ремя ромарий.{632}
При всех различиях между тремя названными районами брак в каждом из них экзогамен — по крайней мере, в настоящее время. Ограничения в выборе брачного партнера сейчас имеют либо сословный (классовый) характер (например, на юго-востоке страны, в Алентежу, как отмечают этнографы, мелкие землевладельцы предпочитают не родниться с наемными сельскохозяйственными рабочими) либо (в Траз-уж-Монтиш) общественное мнение неприязненно реагирует на брак с жителем традиционно враждебной деревни. Сравнительно редко, главным образом в Алентежу, экзогамный брак матрилокален; встречаются также случаи матрилинейного счета родства. Повсеместен запрет на брак между ближайшими кровными родственниками (ближе двоюродных), и между крестными родителями и крестниками. Запрет этот поддерживается как церковью, так и обычаем. Сексуальные отношения между кумовьями (биологическими и крестными родителями ребенка) также осуждаются. В Траз-уж-Монтиш верят, что ребенок крестного родителя и крестника (крестницы) будет оборотнем. Такое же поверье существует — по крайней мере, существовало в конце прошлого века — и относительно ребенка от связи кровных и крестных родителей (кумовьев); единственным средством избежать такой судьбы было обрядовое сожжение первой рубашки ребенка.{633}
Вступление в брак означало перемену в социальном статусе: только после свадьбы молодой человек назывался мужчиной (homem), до того он считался просто «парнем» (rapaz). Права и обязанности каждой из групп в деревенском обществе были разграничены.
По традиции брачный возраст в Алентежу начинался, когда девушке исполнялось 14–15 лет, а юноше 17–19; на северо-западе, в провинции Минью, «женихаться» (namorar — буквально «любиться») считалось приличным только после 20 лет, так как здесь накопление приданого требовало большего времени, чем в развитой зоне Алентежу. Впрочем, к 60-м годам нашего века этот возраст понизился и в Минью до 16 лет.{634}
Как уже было сказано, основная тенденция в выборе брачного партнера по традиции — соблюдать социальную стратификацию (либо повысить статус через брак). В той же Алентежу латифундисты женились между собой; иногда в семью допускались богатые или престижные чужаки, перебравшиеся из других районов страны. Для провинции Доуру, согласно обследованию 60-х годов XX в., более приличным считался «равный» брак, при большем или меньшем соответствии приданого невесты доле жениха в наследстве. Однако в те же годы на более развитом юге и землевладельцы-минифундисты соглашались на брак своих детей с детьми наемных работников (рост заработной платы у последних сгладил традиционную разницу в социальном статусе). Тенденция к заключению браков в своем приходе оставалась, хотя на юго-западе Португалии и это ограничение постепенно исчезло.
Общественное мнение одобряло экономически равные браки и дозволяло повышать свой статус через брак, но резкое понижение ранга признавалось чем-то ненормальным и могло привести к объявлению партнера, допустившего такую вольность, сумасшедшим. Если сын богача женился на бедной, то считалось, что она его околдовала: подмешала какое-либо зелье в вино или накормила заговоренными сластями. Таким образом, основными критериями в выборе брачного партнера и в одобрении брака обществом было социальное и экономическое соответствие.{635}
Приданое играло важную роль при браке почти во всех районах, хотя в некоторых местах традиционное приданое продолжает существовать лишь в символической форме. Измеряется приданое в «полотнах» (lengos), т. е. в постельном белье, которое должна наткать дочке мать. В Доуру каждая молодая, кроме того, везет в новый дом сундук и комод, об остальной мебели заботится новобрачный. В последние десятилетия все большую роль начинает играть приданое в виде определенной денежной суммы. Иногда (например, в районе Майа, провинция Доуру) один из партнеров дает материальные ценности (земля, скот), а другой — это может быть и жених — деньги, называемые «входом» (entrada). Сумма передается родителям того из новобрачных, кто внес в семью материальную ценность, и распределяется между всеми их детьми, причем молодой (молодая) получает треть (теперь сумма повысилась до половины). При всем том справедливой остается формула португальского этнографа М. А. Лимы: «Приданое — первое „качество“, необходимое для замужества».{636}
В разных районах Португалии по-разному проявлялись два принципа выбора невесты (инициатива обычно признавалась за юношей, а не за девушкой): взаимная склонность молодых или решение родителей. В Минью брак прежде был просто договорным между представителями старшего поколения. Молодые нередко ставились в известность уже после заключения договора, и добрачный период не продолжался сколько-нибудь долго.
Наиболее распространенными на территории страны были все же браки по взаимной склонности, после более или менее длительного периода ухаживания. Обычно юноша и девушка знакомились, а если они уже были знакомы прежде, сближались на деревенских праздниках: по воскресеньям, во время церковной службы, на ромарии. До 30-х годов нашего века в поселке Мерсеш (около Синтры, провинция Эштремадура) в ходе октябрьской ярмарки устраивалась «ярмарка невест», куда съезжались окрестные девушки на выданье. Они рассаживались в ряд в нишах особой стены, называемой «стеной ухаживания» (muro do derrete, от derreter — «таять, млеть», именно так назывался период официальных добрачных отношений), увешанные монистами из золотых монет, которые здесь в отличие от остальных районов были главным видом приданого.
Однако традиционный вид ухаживания не был столь упрощенным. Договорившиеся между собой парень и девушка признавались всем деревенским обществом сговоренными или «разговаривающими» (moça е moço de cumbersar, как называли их в Доуру). Девушка могла танцевать на праздниках после этого только со своим избранником; в его отсутствие она не танцевала ни с кем. Разговоры с чужими, особенно с ровесниками, сводились к минимуму. За ее репутацией теперь следили все соседи.
Добрачный период намору (namôro) длился не больше 3 лет (в начале XX в., впрочем, он мог доходить и до 8 лет). Основная цель намору у бедных — накопление средств для начала самостоятельной жизни, хотя бы на приобретение домашней обстановки и постельного белья; у богатых — завершение образования. Сговоренная пара обменивалась подарками по зажиточности. Чаще всего это были кольцо, четки, вышитый платок с более или менее стандартным текстом вроде такого:
Vai-te lenço venturoso
A um sincivel coração.
Vai levar afectos meus
A quem é minha prisão.
Иди, счастливый платок,
К чувствительному сердцу.
Передай мою нежность
Тому, кто меня пленил.
За платок полагалось отплатить монетой, чтобы не плакать. При дарении друг другу образков святых не полагалось передавать подарок из рук в руки; одариваемому говорили, где спрятан образок, так что тот как бы выкрадывался.{637}
Вместе с тем главным содержанием периода намору была подготовка к созданию совместного хозяйства. Португальская пословица по этому поводу говорит: «Кто женится, хочет (иметь) дом» (Quem casa quer casa). Большей частью молодые, как было сказано, селились в доме того или иного из родителей, но в провинции Бейра-Байша, например, сговоренная девушка должна была помогать своему избраннику в постройке традиционного каменного сельского дома, где они поселялись после свадьбы.{638}
Добрачная связь в принципе осуждалась, но больше церковью, чем обычаем. За тем, чтобы девственность была сохранена до свадьбы, следили более строго в верхних общественных слоях. Раньше парень, уходя служить в армию, старался дефлорировать свою сговоренную, видя в этом залог того, что она будет дожидаться его возвращения. Впрочем, в провинции Алентежу этнографы столкнулись с противоречивой информацией. В 60-е годы XX в. в поселке Вила Вельа были записаны сведения, что дефлорированная и брошенная возлюбленным девушка считалась обесчещенной и не может выйти замуж. По записям 20-х годов нашего столетия, даже девушка с внебрачным ребенком могла найти себе мужа, особенно если имела хорошее приданое или обладала личными качествами, компенсировавшими в глазах мужа и общества потерю девственности.{639}
Период ухаживания — namôro, derrete или derriço — завершался сватовством у родителей девушки. Иногда претендента на руку представлял сват (casamenteiro), но нередко парень сам являлся в дом девушки с просьбой. В этот день не совершались какие бы то ни было обряды. После согласия родителей собирались обе семьи, сами сговоренные, их друзья. Обсуждались условия брачного контракта, размеры приданого; договоренность заносилась на бумагу. Собственно, этот акт и назывался «делать женитьбу» (fazer о casamento). Такая форма именовалась «обговоренная женитьба», «женитьба со справкой» (casamento falado, casamento de inculca). Сват получал за свое участие новую шляпу и приглашался на свадебный пир.
Вступающие в новый брак вдовые с детьми или в первый брак пожилые люди подписывали договор о раздельном владении имуществом. Дети не имели права противиться такому договору.
Договоренность о свадьбе оглашалась в церкви, и собственно, только после этого влюбленные (namorados, как они именовались прежде) получали право называться женихом (noivo) и невестой (noiva). Оглашение производилось три воскресенья подряд; на этих воскресных службах «нойвуш» (noivos) не имели права присутствовать и слушали мессу, стоя вне церкви.