— Мне нужно увидеть тела, — собственный голос показался мне незнакомым, он звучал как-то хрипло и задушено.
— Я проведу вас, мой ярл, — торопливо пробормотала Катарина, пытаясь отдышаться.
Растирая горло, она поднялась на ноги и выскользнула за дверь, и я пошел за ней, но вместо узкой спины, покрытой золотыми волосами, я видел лишь глядящие на меня с ненавистью синие глаза.
«Вы были бы довольны, мой ярл, не так ли? Были бы довольны, если бы Лейла погибла, а я вместе с ней».
Тяжесть опустилась на мою грудь, сдавливая ее тисками.
Абигайль решилась на самоубийство еще тогда? Мог ли я предотвратить это? Если бы я выслушал свою жену, а не обвинял, если бы нашел время поговорить, а не избегал ее, злясь на то, что желал обладать ей, мог ли я это предотвратить?
Пальцы сжались в кулаки, а дыхание вставало поперек горла, душа меня.
Мы спустились в большой зал, в котором уже столпились люди, и по их встревоженным лицам я понял — они знали, что произошло. Вперед вышел Микул, глядя на меня с беспокойством.
— Кел…
— Не сейчас, — мой голос звучал бесцветно и отстраненно.
Кадык на его горле дернулся, а взгляд метался по моему лицу, словно он вдруг нашел в нем то, что не ожидал обнаружить.
Оттеснив его, я миновал ворота, уже видя алтарь на самой вершине скалы. И мой мир сузился до этой каменной плиты, которая с каждым моим шагом становилась все ближе и ближе.
Никогда еще мой путь не был так тяжел. К ногам и рукам будто привязали стопудовые камни, которые клонили к земле и мешали двигаться. Я шел медленно, храня в душе странную надежду на то, что алтарь окажется пуст.
Но пустым он не был.
В окружении первых полевых цветов и золота, как и положено хозяйке и наследнице Туманных Островов, лежали обугленные кости. И словно издеваясь надо мной, каждый мощный порыв ветра уносил в воды Иильги лепестки цветов, но останки жены и дочери не трогал, будто говоря: «Вот. Полюбуйся. Посмотри, до чего ты довел их. Смотри. Смотри внимательнее и не смей отрывать взгляда».
И я смотрел. Смотрел и вспоминал, как Абигайль бросилась на стаю бешеных псов, и как разъяренной волчицей размахивала палкой и рычала на собак, жертвуя своей жизнью, чтобы уберечь Лейлу. Вспоминал, как она с гордо поднятой головой входила в зал под руку с дочерью в Красный день, и как неистово и горячо она целовала меня, прижимаясь всем телом. Вспоминал, как она вся заплаканная, мокрая, в одной лишь нижней рубашке, отчаянно прижимала к себе Лейлу и дикой кошкой шипела на Катарину и на меня.
«Ты никогда не хотел, что бы она рождалась! Вот, и отлично! Вали на свою войну! Уходи! Вперед! Больше ты нас не увидишь!» — звенели в голове ее слова.
Ничто в ней не напоминало ту помешанную на мне ведьму, на которой я женился. Эта Абигайль была полна ярости и страсти, гнева и огня. Она была достойной женой ярла, готовой до последней капли крови защищать то, что принадлежало ей. Она была странной, непохожей ни на одну из женщин, что мне доводилось встречать. И она была… Прекрасна.
А я был слишком зол и глуп, что бы это признать.
С тяжелым сердцем я оперся руками о каменный алтарь и невидящим взором прошелся по обгоревшим до черноты костям. Хотелось выть, хотелось кричать и найти виновных в том, что произошло, хотелось выметить на ком-то ту бурю, что рождалась в душе при виде останков Абигайль и Лейлы.
Где стража, что должна была охранять мою жену и дочь? Зачем я оставил их в замке и не взял на битву с тритонами, если они не смогли исполнить свою прямую обязанность? Где Катарина, которой я лично доверил сохранность Лейлы? Где они?! Я сожгу их тела и положу под этим алтарем.
Только вот в глубине души я знал, что в том, что произошло, не виноват никто, кроме меня. Я виноват. Лишь я.
И это чувство… Эта вина кислотой изъела мое тело и заставила рухнуть на колени перед алтарем, прижимаясь лбом к холодному и безжизненному камню.
— М-мой ярл… — услышал я тихий женский голос.
Подняв голову, я увидел застывшую рядом девушку. Ее тело было напряжено, она до жути боялась меня, но все равно приблизилась. Ее лицо показалось мне смутно знакомым, и я вспомнил, что это она прислуживала Абигайль в последние дни. Ее звали Риика.
— Что? — глухо спросил я.
Вместо ответа, вся дрожа, служанка протянула мне куклу. Я посмотрел на нарисованное улыбчивое лицо и что-то с силой ударило мне в грудь, пробивая ребра.
— Это кукла-оберег юной госпожи Лейлы, — прошептала Риика.
Сглотнув ком в горле, я медленно взял игрушку из ее рук, проходясь большим пальцем по волосам игрушки, по волосам дочери. Каждой девочке острова состригали волосы и пришивали их кукле, считая, что это убережет младенца от ранней гибели. Зажмурившись, я стиснул ее, чувствуя, как тяжесть разрастается в груди и рвет ее на части.
Я был отвратительным отцом. У меня нет ни одного воспоминания о дочери. Она всегда была для меня призраком, который обитал в стенах замка и изредка попадался мне на глаза. Мне было тошно от того, что в ней текла кровь женщины, которую я ненавидел, забывая о том, что половина крови в ней была моей.
«Она ведь твоя дочь! Твоя дочь, мерзкий ты ублюдок! Она не виновата в нашей свадьбе! Она вообще не просила рождаться на свет!» — услышал я крик Абигайль, как наяву.
Верно.
Мои губы растянулись в болезненной усмешке.
Ты оказалась права. А я был слепым глупцом, который гнался за прошлым и не ценил настоящего, пока и оно не стало лишь бесплотным воспоминанием. И эта мысль мучительным осознанием прошлась по моему телу и прибила к земле.
Вот, что теперь мне осталось. Несколько обугленный костей и волосы на кукле-обереге дочери. Вот, мое настоящее.
Злость на себя и вина уничтожали меня. Небо над моей головой почернело и прогремело, а затем обрушилось ливнем. И я врылся пальцами в землю и заорал, срывая горло, и мой вопль тонул в громе, словно Туманные Острова говорили мне: «Ты не имеешь права скорбеть. Не имеешь».
Катарина
Стоя рядом с Ульвом, ошеломленная и напуганная Катарина смотрела на то, как Келленвайн рухнул на колени перед алтарем. И такие чувства завладели не ей одной. Все обитатели замка столпились перед воротами и в священном ужасе наблюдали за скорбью своего господина.
Никто и подумать не мог, что гибель ненавистной жены и нелюбимой дочери могли поставить гордого ярла на колени. Келленвайн никогда преклонял колен. Никогда. Какая бы напасть не настигала его, он всегда твердо стоял на ногах. Ярл стойко вынес вести о гибели отца при битве за северо-восточные острова, не пошатнувшись, он принял смерть своей возлюбленной Дафны, так почему же тогда эта, как ожидалось, незначительная потеря, сбила его с ног?
Так не должно было быть! Не должно!
— Госпожа Катарина… — тихо позвал ее Ульв. — Наша затея…
Наполняясь тревогой и страхом, она подхватила воина под руку и отвела подальше от людских глаз.
— Молчи! — шикнула она на него, вглядываясь в его глаза. — Не смей упоминать об этом. Дело сделано. Пути назад нет.
— Но… — хмуро начал он.
— Если хочешь замок, ты получишь его. Ярл скоро оправится и женится на мне, и тогда ты получишь то, что причитается, — перебила его Катарина.
Все пошло не по плану! Весть о кончине Абигайль и Лейлы должна была утихомирить ярость ярла и его жажду мщения, но теперь… Почти четыре года Катарина ждала, что бы Келленвайн пустил ее к себе в постель после смерти Дафны. Да и то, добилась этого, лишь потому что они с ней были так похожи. Сколько же придется ждать теперь?!
Поглоти все морской дьявол!
Катарина запустила пальцы в волосы, снедаемая сомнениями и отчаянием.
Правильно ли она сделала? Может быть, следовало сказать правду? Быть может, Келленвайн не убил бы ее? Хотя какая уж разница, если пути назад не было?! Теперь если ярл узнает, что Абигайль жива, он отправиться за ней, и все будет потеряно.
Нет. Этого нельзя допустить. Раз Келленвайн верит в то, что его жена и дочь мертвы, это должно стать правдой. Иначе Катарина не просто лишится расположения ярла, но и жизни за свою ложь.
— Удвой поиски! — резко сказала она, встречая взгляд Ульва. — Делай что угодно, но найди Абигайль, хоть из-под земли ее достань. Она и ее выродок должны быть мертвы.
Воин сжал челюсти и резко выдохнул, отворачиваясь от нее, но она не дала ему усомниться в правильности затее.
Вцепившись в его плечи, Катарина встряхнула Ульва и процедила:
— Мы вместе начали это. Вместе и закончим. Посмей только проболтаться кому-нибудь, и я тоже молчать не стану. Подставишь меня, и я заберу тебя к морскому дьяволу вместе с собой. Ты либо получишь землю и замок, а твоя семья будет не знать бед до самых последних дней, либо и ты, и твоя жена сдохните мучительной смертью. Поверь, ярл не пощадит предателя.
Ульв насупился.
— Мы можем сказать, что это госпожа Абигайль подкинула тела, чтобы убедить ярла в том, что она умерла.
— Правда? Какой ты умный! — зашипела на него Катарина, у которой чуть не искры из глаз не пошли от злости. — Госпожа Абигайль знает правду и не упустит случая поделиться ею с ярлом, а заодно — подставить меня. Делай, как я сказала. Ради своего же блага убей госпожу Абигайль!
Она видела, что воину не нравятся ее слова, но в глазах его уже разрастался страх за свою жизнь, который был превыше любой верности господину. Ульву никуда не деться, они оба в ловушке. Он упрямится, как ягненок идущий на закланье, но исход будет один.
— Я найду ее, — мрачно сказал воин.
Но не успела Катарина улыбнуться и облегченно выдохнуть, как он продолжил:
— Найду, верну ярлу и тем самым вымалю себе прощение. И знайте, госпожа Катарина, я расскажу ему обо всех ваших деяниях. Поэтому если вам дорога жизнь, к тому моменту, как мы с госпожой Абигайль вернемся, вам лучше покинуть остров.
С этими словами Ульв ушел, а Катарина осталась на месте, бессильно сжимая пальцы в кулаки, будучи готовой завопить от гнева и отчаяния.