Если первые официальные предварительные переговоры (на декабрьской ярмарке и в доме невесты) были своего рода прикидкой, когда обе стороны присматривались и приценивались, то ровно через месяц заключался окончательный контракт. Это происходило в первый четверг января (Арлон, провинция Люксембург) на «ярмарке свадеб». Часто с помощью хайлигсмана устанавливали размер приданого (нидерл. uitzet, aanbrengst), подсчитывали принадлежности туалета; проводился как бы смотр всего домашнего хозяйства невесты. Жених вручал возлюбленной в качестве свадебного подарка не обручальное кольцо, а булавку или шпильку для волос, часто из золота или серебра. Можно было дарить кружево, перчатки, веер; если позволяли средства, то драгоценности. Полагалось также преподнести невесте букет цветов, украшенный лентами (их сохраняли до первых родов). Все подарки принимались девушкой лишь с одобрения ее родственников. Одаривал будущую невестку и свекор. Например, во Фрисландии этот подарок издавна состоял из серебряных украшений, прикрепленных к серебряной цепочке; все вместе подвешивалось к поясу. Недаром говорили: «Жениха можно хвалить, а невесту — одарить». На «ярмарке свадеб» назначали день свадьбы, которая совершалась обычно перед «пепельной средой».
За удачное сватовство посредник получал подарки от обеих сторон (деньги, новую одежду, хорошее угощение). Ему также возмещали затраты, связанные со сватовством. Видимо, в прошлом расчет с брачным маклером производился заранее, что приводило иногда к трате денег не по назначению. Поэтому в 1626 г. некоторые голландские юристы потребовали более жестко контролировать профессиональных сватов: выдавать им необходимую сумму на расходы лишь после клятвенного обещания употребить ее для пользы дела.
При составлении брачного договора могли обходиться и без свата. В этом случае главная роль отводилась родителям будущих супругов. В прошлом условия договора записывались на пергаменте и скреплялись печатями обеих семей; отныне он становился официальным документом.
Как уже говорилось выше, «ярмарка свадеб» в Арлоне упоминалась еще в 1570 г. под названием «новая ярмарка» или «новый базар», и на нее собирались парни и девушки, которые были сговорены в первый четверг декабря. Эти молодые люди считались «гезихерт» (gesichert), т. е. обещанными друг другу. Подарки, которыми обменивались жених и невеста, выполняли роль залога, своего рода гарантии того, что свадьба состоится. На диалекте провинции Люксембург «гезихерт» по значению совпадает с «фиансе» (обрученный, помолвленный, жених), распространенном в остальной франкоязычной части Бельгии, где говорят также: «Они обещаны», «они обручены».{775}
Бывали случаи, когда молодые люди, считавшиеся женихом и невестой, расторгали взаимные обязательства. Иногда это происходило по обоюдному согласию и не вызывало особых нареканий со стороны родственников, но гораздо чаще парень менял свое решение и открыто проявлял знаки внимания к другой девушке. Тогда деревенский коллектив не оставался равнодушным и принимал «меры воздействия» по отношению к легкомысленному жениху, но заодно доставалось и девушке, ее также зло высмеивали. Причем, как и в период ухаживания, особая роль отводилась высохшей, увядшей зелени и соломенной кукле, которые прикреплялись к дому покинутой. Иной раз соломенное чучело, которое должно было изображать бывшего жениха, помещали возле дома отвергнутой невесты в субботнюю ночь. Как правило, этим занималась неженатая молодежь в возрасте от 17 до 30 лет. Таким образом все селение узнавало о случившемся. Подобные обычаи сохранялись в некоторых местностях (Фландрия и Западная Фрисландия) до середины XX в.
Отмечаются и другие локальные варианты, но смысл этих обычаев единый: осуждение сельским коллективом недостойного поведения одного из предполагаемых супругов. Во Фландрии дом виновника или дорогу к нему помечают известкой, кострой от льна или белым песком.{776} Иногда прибегали к иносказательной форме, чтобы выразить свое отношение к вероломному поступку жениха или невесты. В условленный вечер возле дома жениха собиралась молодежь и устраивала настоящий концерт кетельмузик (ketelmuziek), т. е. «музыки горшков». Под этим термином понимают шумовое оформление вполне определенных действий, направленных в данном случае на осуждение проступка: исполняют серенады под грохот горшков, лязг цепей, звон колокольцев, гудение рожков и т. п. Народное правосудие избрало кетельмузик для оповещения всего селения о случившемся.{777}
Хотя не произносилось ни слова, находившемуся в помещении было вполне ясно, что о нем думают. Всю ночь играли на горшках, гремели тележками, рассыпали мякину и опилки, расчерчивали стены жилища. В местностях Бек, Донк и Сомерен этот обычай называли «трапеза», а в Лимбурге — «осла погонять», «осла торопить», что, возможно, напоминает о средневековом обычае объезжать селение верхом на осле с соломенным чучелом под шум и гам жителей. С начала XX столетия для этих же целей используют экипажи, автомашины, но вместе с новыми атрибутами процессии осталось ее прежнее название.{778}
В том случае, если жених не являлся на официальное сватовство, его ожидал отказ. Еще в начале XX в. он подвергался не только осмеянию, но и телесному наказанию; девушка надевала парню на голову корзину без дна и тащила его. По всей видимости, это отголоски древнего обычая, когда измена, отказ от своего слова уже в предсвадебный период считались тяжким проступком, за который по обычному праву полагалась физическая кара. Ведь именно обещания вступить в брак (нидер. trouwbelofte) было в древности достаточно для образования супружеского союза: в дальнейшем, как только церковь взяла в свои руки сферу брачных отношений, такая форма заключения брака утратила законность. Подтверждением этому служит тот факт, что развернутая формула «давать друг другу обещание вступить в брак» постепенно вышла из употребления, осталась лишь ее часть — «вступать в брак» (нидерл. trouwen).
Иногда провинившийся, осознав свою вину, публично обещал исправиться и отравлялся вместе с друзьями и уличными музыкантами в кабачок.
Исследователь Кройзинга отмечает, что эти, по своему происхождению сельские, обычаи проникли в трансформированном виде в городскую среду и продолжают существовать в наши дни.{779}
Определенное место в свадебной обрядности занимает обручение: фр. fiançailles и нидерл. verloving (оба термина обозначают и обручение, и помолвку). Функциональный характер обручения обрисован четко: оно открывает испытательный период, имеет целью публичное оповещение о предстоящем браке.
Раньше период от обручения до свадьбы — бройдсдаген (нидерл. bruidsdagen) растягивался на несколько лет. Определенный отпечаток на эту сферу человеческих отношений наложила католическая религия. Делая упор на нерасторжимость брака, она предусматривала продолжительный период приготовления к семейной жизни, и самым приемлемым оказывался срок от одного года до трех лет. Правда, известны также случаи, когда бракосочетание следовало вскоре после обручения. Например, в конце XIX в. в небольших селениях Фрисландии бройдсдаген был предельно сжат, составляя всего одну неделю.{780}
Как в Нидерландах, так и в Бельгии следующим этапом подготовки к бракосочетанию было так называемое оглашение (нидерл. ondertrouw). Традиционно в сельской местности день оглашения (нидерл. aantekendag) считался иногда большим праздником, чем сама свадьба (например, в Хёйзене). Поэтому в XVII в. условия брачного контракта подписывали всего за один или несколько дней до оглашения вступающих в брак; в XIX в. эта процедура происходила уже после оглашения.
Оглашение, имевшее целью выявить, нет ли препятствий к браку, произносилось с церковной кафедры перед проповедью. Если жених и невеста не принадлежали к господствующей церкви, они стремились избежать его, и тогда это делал городской секретарь с парадного крыльца ратуши. Такая практика стала возможной в Нидерландах только после Реформации, когда в стране появилась протестантская община. Церковное оглашение полагалось делать трижды по воскресеньям. В ряде областей жених и невеста не должны были присутствовать в церкви в момент оглашения.
Наряду с церковным оглашением бытовали и другие его формы. Во Фландрии о предстоящем бракосочетании извещали неженатых мужчин за бочонком пива: один бочонок распивали в селении невесты, другой — в селении жениха. Примечательно название этого пива: «пиво плача»; этимология слова указывает на обряд прощания, сопровождавший оплакиванием выход невесты и жениха из круга неженатой молодежи.
В некоторых районах жениху следовало оставить определенную сумму денег отцу невесты для предстоящего угощения друзей в трактире (выставляли пиво, хлеб, сыр, реже — вино, рыбу и мясо).
Иногда за день до официального оглашения парни и девушки устраивали своеобразные проводы: невеста и жених подвергались «обстрелу». В старые молочные бидоны наливали немного воды и кидали куски карбида, получившийся газ поджигали через небольшое отверстие в крышке сосуда, раздавался оглушительный грохот, напоминавший орудийный выстрел. «Стрелки» получали угощение, которое им полагалось в качестве выкупа от жениха и невесты. В день оглашения производился еще один «выстрел»; как раз в тот момент, когда молодая пара проезжала мимо дома ближайшего соседа. После официальной церемонии особо знатные гости приглашались на ужин в семьи жениха и невесты; для соседской молодежи устраивалась вечеринка в ближайшем кафе. Практиковалось ответное угощение.