Поднявшись с кровати, я бережно подхватил на руки обессиленную, но довольную Настю и отнес её в ванную. Вода расслабила окончательно, и когда мы снова оказались в постели, я обнял её, укутывая в своё тепло. Закрыв глаза, мгновенно провалился в сон, а в душе разлилось чистое, безмятежное счастье — наконец-то я получил то, о чем так долго мечтал.
Глава 40. Дин. Дом
Проснулся я раньше Насти. Это было в новинку, обычно она вставала раньше, но сегодня я не хотел её будить. Она лежала, прижавшись ко мне, тёплая, родная, и даже во сне не отпускала мою руку. Я наблюдал за ней, улыбаясь, и осознавал — я самый счастливый мужчина на свете.
Вчерашняя ночь… Она была чем-то невероятным. Не просто близостью, а чем-то большим. Настя доверилась мне полностью, подарила себя без остатка. Я думал, что уже люблю её больше, чем возможно, но сейчас… Сейчас я был уверен, что это чувство ещё сильнее, глубже. Меня буквально разрывало от счастья.
Я аккуратно убрал прядь волос с её лица и погладил по щеке. Она зашевелилась, сморщила носик, а потом медленно открыла глаза. Как только её взгляд встретился с моим, на губах появилась лёгкая, ещё сонная улыбка.
— Доброе утро, — пробормотала она.
— Доброе, красотка, — я поцеловал её в лоб. — Как спалось?
— Лучше, чем когда-либо, — её щёки слегка порозовели. — А тебе?
— А я вообще не уверен, что спал, — усмехнулся. — Каждый раз просыпался, думая, что это просто сон.
Она хихикнула, ткнулась носом мне в шею и пробормотала:
— Это не сон, Дин.
Ну всё. Я пропал окончательно.
Спустя пару часов мы отправились в дорогу. Я решил, что пора познакомить Настю с моей семьёй. Мы много раз говорили о родителях, но я хотел, чтобы она увидела их сама, чтобы поняла, какие они замечательные люди и полюбила их так же, как я.
Дорога была долгой, но приятной. Настя сидела рядом, держала меня за руку и изредка задавала вопросы о родителях. Я рассказывал ей истории детства, как отец учил меня строить сарай (и как я потом рухнул вместе с ним), как мама пыталась научить меня печь хачапури, но в итоге всё тесто оказалось на полу, как защищал Саманту от навязчивых соседских мальчишек. Настя смеялась, а я ловил себя на мысли, что хочу слышать её смех каждый день.
Когда мы приехали, нас встретила мама. Она была миниатюрной женщиной, но с таким количеством энергии, что хватило бы на весь город. Едва она увидела Настю, то сразу расплылась в улыбке, подбежала и сразу же обняла её, как родную.
— Ой, какая же ты красавица! — запричитала она. — Какие у вас планы?! Что будете кушать?
— Мам… мы только приехали! — засмеялся я.
— Неважно! Настенька, дорогая, заходи, заходи! — Она схватила её за руку и потащила в дом.
Я только фыркнул и поплёлся за ними. Дом был маленьким, но уютным. Простая деревянная мебель, множество кружевных салфеток, запах выпечки, стелющийся по всему помещению. Здесь было так спокойно… как в детстве. Как же я его любил. Столько хороших воспоминаний с ним связано.
— Где папа? — спросил я, заглядывая в кухню.
— На рынке, скоро вернётся. А ты пока рассказывай! — мама поставила перед нами чай. — Настенька, что ты любишь? Дин у нас хачапури обожает, знаешь?
— Знаю, — кивнула Настя, смеясь. — Может, научите меня их готовить?
— Конечно же, научу! Там делов то, их готовить проще простого!
Я смотрел на них и таял. Они сошлись мгновенно. Это не могло не радовать, потому что я все еще помнил, как холодно мама принимала Китти. И в принципе, была права. Но в этот раз все было иначе. Надеюсь, что это хороший знак…
Дни проведенные в доме очень радовали, но кое-что все же было не так. Саманта…
Она держалась холодно. Мы раньше были очень близки, но после моего ухода в академию что-то изменилось. Я знал, что она работает в баре, но мне это никогда не нравилось. И сейчас, когда мы остались вдвоём, я не удержался:
— Сэм, ты всё ещё подрабатываешь в том баре?
Она закатила глаза:
— Дин, не начинай.
— Это не работа для тебя. Ты заслуживаешь большего.
— Ага. И что же? — прищурилась она. — Ты всегда был таким идеалистом. Думаешь, у меня много вариантов?
— Я просто хочу, чтобы ты была в безопасности.
— Это не твоё дело.
Мне было больно слышать её холодный тон. Она раньше делилась со мной всем. Но теперь… Теперь между нами стояла стена.
— Я просто хочу помочь, — тихо сказал я.
— Тогда перестань давить на меня, Дин.
Я сжал кулаки, но промолчал. Это был не тот разговор, который решался за один вечер.
Мы оставались у родителей больше недели. Настя проводила всё время с мамой, и однажды я застал их за готовкой.
— Вот, смотри, тесто не должно быть слишком жёстким, иначе хачапури не будут мягкими, — объясняла мама, пока Настя старательно месила его.
— Ой, я поняла! — девушка радостно взглянула на неё, а потом посмотрела на меня. — Дин, если что, знай: теперь я умею готовить твое любимое блюдо!
Я засмеялся, подошёл и поцеловал её в щёку.
— Всё, женюсь.
Настя покраснела, а мама искренне улыбнулась.
— Прекрасно! Когда ждать свадьбу?
— Мааам, — рассмеялся я, — как только, та сразу. Ты узнаешь об этом первая.
Этой ночью я держал Настю в руках и не мог поверить, что она моя. Девушка гладила меня по груди, её тёплые губы касались моей шеи, и я больше не мог сдерживаться.
— Я люблю тебя, — прошептал я ей в губы, накрывая их поцелуем.
Она ответила сразу, страстно, требовательно. Я утонул в ней, в её дыхании, в ощущениях, которые переполняли меня. Это было больше, чем просто близость — это была магия.
— И я тебя, — ответила она, разрывая поцелуй.
В последний день я решил поговорить с мамой.
— Мам… — начал я, когда мы остались вдвоём. — Я встретил тётю Даниэллу.
Она застыла.
— Что?.. Даниэллу?
Я кивнул и протянул ей письмо.
— Она хочет встретиться. Очень. Она скучает, мам.
Мама долго смотрела на письмо, потом тяжело вздохнула.
— Я подумаю, Дин…
Я сжал её руку.
— Она тебя любит. Я уверен.
Она улыбнулась, но в глазах стояли слёзы.
— Спасибо, сынок…
Глава 41. Настя. Военная практика
Возвращение в Академию после каникул прошло спокойно. Мы снова окунулись в привычный ритм занятий, долгих лекций и изнурительных тренировок. Жизнь шла своим чередом, без особых происшествий. Впервые за долгое время я чувствовала себя по-настоящему счастливой. Дин был рядом, и наши отношения становились всё глубже, прочнее, насыщеннее. Мне нравилось засыпать, зная, что утром увижу его улыбку. Мне нравилось, как он смотрел на меня, как прикасался, как целовал… Все мои страхи и сомнения полностью отступили. Я поняла, какая же была дура, когда считала себя неправильной. Проблема всегда была в моей голове, а еще в том, что иногда люди бывают теми еще тварями. Но не стоит судить всех, если попался один придурок.
Но спокойная рутина длилась недолго. По окончании обучения нас отправили на обязательную военную практику. И вот тут всё изменилось. Нас с Дином расселили в разные казармы, каждый день был расписан по минутам, а ночи — холодны и одиноки. Уединиться получалось редко, и это сводило меня с ума. Я скучала по нему, по его прикосновениям, по ночам, когда он был рядом, таким тёплым и надёжным. Но больше всего раздражало то, что меня не воспринимали как самостоятельную боевую единицу. Все видели во мне только «дочь генерала». Кто-то относился ко мне, как к фарфоровой кукле, а кто-то наоборот пренебрежительно подкалывал.
— Эй, осторожнее! Не хотелось бы потом отчитываться перед Павловски за его дочурку! — бросил один из офицеров во время тренировки.
Я сжала челюсти, не сдержав раздражённого фырканья.
— Ой, да что вы, — издевательски улыбнулась. — Хотите сказать, что мне стоит просто сидеть в углу и не мараться? Или, может, принести вам чаю?
Офицер нахмурился, но промолчал. Я же с новой силой обрушилась на тренировочного манекена, выпуская злость в ударах. Я докажу, что достойна службы, а не просто выехала на фамилии.
Cлужба проходила достаточно скучно. Каждый день был похож на предыдущий: тренировка, марш-бросок, завтрак, уборка территории или какое-нибудь похожее бесполезное задание, обед, тренировка, ужин, отбой. Но для меня это было привычно, я чувствовала себя как будто бы вернулась в детство. Только будучи ребенком я наблюдала со стороны, а сейчас оказалась главным героем. Не могу сказать, что было просто, тем более я всегда старалась быть на высоте и выжимала из себя все возможное.
Но если дни были полны напряжения и борьбы, то ночи приносили долгожданные моменты близости. Мы с Дином нашли способ ускользать из казарм, прячась от посторонних глаз. Однажды вечером, воспользовавшись тем, что в лагере прошёл очередной ночной смотр, мы выбрались наружу.
— Если нас поймают, нам конец, — прошептала я, крепче сжимая его руку.
— Если нас поймают, я возьму вину на себя, — хрипло ответил он, загоняя меня в тень, прижимая к стене.
Я с трудом удержала вздох, когда он наклонился ко мне, его горячее дыхание коснулось моего лица. Темнота скрывала нас, но напряжение было ощутимым, живым.
— Это уже становится нашей традицией, — прошептала я, касаясь его губ.
— Это лучшее, что есть в этой практике, — ответил он, срывая поцелуй, в который вложил всю ту страсть и тоску, что накопились за эти дни разлуки.
Его руки скользнули по моему телу, пальцы сжали бедра, заставляя меня податься вперёд, ближе, теснее. Это было безумно, опасно, захватывающе. Впервые за несколько дней я чувствовала себя живой. Здесь, в ночной тени, между нами не существовало никаких преград. Только дыхание, только прикосновения, только тихие стоны, которые мы старались подавлять. Только мы.
Потом он взял моё лицо в ладони, заглянул в глаза и шепнул:
— Скорее бы это закончилось. Скорее бы мы могли снова быть вместе, без пряток… и без сомнений. Хочу объявить тебя своей на весь мир. Ты согласна?