{717} Ясно, что эта птица (несушка) имела прямое отношение к магии плодородия.
Впереди свадебного шествия несли дерево: или настоящее живое деревце, или лавровые ветви (на юго-западе страны и в Вандее), украшенные виноградом, фруктами, лентами, искусственными цветами, сластями и увенчанные на вершине яблоком. Этот символ процветания и изобилия назывался «дерево невесты», «почетное дерево», «май» или просто «букет». В Лотарингии сама невеста несла разукрашенную миртовую ветвь. Букетики цветов, зеленые веточки, бутоньерки украшали костюмы участников кортежа.{718}
На пути свадебного поезда то и дело возникали препятствия: дорога оказывалась перегороженной цепью, лентой или же стволом дерева (подобные барьеры устраивали и на обратном пути из церкви, и перед домом, куда должна была вступить новобрачная). Местные парни требовали от жениха и его дружины выкуп за то, что он уводит девушку (особенно, конечно, если он был не из их села или прихода). В Лангедоке парни, держась за руки, образовывали цепь; с ноги невесты снимали туфельку и брали за нее «выкуп». Девушки вручали невесте венки — провожали в новую жизнь свою подругу. В некоторых областях преграда имела символический смысл, она означала объединение.
В Оверни, Бретани и Бурбонне путников ожидал стол, уставленный яствами, которые должны отведать молодые; в Лангедоке соседи, перегораживавшие путь лентой, предлагали съесть лепешку. Были здесь и явные намеки на будущее потомство молодых — воткнутое в землю веретено, кукла в колыбели и т. п.
Некоторые «барьеры» состояли из подарков молодым — веник, каминная решетка, очажная цепь (Бресс, Центральная Франция). Все эти предметы имели глубоко символический смысл — связь с очагом, домашним благополучием.
Преграждавшая путь лента также приобретала символическое значение: невеста опоясывалась ею вместо пояса или же делила ее пополам с женихом.{719}
По дороге в церковь происходили и другие «происшествия», например попытка невесты убежать. Девушка, которая предпринимала все старания, чтобы выйти замуж, готовила себя к семейной жизни и, наконец, просто была влюблена в своего избранника, должна была во имя «хорошего тона», «доброго имени», «примерного поведения» выказывать всяческое недовольство предстоящим браком. В Сен-Реми (юг Франции) она убегала в тот момент, когда отец давал согласие на брак, в Эльзасе — в день подписания контракта. Но чаще всего это происходило в день свадьбы — или из дома, или по дороге в церковь, или же по возвращении из церкви к своему новому жилищу. В горных районах она удирала на лошади. Гарсон д’онёр вынужден был ловить ее. Иногда и подружки невесты присоединялись к ней. Мэру и кюре порою приходилось долго ждать, пока происходила эта игра в «принудительный» брак. Чем яростнее невеста оказывала сопротивление, тем большую славу добродетельной девушки она приобретала.{720}
Во времена Великой французской революции в пылу борьбы нового революционного мировоззрения и прежнего церковного был создан необычный до того периода свадебный обряд — красочная церемония заключения гражданского брака в мэрии, сопровождавшаяся музыкой, балами, развлечениями. Однако в народную жизнь этот обряд не внедрился, и в последующие времена поход в мэрию был необходимым, но довольно скучным актом.{721}
В отличие от гражданского брака церковные обряды бракосочетания пронизаны элементами дохристианских верований, которыми народ подкреплял, усиливал значение религиозного акта. Соблюдались приемы предсказательного характера, среди них — символическая борьба за власть в семье и всевозможные приметы. Собравшиеся в церкви с пристрастием наблюдали за деталями поведения молодых: муж наступает коленом на передник, шлейф или вуаль жены — он будет главенствовать, жена не позволяет мужу надеть кольцо ниже второй фаланги пальца и сама продевает его на третью фалангу — она будет хозяйкой в доме; тот будет главенствовать в доме, кому достался больший край вуали, растягиваемой над головами брачащихся.{722}
В церковный ритуал вошел органически и такой традиционный обряд, как совместное принятие пищи — один из знаков соединения: освящали хлеб (или пирог), кусочки которого потом раздавали всем присутствовавшим. Иногда на паперти устанавливали стол с хлебом и вином, которые молодоженам следовало отведать (в местностях Бос, Иль-де-Франс, Бургонь). Случалось, подавали «бульон невесты» — приправленный специями напиток, глоток которого отпивала новобрачная, а потом все присутствующие.
Иногда молодоженам обрядовую пищу подносили перед выходом из дома в церковь или в мэрию: например, в Морване (Центральный массив) им давали овсяную лепешку, в Эльзасе — суп из одной ложки. Бывало, и всем приглашенным перед входом в церковь доставалось съестное, хотя бы в символической форме — им раздавали драже (в Верхних Альпах). В некоторых местностях соседи подносили направлявшимся в церковь жениху и невесте ликер, который они должны были выпить из одного стакана, и грецкие орехи, символизировавшие единение супругов наподобие двух половинок скорлупы ореха.{723}
Молодых при выходе из церкви (так же как и при прибытии в тот дом, где они будут жить) осыпали зерном, орехами, драже, мелкими монетами. Нередко и сами молодожены осыпали собравшихся возле церкви зрителей.
Во время шествия из церкви устраивались всевозможные состязания — скачки, бег. Победитель получал от новобрачной приз — подвязку (намек на древнейший смысл этих состязаний — за право обладать новобрачной), перчатки, шейный платок, ленты. На Корсике скачки сохранялись почти до наших дней; победитель получал оливковую ветвь, украшенную лентами и веретенами, и передавал ее новобрачной.{724}
Во многих местностях по возвращении из церкви производили обход сакральных мест: пили воду из почитаемого источника, проходили под естественной аркой из сросшихся деревьев в лесу, танцевали вокруг дерева, посаженного накануне перед домом молодых. В местности Мэн украшенным деревом — «маем» — загораживали вход в дом новобрачных, и молодой супруг должен был вырвать его из земли.{725} Этим действиям, имеющим магическое значение, можно дать несколько объяснений: поиск благополучия путем приобщения к местным святыням, переход под естественной аркой в новое состояние, семантическая связь брака как акта, направленного на продолжение рода, с проточной водой, свежей зеленью, т. е. с живительными силами природы.
Если девушка переселялась в другую деревню, то все обряды, которые совершались по возвращении из церкви, происходили в доме ее родителей, а в доме мужа — в значительно сокращенном варианте. Если муж-примак поселялся на ферме своего тестя, то происходили специальные обряды включения его в новую семью.
Иногда дом родителей молодой оказывался запертым. Чтобы проникнуть в него, разыгрывали шуточные сражения (как, например, в Вандее) или же затевали песенный турнир. В местности Бри новобрачная восклицала: «Откройте дверь! Ваша дочь к вам возвращается», а ей из-за двери отвечали: «Вы уже не принадлежите этому дому, прекрасная девица, идите своей дорогой!»
Сложные обряды сопровождали вход молодых в дом, в котором они намеревались поселиться. В Лотарингии, Руссильоне и других местностях молодую переносили через порог, в некоторых областях разбивали на пороге тарелку, в местности Мэн молодая проникала в свой новый дом через черный ход. Случалось, что перед домом разводили костер, поджечь который должна была новобрачная. Только после того как он потухал, молодые и их гости могли переступить порог.
У входа молодую хозяйку встречала свекровь, которая надевала на нее передник, вручала веник, разливательную ложку или иные хозяйственные предметы, намекая на предстоящее разделение женских обязанностей в доме. Молодую приобщали к семейному очагу: иногда она присаживалась под навесом камина. Характерно, что всякое обоснование в новом доме во Франции образно называется «подвешивание каминной цепи».
Самое характерное при встрече молодых — это подношение им большого украшенного узорами и инициалами каравая, который они ели сами и раздавали окружающим. Молодые осыпали присутствующих зерном, давали корм курам, перекидывали яйцо через крышу дома; все эти символические действия сопровождались веселыми шутками, порою весьма грубыми.{726}
Свадебный пир мог происходить в разных местах. Обычно это было угощение в доме родителей новобрачной сразу по возвращении из церкви, а вечером большое застолье в доме родителей ее мужа. Реже пир организовывали в новом доме молодых, в специально арендованном помещении или таверне. Могли накрывать столы для большого числа сотрапезников в амбаре или же под открытым небом. В Бретани, Анжу, Солони, Ландах, Бурбонне, где свадьбы были особенно многолюдными, собирали по нескольку сот человек — не хватало помещений и мебели. Тогда устраивали «земляной стол»: вырывали параллельные друг другу две узкие траншеи так, чтобы гости могли сидеть на их краях, опустив ноги вниз, а между ними оказывалась земляная насыпь, служившая столом.
В среднем на свадебный пир сходилось от 50 до 100 человек. После первой мировой войны это число стало заметно сокращаться. Почетный стол, где сидели новобрачные, был украшен флагами, лентами, повсюду было много цветов. Когда в XX в. организацию празднеств взяли на себя рестораторы, хозяева таверн и гостиниц, обычай украшать помещение цветами и зеленью сохранился. Порядок размещения сотрапезников на пиру в разных местностях был разным. Чаще всего молодая чета сидела рядом за почетным столом. По обе стороны рассаживались гарсон д’онёр и фий д’онёр, крестные родители, мэр, кюре, доктор, учитель и другие уважаемые люди. Остальные сотрапезники располагались за боковыми столами — старшее поколение и отдельно молодежь.