въезде в другое, т. е. в то, в котором она должна была теперь жить, или просто лежавшее на пути. Чтобы получить право ехать дальше, поезжанам приходилось раскошеливаться. Если препятствие символизировалось лентой, то после уплаты «дани» невеста украшала себя ею, и тогда по прибытии на место ее платье пестрело целым ворохом разноцветных лент.{612}
На острове Менорка помехи на пути свадебного поезда были отнюдь не символическими. Их преодоление новобрачными считалось обязательным, и от него нельзя было откупиться. Дорогу загромождали груды камней, поваленные деревья, кучи колючих веток, сучьев и сухой травы, которую поджигали при приближении праздничной кавалькады. Все хлопоты по устройству «встречи» по большей части брали на себя все те же молодые парни. На разных этапах свадебного цикла за этой группой признавались особые права. Яркий тому пример среди прочих — каталонский обычай, согласно которому невесту, перед тем как ей отправиться из дому под венец, целовали все юноши — участники процессии. Интересно, что в одном из селений эту обязанность — обниматься и целоваться с парнями — выполняла местная распутница, специально приглашенная на свадьбу.{613}
В источниках упоминается ритуал ввода новобрачных во владение домашним хозяйством. Так, в Арагоне отец или дед представляли новому наследнику домашних животных, то же самое делала старшая хозяйка по отношению к молодой жене. Распространенным символическим действием была передача невестке свекровью большой разливательной ложки; другими атрибутами домашней власти, владелицей которых в торжественной обстановке становилась молодая хозяйка, могли быть ключи от дома, висячий замок, серебряный колокольчик (на Балеарских островах). В Басконии свекровь подносила входящей новобрачной освященную воду, в Каталонии встречала на первой ступеньке крыльца, обнимала и таким образом вводила в дом; здесь же, но в других местах невесте, прежде чем войти в дом, полагалось поцеловать его порог.{614}
Одним из проявлений вполне понятного отношения к свадьбе, как к событию, далеко выходящему из ряда будничных дел и забот, можно считать широко бытовавшее в Испании стремление устроить свадебное пиршество с приличествующим случаю размахом. При этом основным стимулом, похоже, часто оказывалось не только и не столько желание самих новьос (главным образом, конечно, членов их семей) «не ударить в грязь лицом», соблюсти традицию и продемонстрировать свою имущественную состоятельность, сколько заинтересованность самой общины в проведении праздника и участии в нем как можно большего числа односельчан. За это говорит существование целого комплекса закрепленных обычаем мер, призванных, с одной стороны, не позволить члену коллектива уклониться от своего долга, а с другой — оказать ему возможную помощь, в какой-то степени возместить экстраординарные затраты (вплоть до того, что во многих селениях обязанностью определенной группы людей считалась организация свадьбы практически в складчину для соседей-бедняков).
Застолье, как правило, имело различные варианты; оно могло быть скромным, а могло быть и весьма пышным, что существенно влияло, в частности, на традиционный регламент. Так, при скромной свадьбе устраивали только обед, а при богатой еще и ужин. Более того, уже выработалась практика подразделения гостей на две категории: одни получали приглашение на праздничный пир, другие — лишь на официальную церемонию, причем если последних можно было оповестить накануне, то первых во избежание обиды и отказа требовалось пригласить заранее. Публика, званная только в церковь, тут же у порога храма или несколько позже, у дверей дома, где стояли накрытые для более узкого круга столы, получала легкое угощение, состоявшее из шоколада, галет, сигар. Кроме того, она могла принять участие в танцах по окончании застолья.{615}
Вошел в обычай и ряд других способов облегчить тяжелое бремя расходов, связанных с бракосочетанием: деление их поровну между двумя сторонами, устройство пиршества последовательно в домах обеих семей (в Галисии, например, за обед «отвечала» семья жениха, за ужин — семья невесты) и т. д. Вместе с тем на первом месте оставался в этом плане сбор пожертвований с односельчан. Сидевшие за столом гости, хором напевавшие: «Из одной руки в другую — ступай к невесте», передавали подарки, а невеста, на которой кончался этот импровизированный конвейер, должна была тут же демонстрировать все, что получала, и благодарить. Существовал определенный порядок как в отношении очередности поднесения подарков, так и их количества, а также «ассортимента». Широко практиковался сбор денег на поставленный посреди стола поднос. В провинции Саламанка корзины овощей, зерна, орехов, корнеплодов и т. д. вручали молодым после свадебного пира и каждый сделавший подарок получал право танцевать с невестой.{616}
В Эстремадуре и Леоне после пира все собирались на сельской площади, где на специально принесенном столе уже были приготовлены корзины с люпином и кувшин с вином. Под звуки тамбурина даритель за свое подношение получал стакан вина и горсть люпина, после чего пускался в пляс с новобрачной, а порою она так и танцевала с кожаным бурдюком в руках, из которого очередной партнер отпивал глоток. В одних случаях невеста получала в руки деньги, в других — картофелину с зарубками по количеству обещанных монет. Иногда монеты вкладывали в специально разрезанное яблоко (и танец с невестой там так и назывался — manzana, т. е. яблоко), или целое яблоко утыкивалось монетами так, что походило на ежа. Порою претендент подходил с монетой в зубах, и так же в зубах невеста должна была держать эту монету во время танца с ним. Зачастую почетное право потанцевать с молодой больше напоминало неизбежную обязанность, уклонение от которой воспринималось как тяжкая обида. Мало того, кое-где подлежал оплате и танец с женихом.{617}
Не довольствуясь подарками, полученными от многочисленных гостей, а также деньгами, собранными во время застолья, «на башмачки для первенца», за танцы с невестой и т. д., молодые в сопровождении «свиты», а иногда и музыкантов обходили все селение, собирая «дань» с неприглашенных земляков. Постучав в дверь, они обещали выглянувшим хозяевам: «Бог вам за это воздаст». После этого укладывали в мешки и сумки полученные дары (деньги, хозяйственную утварь, продукты и т. д.){618}