(1793)
«ИЗРЕЧЕННАЯ ЛЮБОВЬ…»Перевод В. Топорова
Изреченная любовь
Станет отреченной;
И безмолвен, и незрим
Ветер сокровенный.
Я ей открыл, я ей открыл
Любовь мою и душу —
Задрожала, зарыдала,
Убежала тут же.
А прохожий той порой,
Сокровенно хладен,
И безмолвен, и незрим,
Быстро с нею сладил.
«ВОРА ПРОСИЛ Я ПЕРСИК УКРАСТЬ…»Перевод В. Потаповой
Вора просил я персик украсть.
Мне был молчаливый отказ.
Стройную даму просил я возлечь —
Но брызнули слезы из глаз.
Тут ангел вору
Моргнул, а гибкой
Леди поклон
Отвесил с улыбкой,
И овладел,
Между шуткой и делом,
Дамой податливой,
Персиком спелым.
«ПРЕДСТАЛ МНЕ ЗЛАТОГЛАВЫЙ ХРАМ…»Перевод В. Топорова
Предстал мне Златоглавый Храм —
И заповеден был Порог,
И толпы оробелых там
Молились и валились с ног.
Но вот у Врат, меж двух колонн
Белейших, показался Змий —
Пополз, пополз, вползая
Он Туда, где править призван Сый.
Златые Створы миновав,
По перловицам половиц
Вполз ослепительно кровав,
В Святых Святую — и завис
Над миром, и, разинув Зев,
Исторг на Плоть и Кровь свой Яд.
Тогда я воротился в хлев
И жить решил, где свиньи спят.
ДИТЯ-ГОРЕПеревод В. Топорова
Мать в слезах. Отец взбешен.
Страшный мир со всех сторон.
Затаюсь, нелеп и наг,
Словно дьявол в пеленах.
То в руках отцовских хватких
Я забьюсь в бесовских схватках,
То угрюмо взор упру В
мир, что мне не по нутру.
Но поняв, что грудь — суха,
Я затих: тоска — тиха.
Но поняв: тоска бессильна,
Улыбаться стал умильно.
Я, затихши в жалкой зыбке,
Раздавал свои улыбки;
Спрыгнул и пошел потом,
Наслаждением влеком.
И увидел я отрадные
Кущи, гроздья виноградные,
Мне деревья и кусты
Сыпали свои цветы…
И тогда отец мой скучный,
Пятикнижный чтец послушный,
Проклял сына и связал,
К древу мирта приковал.
«Я СЛЫШАЛ АНГЕЛА ПЕНЬЕ…»Перевод В. Потаповой
Я слышал ангела пенье,
А день стоял — загляденье:
«Жалость, Согласье, Благость
Превозмогут любую тягость!»
Он пел, исполняя свой долг,
Над скошенным сеном — и смолк
После заката, когда
Бурой казалась скирда.
Над дроком и вереском, братья,
Я дьявола слышал заклятья:
«Толк о Благости вреден,
Коль скоро никто не беден.
Кто счастлив, как наше сословье,
Тем Жалость — одно пустословье!»
От заклятья солнце зашло,
Небес помрачнело чело,
И ливень хлынул с неба
На копны сжатого хлеба.
Пришла нищета в одночасье,
С ней — Благость, Жалость, Согласье.
«СТРАШИЛСЯ Я: МОЙ ВИХРЬ УБЬЕТ…»Перевод В. Потаповой
Страшился я: мой вихрь убьет
Прекрасный и невинный цвет.
Но солнце с неба льет и льет
Поток лучей, а ветра нет.
Когда настал цветенья час,
Лишь пустоцвет густой-густой
Все рос да рос и тешил глаз
Бесплодной, лживой красотой.
Я убил отца, и корни,
Кровью политые, черны.
Вытерпевши столько лет
Сам теперь и стар и сед.
ПОД МИРТОВЫМ ДРЕВОМПеревод В. Топорова
Древо мирта, отчего я
Связан узами с тобою?
Как любви — самой свободе —
На одном цвести угодье?
Гнет блаженству не союзник.
Плохо нам с тобой, соузник.
Как навоз, лежу в пыли
На твоем клочке земли.
Древо плакало: протрется
Цепь, я плакал: не порвется.
А родитель хохотал:
Все про нас и цепь он знал.
«ЗЕРНА У ТЕБЯ В ПОДОЛЕ…»Перевод В. Потаповой
— Зерна у тебя в подоле,
Благодатен этот край.
Что ж ты не засеешь поле
И не снимешь урожай?
Я зарою их в песок бесплодный.
Там создам я край свой плодородный.
На другой земле нельзя
Сеять мне, доколе
От зловонных сорняков
Не очищу поле!
«О ЧИБИС! ТЫ ВИДИШЬ ВНИЗУ ПУСТОПОЛЬЕ…»Перевод В. Потаповой
О чибис! Ты видишь внизу пустополье.
Тенета развешаны там на приволье.
Ты мог бы над спеющей нивой носиться:
Сетей не раскинут, где хлеб колосится!
ОТЦУ, НЕ ПОРОДИВШЕМУ СЫНАПеревод В. Топорова
Зачем безмолвен ты, зачем
Незрим, Ревнивый Отче?
Зачем туманной пеленой
Пытаешь наши очи?
Зачем ты гневной тьмой объял
Слова свои святые,
И несть для нас иных плодов,
Чем те, что в зеве Змия?
Одна ль повинна в этом
Страсть женская к секретам?
МЯГКИЙ СНЕГПеревод В. Потаповой
Бродил я однажды по зимним тропинкам.
— Со мной поиграйте! — сказал я снежинкам.
Играли — и таяли… Их поведенью
Зима ужасалась, как грехопаденью.
ПРОРОЧЕСТВО МЕРЛИНАПеревод В. Потаповой
Деревья зимой зацветут, взойдут из-под снега
посевы,
Когда повстречаются две целомудренных девы.
Но сперва короля и попа стреножьте веревкой
единой,
Чтобы встретилась дева невинная с девой
невинной.
ДЕНЬПеревод В. Потаповой
Восходит солнце на востоке.
Кровь, злато — вот его наряд!
Вокруг вскипает гнев жестокий.
Мечи и копья там горят.
Венец его и знаки царской власти —
Огни войны, воинственные страсти.
ТЕМЗА И ОГАЙО[4]Перевод В. Потаповой
Чем обязан я вам, — если с Темзы вы родом, —
И коварным, отмеченным Хартией, водам?
Разве должен терять я присутствие духа
От всего, что вдувает наушник мне в ухо?
Берегов этих лживых я был уроженцем
И в бесчестных волнах искупался младенцем.
Смой, Огайо, с меня эту мутную воду!
Я родился рабом, но познаю свободу.
«ПЛАМЕНЬ ВОЛОС И РУМЯНУЮ ПЛОТЬ…»Перевод В. Потаповой
Пламень волос и румяную плоть
Песком Воздержанье заносит.
Утоленных желаний цветущая ветвь
На сыпучем песке плодоносит.
«СХВАТИВ ЗА ВИХОР ПРЕЖДЕ ВРЕМЕНИ СЛУЧАЙ…»Перевод В. Потаповой
Схватив за вихор прежде времени случай,
Заплачешь слезами раскаянья.
Но, миг проморгав подходящий, — не мучай
Себя: нет причин для отчаянья.
«ЛЕНОСТЬ И ОБМАН БЛАЖЕННЫЙ…»Перевод В. Потаповой
Леность и обман блаженный —
Красоты наряд бесценный.
«ДВЕРИ НАСТЕЖЬ, ПАРИЖСКИЕ БОРДЕЛИ!..»Перевод В. Топорова
«Двери настежь, парижские бордели!
Пусть зараза по городу летит,
С голытьбою обвенчана судьбою», —
Королева Франции велит.
Король со златого ложа слетел,
То услыхав, чего знать не хотел:
«Вставай, народ, труба зовет,
Не то все до крошки Голод сожрет!»
И вот Король дал великий обет:
«Приязни в кровавых казнях нет,
Но бунтовщикам я воли не дам —
На плаху полягут ко всем чертям!»
И вот Не Породивший Сына отец[5]
Съел, рыгнул и раскашлялся под конец:
«Обожаю войны, повешения, четвертования,
Смакую каждый кусок страдания.
Набили оскомину благодарственные завывания,
Предпочитаю выслушивать поношения
И выкушивать многотысячные
жертвоприношения!»
Шар Земной Антуанетта взяла, —
Зараза из платья ее плыла.
К земле клонилась наша добрая Королева
Лизоблюдами отягощенное древо.
Услышал верный Лафайет
Антуанетты смех —
Зараза вспыхнула в стране,
Затронув вся и всех.
Увидел верный Лафайет
В цепях сию Чету —
И с тихим плачем стал не Палач им,
А Сторож на посту.
Ты был менялой, Лафайет,
Но барыши пропали:
Ты сострадания слезу
Променял на слезы печали.
Кто променяет свой очаг
На черный чужой порог?
Кто променяет пшеничный хлеб
На тюремный замок?
Кто ж пожалеет ураган
И ливневый поток?
Кто ж променяет свое дитя
На пса, что в пути промок?