— Где же живет ваша госпожа? — спросил лейтенант.
— В гостинице Гард, в первом этаже, пока отделывается ее квартира!
— Ваша госпожа знавала ту даму, что жила в Кэстель-Стрит?
— Да, как же, они с ней были приятельницы!
В таких разговорах они дошли до упомянутой гостиницы, как показалось Ванслиперкену, довольно неприглядного вида. Когда он вошел в темные сени, девочка попросила его обождать, пока она доложит своей госпоже. Оставшись один, лейтенант поразмыслил и решил лучше выйти на улицу и подождать там, но оказалось, что входная дверь крепко заперта и что уйти ему нельзя. Ощупью, по свету, пробивавшемуся из замочной скважины, Ванслиперкен нащупал дверь и отворил ее. Это была большая комната, освещенная лампой, но у дверей стояла высокая ширма, так что нельзя было видеть, кто находится в комнате. Сделав два-три шага вперед, Ванслиперкен вдруг очутился лицом к лицу с Могги Салисбюри, а вокруг нее было до двадцати других женщин. Лейтенант хотел было выбежать из комнаты, но дверь, в которую он вошел, оказалась теперь запертой на замок. Четыре рослых женщины обступили его, и одна из них, выхватив его саблю, унесла ее куда-то, а три остальных силой вытащили его на середину комнаты и поставили перед Могги Салисбюри.
— Добрый вечер, мистер Ванслиперкен. Как это мило с вашей стороны, что вы зашли ко мне так запросто, прошу садиться! Какие новости?
— Прошу вас не забывать, что вы имеете дело с офицером королевского флота! — крикнул Ванслиперкен, побледнев от ее насмешки. — Если на судне есть кошки, то здесь, на берегу, есть констебли и палки!
— Все это я отлично знаю, мистер Ванслиперкен, но какое это имеет отношение к вашему любезному посещению? Ведь вы добровольно пришли сюда! Так садитесь же, как вам говорят, и, как вежливый и любезный кавалер, угостите этих дам. Леди, г. Ванслиперкен предлагает вам угощение. Так уж попируем всласть! Чего же мы потребуем из буфета? Я на свою долю возьму бутылку хорошего портвейна, а вы, мистрисс Сломки?
— А я спрошу себе горячей жженки, если позволите, мистрисс Салисбюри; мне не совсем здоровится сегодня!
— А вы, моя дорогая?
— Я хочу пуншу, большую чашу пуншу!
И все эти леди, одна за другой, заявляли свои не совсем скромные требования. Ванслиперкен, предвидя, что ему придется сильно раскошеливаться, заявил:
— Вы можете, конечно, требовать из гостиницы все, что вам угодно, но платить будете сами. С чего вы вздумали, что я позволю вам таким образом распоряжаться моим кошельком?! Не позже, как завтра, всех вас перепорют в управлении квартала, каждую поодиночке!
— Что?! — воскликнула одна свирепого вида женщина. — Что?! Вы смеете грозить нам? А это видели? — и она поднесла к самому его носу свой огромный кулак.
Этот букет пришелся не по вкусу Ванслиперкену, и он так сильно откинулся назад, что опрокинулся вместе со стулом. Все леди разразились громким смехом. Взбешенный донельзя, лейтенант вскочил на ноги и, замахнувшись стулом над головой, закричал:
— Клянусь всеми чертями преисподней, я наделаю вам беды!
Но его схватили сзади за локти и вырвали из рук стул.
— Вы называете себя джентльменом, а держите себя подобно пьяному мастеровому. В наказание за это мы снимем с вас ваше офицерское платье!
И десятки рук проворно закопошились вокруг него. В одну минуту лейтенант остался в одних брюках и сорочке.
Во все это Могги совершенно не вмешивалась, она сидела преспокойно в своем кресле, с улыбкой наблюдая за происходившим вокруг нее.
— Леди, я готов исполнить всякое благоразумное требование, — израсходовать на ваше угощение до пяти шиллингов, но не больше! — заявил тогда Ванслиперкен, идя на уступки.
— Пять шиллингов! — засмеялись женщины. — Да это любой марсовый матрос предложит больше, а вы — лейтенант, командир судна! Еще на пяти гинеях можно было бы помириться!
— Пять гиней! Да у меня нет таких денег, клянусь честью!
— Посмотрим, — сказала одна из женщин и, завладев его кошельком, высыпала все его содержимое на стол: в нем оказалось 12 гиней и кое-какая мелочь.
— А чьи же это деньги? Ведь вы клялись честью, что это не ваши? Или вы стащили у кого-нибудь этот кошелек? Если так, надо послать за констеблем 23!
— Я забыл, что захватил с собой больше денег, чем предполагал! — оправдывался Ванслиперкен. — Я готов угостить вас, чем вам угодно! — воскликнул он, заметив, что его деньги разошлись по рукам.
— Вот это любезно! — воскликнула одна из дам. — Что вы скажете, леди?! Он заслуживает того, чтобы мы все его поцеловали.
— Да! Да! — послышалось со всех сторон, и Ванслиперкен был подвергнут и этому новому испытанию, после чего позвонили хозяйку гостиницы и заказали ей все, что требовалось.
— А платить за все будет вот этот господин, который всех нас угощает! — заявили леди.
— Да! — дрожащим голосом подтвердил лейтенант, видя вокруг себя угрожающие лица дам.
— Сузанна, возвратите лейтенанту его кошелек, — сказала Могги, и молодая женщина, державшая его в руках, вручила его Ванслиперкену, который даже несколько повеселел. Но вот принесли угощения, и дамы стали требовать, чтобы лейтенант пил здоровье каждой из них.
Ванслиперкен протестовал; тогда свирепого вида матрона заявила, что прибегнет к средству, которое всегда оказывалось действительным, и при этом вытащила из топившегося камина раскаленную кочергу и поднесла ее к самому носу Ванслиперкена.
И в самом деле, это средство оказалось действительным, — и все дамы поочередно прибегали к нему, чтобы заставить Ванслиперкена пить, а когда это уже надоело, то тем же непогрешимым аргументом принудили его петь, петь ту самую песню, за которую он хотел подвергнуть порке фухтелями Джемми Декса.
Напрасно он клялся и божился, что никогда в своей жизни не пел и не знал ни одной песни, — его заставили повторять вслед за одной из леди слова этой непочтительной к начальству песни, поминутно понукая его раскаленной кочергой.
Когда песня была допета, все женщины, кроме Могги, приветствовали ее громкими криками и аплодисментами, но Могги, подняв свою рюмку с портвейном, провозгласила тост за здоровье Ванслиперкена. Бедняга молча отирал пот с лица.
— Вы называетесь джентльменом и настолько невежливы, что не отвечаете на тост и отказываетесь выпить за здоровье хозяйки дома! Ну, так мы вас научим вежливости! — и кочерга опять была пущена в дело.
— И как же это несправедливо, г. лейтенант, — про должала Могги кротким голосом, — что вы хотели выпороть моего Джемми за эту самую песню, которую сами только что пропели! Правда, леди, это очень несправедливо?
— Неужели он хотел это сделать? Ах, негодный, мы заставим его сейчас же на коленях просить у вас прощенья, мистрисс Салисбюри!
И опять с помощью кочерги, которая почти опалила ему кончик носа, Ванслиперкен встал на колени и просил прощенья, после чего состоялось примирение, и последовал поцелуй под угрозой той же каленой кочерги.
— Что еще заставите вы меня делать, чертовки? — крикнул, наконец, Ванслиперкен, доведенный до отчаяния.
— Какие неприличные для джентльмена слова!
— Ничего больше они с вами не сделают! — успокоила его Могги. — Вам пора и домой, мои милые леди; желаю вам покойной ночи, вы знаете, я никогда не засиживаюсь поздно! Быть может, и вы, мистер Ванслиперкен, желаете уйти? Так я пошлю за хозяйкой гостиницы, чтобы вы уплатили ей по счету! Ведь вы, кажется, предлагали угощать от себя!
И пока хозяйка подсчитывала счет, все любезные леди, услаждавшие своим обществом лейтенанта Ванслиперкена, удалились. Лейтенант поспешил одеться, и Могги сама подала ему оружие.
Едва только оружие очутилось в его руках, как Ванслиперкен почувствовал, что к нему вернулась вся его обычная дерзость и надменность.
Он позвонил и приказал явившейся на зов хозяйке призвать немедленно констебля, заявив, что в противном случае он сочтет ее соучастницей в грабеже, которому подвергся в ее помещении офицер королевского флота!
— Вы слышите, мистрисс Вилькс, мистер Ванслиперкен требует констебля! — сказала Могги. — Пошлите же за ним скорее!
— Ах, если вы того желаете, мадам, то сию минуту! — сказала хозяйка и вышла из комнаты.
— Да, бессовестная женщина, теперь я вас проучу!
— Меня? За что же? Я все время не вмешивалась ни во что и даже вступалась за вас при случае!
— Все это прекрасно, но в присутствии властей вы запоете другую песню!
— Очень может быть! — многозначительно сказала Могги. — А пока я пожелаю вам спокойной ночи!
— Вы не пройдете здесь! — воскликнул Ванслиперкен, воинственно выхватив свою саблю и размахивая ею перед собою.
— Полноте, если бы я захотела, эта кочерга очистила бы мне дорогу, но я выйду и так, стоит мне только шепнуть вам одно слово! Вы послали за констеблем, прекрасно! Клянусь вам мизинцем моего Джемми, которого вы не стоите, что я отдам вас в распоряжение этого констебля, если только захочу! Я ухожу, но если вы пожелаете отдать меня в руки констебля, посылайте за мной в квартиру старого еврея Лазаруса, с которым вы знакомы!
Ванслиперкен побледнел и отшатнулся.
— Так, значит, я могу удалиться или мне подождать констебля? — насмешливо осведомилась Могги, направляясь к выходу.
Явился констебль.
— Вы меня требовали, сэр? — спросил он.
— Да, но та женщина, которую я хотел обвинить, ушла!
— Хм! В таком случае вы должны уплатить мне за труды, сэр!
Ванслиперкен достал свой кошелек и, не говоря ни слова, уплатил констеблю, затем направился к выходу, провожаемый низкими поклонами хозяйки, выражавшей надежду вскоре увидеть его опять в числе своих посетителей.
ГЛАВА XXXI. Снарлейиоу вновь торжествует над врагами
Ванслиперкен съехал на берег около трех часов пополудни и приказал шлюпке выехать за ним только к закату солнца. За это время на баке состоялся новый заговор против Снарлейиоу.