Свадьба в буржуазной среде не следовала крестьянским традициям. В этой среде не было столь обставленного условностями этапа ухаживания. Крупные буржуа, как и аристократы, вывозили своих дочерей на балы, где и происходил выбор партнера и сближение, причем возникавшие симпатии молодых людей находились под контролем родителей. О невесте судили по поведению матери и по репутации ее семьи в целом. Все заботы о материальном обеспечении детей несли отцы брачащихся: союз должен был быть благоприятным не только для новой семьи, но и для последующих поколений.
Собственно свадьба зажиточных слоев не походила на крестьянскую. В крестьянской свадьбе — выразительный язык жестов, богатейший набор символов. В буржуазной все совершается в соответствии с правилами хорошего тона, по общепринятым нормам поведения. Кортеж, который направлялся в мэрию или в церковь, состоял из большой группы детей, за которыми следовали родственники жениха и невесты и приглашенные гости.
Среди состоятельных людей принято было тотчас после бракосочетания и пира отправляться в свадебное путешествие, этим снимались после-свадебные обряды. В настоящее время этот обычай проник и в крестьянскую среду: по случаю свадьбы дарят не только вещи, но и деньги, и на эти средства молодые совершают свадебное путешествие.
Ознакомление с деталями норм и обрядов бракосочетания во Франции XIX — начала XX в. подводит к общим выводам. В брачных нормах отражался характер общественной жизни каждой исторической эпохи. Для Франции существенной исторической вехой явился Гражданский кодекс (кодекс Наполеона) 1804 г. В обрядовой практике выявляется этническая культура со всеми ее особенностями, включая национальную психологию. Различия в деталях обрядовой жизни и степень сохранения древних традиций связаны в большей мере с социальным статусом семейств, вступающих в свойство, нежели с региональными чертами отдельных областей страны, хотя по другим элементам культуры эти области выделяются довольно явственно.
М.И. РешинаНароды Бельгии и Нидерландов
Современный исследователь, предпринявший попытку дать читателю наиболее полное представление о том, как заключался брак и праздновалась свадьба в Нидерландах и Бельгии в XIX — начале XX столетия, оказывается в затруднительном положении. Нидерландская и бельгийская литература по этим вопросам достаточно обширна, имеется положительный опыт создания крупных монографий. Вместе с тем ни одно из монографических исследований не сосредоточивается на изучении именно этого периода и не освещает его последовательно и теоретически фундированно. Можно привести десятки работ, в которых формам заключения брака и свадебной обрядности отведены лишь отдельные главы, а преподнесенный в них материал довольно фрагментарен и не охватывает в целом всего комплекса проблем.
Несмотря на эти пробелы, ученые обеих стран внесли существенный вклад в развитие данной области европейской этнографии. Считаем целесообразным остановиться на нескольких наиболее важных для нас работах.
Первая из них по времени появления — монография М. Рувера,{739} которая в полной мере отражает и положительные и отрицательные стороны исследований такого типа. Автор ведет повествование от эпохи античности и древних германцев к Нидерландам XIX столетия, отдавая дань очень важному в истории страны периоду XVI–XVIII вв. Семейно-брачные отношения и свадебный комплекс XIX в. представлены неравномерно, некоторые моменты выпали из поля зрения автора. На наш взгляд, удачны его экскурсы в область этимологии, что позволяет выявить исторические корни не только некоторых терминов, но и обрядов.
Классический двухтомный труд нидерландского ученого Й. Схрейнена по отечественной этнографии{740} лишь в небольшой своей части касается непосредственно форм заключения брака и свадебных обрядов. Однако автор попытался решить целый комплекс вопросов (роль коллектива, типы сватов-посредников, значение так называемой кетельмузик и т. д.), дав им подчас оригинальную трактовку. Теоретическая сторона исследования и в наши дни не потеряла своего значения.
Преемником Схрейнена в этой области можно считать нидерландского исследователя Й. Кройзингу, посвятившего свою монографию{741} главным образом «живому», бытовавшему еще в середине 1950-х годов в Нидерландах и Фландрии фольклору. Не ограничиваясь первой половиной XX столетия, автор привлекает богатый материал по XIX в., правда, предсвадебный период и сама свадьба занимают всего одну небольшую главу.
Бельгийскую этнографическую литературу очень удачно представляет трехтомная монография А. Мариню,{742} последний том которой посвящен преимущественно предсвадебному циклу (локальная эндогамия, «ярмарки невест», «майские» деревья). По нашему мнению, Мариню во многом воспринял теоретические посылки Й. Схрейнена, хотя и авторская точка зрения прослеживается достаточно четко.
Хотелось бы отметить две большие работы, стоящие несколько особняком в перечне этнографической литературы. Обе они исследуют современное состояние семьи, семейных отношений и брака. К. Анриан и Э. Ламбрехт{743} делают это на материале Бельгии с помощью этносоциологических методов. Их выводы устремлены в будущее. Однако как серьезные исследователи они, говоря о видах эндогамии, воздействии религиозного фактора, роли родителей и т. д., не пренебрегают сравнительными данными XIX в. Свадьба и свадебная обрядность не входят в круг их интересов.
Изучению современной нидерландской семьи посвятил свою работу индийский ученый К. Ишваран, получивший образование в Нидерландах и опубликовавший там свою книгу.{744} Особое внимание автора привлекают такие сложные вопросы, как типы семьи, социальная и конфессиональная эндогамия, конфессионально- и национально-смешанные браки, психологический климат семьи. Теория здесь соседствует с «живым» материалом, полученным от респондентов. Монография ценна тем, что современные процессы подводят нас к мысли об их истоках, а бытование в середине XX в. реликтовых форм (например, эндогамии) заставляет искать их в прошлом.
Эта же тема — фольклор в повседневной жизни Нидерландов — стала предметом изучения нидерландского исследователя Тона де Йоде;{745} одна из глав его монографии называется «Между колыбелью и гробом». Тон де Йоде особенно тщательно анализирует символику свадебных обрядов, с большим знанием историко-этнографического материала он описывает ночные ухаживания, делает оригинальные выводы по терминологии.
Мы видим свою задачу в том, чтобы, опираясь на материал зарубежных работ, провести исследование брака и всего комплекса свадебных обычаев народов Бельгии и Нидерландов.
Прежде чем непосредственно перейти к этой теме, выскажем несколько замечаний о распространенных там типах семьи. Исследователи сходятся во мнении,{746} что в Нидерландах и Бельгии XIX — начала XX в. доминировала нуклеарная (элементарная) семья (нидерл. gezin, kerngezin, гецин, кернгецин; фр. famille, фамий), состоявшая из одной брачной пары (или одного из родителей) и неженатых детей (или без них). Спорадически бытовал и другой тип: расширенная семья (нидерл. familie, фамилие), в которую входили две или более нуклеарные семьи с однолинейным родством (чаще всего это были трехпоколенные семьи, концентрировавшиеся, например, в Нидерландах вокруг бабушки со стороны матери). Гораздо реже встречалась расширенная семья с многолинейным родством, когда вместе жили не только прямые, но и другие родственники.
Народы Бельгии и Нидерландов относились к вступлению в брак традиционно положительно.
Первостепенное значение брака состояло в том, «чтобы дети были законнорожденными». Это нашло свое выражение, например, в гражданском кодексе Фландрии, одна из статей которого гласит: «Супруги договариваются друг с другом с единственной целью — обязательства кормить, помогать и воспитывать своих детей». Другой, не менее важной, целью брачного союза всегда считалось счастье вступающих в него людей.
Репродуктивная функция семьи связана не только с религиозными установками на то или иное количество детей (католики и кальвинисты ратуют за многодетные семьи «во славу Божию и на радость семье»), но и с традиционно любовным отношением к детям в этих странах. В Нидерландах считается, что семьи, где много детей, имеют больше надежды на будущее, чем опасений и страха. Поэтому безбрачие (если, конечно, на то не имелось особых причин) осуждалось в народе. Существовал целый арсенал насмешек, шуток, порой не безобидных; применялась даже физическая сила по отношению к старым холостякам. Вот как описаны подобные действия в населенном пункте Эйзендейк. Молодой человек, достигший 30 лет и не вступивший в брак, получал в день своего рождения «ключ от пастбища дураков». В центре Эйзендейка сооружалась «триумфальная» арка из соломы и капустных листьев; к ней прикреплялось изображение «дурака», а внизу писали его имя. Под музыку рожка или горна холостяк должен был выслушивать упреки в свой адрес. Затем вручался «ключ» — деревянный или выпеченный из пряничного теста. По обычаю обладатель ключа оставался его собственником, пока не подходила очередь следующего 30-летнего холостяка. Здесь же был известен другой вариант шутки: в день рождения холостяку все же предлагали «спутницу жизни», но… из соломы.{747}
В провинции Дренте были распространены так называемые «клубы козлов» — объединения неженатых молодых людей. Член клуба, только что вступивший в брак, получал в подарок козла, с которым супружеская пара прогуливалась по улицам селения.