Мне резко захотелось что-то сломать. Желательно голову Хельтайна.
Но стиснув зубы, я дернул головой и протяжно выдохнул.
— Мне неважно, кто она.
— Тебе — нет, а народу — очень даже. Они будут на руках ее носить, если узнают, что их госпожа Дочь Туманов.
Из-за его слов внутри тут же заворочалось что-то черное и вязкое и утробно прорычало: «Мое». А следом пришло желание вырвать глаза и языки всем, кто видел Абигайль и догадывался о ее сущности.
МОЕ.
Только мое.
Не могу позволить смотреть на нее всем подряд. Абигайль, наверняка, даже не догадывалась, что за грязные мысли бродили в головах мужчин каждый раз, когда они смотрели на нее. Она словно и не подозревала, какой теперь стала.
И я тоже не мог предположить, что встречу ее такой.
Окутанная Туманом она казалась сошедшим с небес воплотившимся божества. В тот миг мне даже показалось, что я брежу, потому что ни одна женщина из плоти и крови не могла быть такой совершенной.
Ветер ласково трепал ее шоколадные волосы с белой прядью у лица, платье подчеркивало каждый изгиб ее прекрасного тела, а глаза… Это были глаза сирены из древних легенд, что многие столетия назад подплывали к берегам Туманных островов и, очаровывая рыбаков, утаскивали их на дно.
И как и бестолковые рыбаки, заглянув в глаза Абигайль, я пропал окончательно.
— Пока не будем ничего объявлять, — мрачно ответил я, давя внезапное желание схватить Абигайль в охапку и спрятать от всего мира. — Придет время, и правда сама откроется.
Микул кивнул и запрокинул голову, уставившись на бледный диск луны.
— А что делать с тритоном?
И вновь мне пришлось давить глухое раздражение.
— Абигайль придет в ярость, если мы как-то ему навредим. Подождем пока и посмотрим, чем он ее приворожил.
— Точно уж не симпатичной мордашкой, — хмыкнул Микул.
Я чуть не зарычал.
— Хочешь отправиться за борт?!
Но друг в ответ только фыркнул.
— Выбросишь меня, и у тебя останутся одни лизоблюды.
К слову о лизоблюдах…
Прищурившись, я перевел взгляд на идущие за нами корабли.
— Делай, что хочешь, Микул. Но достань мне Ульва хоть из-под земли.
— Достану, — пообещал он, распрямившись и сжимая мое плечо. — Можешь на меня расчитывать. Только позволь узнать кое-что.
— Говори.
— Почему ты не поверил Катарине, что госпожа Абигайль сбежала с ним? Она ведь даже каких-то свидетелей притащила. Прости за честность, но ты обычно верил в любой бред, что бы она не несла. Аж смотреть было тошно.
В груди потяжелело, а внутри поднялась кислая волна вины.
Я свел руки в замок и кивнул.
Микул прав.
Я всегда знал, что Катарина была далеко не такой доброй и невинной, какой хотела казаться. Но я привык закрывать на это глаза и цепляться за каждый повод для ненависти к Абигайль, который она давала.
Так было удобнее, и я не горжусь этим.
Но теперь я, наконец, прозрел и впервые увидел, насколько на самом деле Катарина была гнилой по натуре.
— Пару лет назад тритон отгрыз Ульву его хозяйство, — ответил я. — Он даже не мужчина. Абигайль не стала бы сбегать с ним.
— А если бы ты не знал об этом? — продолжил допытываться Микул. — Поверил бы ей? Поверил даже после того, как я рассказал, что она якшалась с Ульвом в день нашего возвращения после битвы с тритонами?
Я мрачно усмехнулся, вспоминая ее перепуганное лицо, и как она умоляла меня пощадить ее, лепеча о том, что ни в чем не виновата.
Подкармливая свою ненависть к жене, я неосознанно дал Катарине слишком много воли. Так что она решила, что может творить все, что захочет.
— Исход для нее в любом случае был бы один. И закончим на этом.
ГЛАВА 16
В замок мы прибыли поздней ночью. Но воды Иильги так меня укачали, что я едва помнила, как мы сошли с судна и добрались до спален. В памяти отложилось только то, что путь до моих покоев отличался от обычного, и что Келленвайн проводил меня до самых дверей, а потом вызвался отнести Лейлу.
При других обстоятельствах, я бы возразила, но тогда была слишком уставшей, а потому молча кивнула и, войдя в комнату, кое-как разделась и рухнула на кровать, даже не оглядываясь.
А стоило бы.
Ведь, открыв глаза утром, я даже не сразу поняла, где находилась. Комната была незнакомой, роскошной и ни в какое сравнение не шла с той, в которой я ночевала раньше.
Стены, украшенные гобеленами с изображением сцен из древних легенд, придавали атмосфере волшебства. В углу комнаты стоял большой дубовый шкаф, заполненный книгами в кожаных переплётах и изящными безделушками.
В центре комнаты стояла массивная кровать с балдахином из бархата, расшитого золотыми нитями. На полу лежал мягкий ковёр, а у смежной стены был сложен величественный камин. Рядом с ним располагался диван для отдыха, обитый парчой. А выходящие на берег окна были занавешены плотными шторами из синего шёлка, которые защищали комнату от редкого для здешних краев солнца.
Чуднó.
Выбравшись из постели, я подошла к окну, раздвигая ставни, и тут же в комнату влетели крики с улицы.
— Смерть за предательство! Смерть за предательство!
Меня окатило холодной волной.
Это что, люди на бунт против меня собрались или что?!
Я высунулась в оконный проем, пытаясь хоть что-то разглядеть, но смогла увидеть лишь краешек площади перед замком и собирающуюся там толпу.
Неужели и правда бунт?! Люди и так меня не слишком жаловали, а теперь с подачи Катарины они считали, что я инсценировала свою смерть, сбежала, а вернувшись, притащила с собой тритона!
Святые макароны! Да, меня на вилы поднимут!
Схватившись покрепче, я почти повисла на подоконнике и вдруг почувствовала, как меня резко дергают назад.
Вскрикнув от неожиданности, я вдруг оказалась прямо напротив Келленвайна, который глядел на меня со смесью страха и гнева.
— Что ты делала?! — чуть ли не зарычал он на меня.
От столь резких движений мое сердце заколотилось, как бешеное, но только ли из-за этого?
Или всему виной было то, что я стояла лишь в одной полупрозрачной рубашке, чувствуя каждой клеточкой тела жар мужского тела? Ощутив, как к щекам приливает краска, я скрестила руки на груди и отвернулась.
— Я не собиралась выбрасываться из окна, если ты об этом.
Резко и шумно выдохнув, муженек отпустил меня и, зажмурившись, провел пальцами по лицу, будто пытаясь убрать щупальца липкого кошмара.
— Ты точно сведешь меня с ума, — пробормотал он.
Я фыркнула.
— Почему ты вообще вошел без стука?!
— Я… — начал он, открывая глаза, но осекся.
Его потемневший взгляд с будоражащим нервы голодом очень медленно прошелся по моему телу: голая шея, острые ключицы, виднеющиеся в вырезе ночной рубашки, грудь прикрытая мои руками, подтянутый живот… Кожа горела то ли от его внимания, то ли того что в комнате вдруг стало невыносимо жарко. Дыхание застряло где-то в легких, сердце в груди колотилось и глухо отдаваясь в ушах. Наши глаза встретились.
— Это моя комната, — низким голосом с возбуждающей хрипотцой произнес он.
Температура в комнате превысила все мыслимые и немыслимые пределы, в голову против моей воли закрались совершенное не чистые мысли, а в памяти позорно вспыхнул наш поцелуй, и словно воспоминания о нем пришли в голову не только мне, Келленвайн тяжело сглотнул, и его взгляд спустился на мои губы.
И…
В меня, наверное, вселился какой-то дух, потому что как же я в тот момент желала, чтобы он сократил между нами расстояние и поцеловал меня. Я уже почти чувствовала жесткую ласку его твердых губ и их слегка горьковатый вкус.
Я прерывисто выдохнула, замерев в ожидании, но Келленвайн вдруг сжал челюсти и резко отвернулся.
— Одевайся, нам нужно посетить одно место.
Чего?!
— Микул присмотрит за Лейлой, — добавил он и, стискивая пальцы в кулаки, направился к двери с такой скоростью, словно за ним гналось все полчище демонов ада.
А я просто не знала, куда деваться от накрывшего меня стыда.
Дура! Что ты там себе навоображала?!
Он ничего такого с тобой не хотел! Это была обычная естественная мужская реакция на полуголую девушку! Все здесь помним, что он винит меня в смерти своей возлюбленной и во всех смертных грехах в придачу?!
Только вот противный внутренний голос уже сеял семена сомнения.
«Если он так нас ненавидит, то с чего вдруг мы ночевали в его спальне? Зачем он приехал за тобой в Пустошь и заботился о тебе во время плавания? Почему так испугался, когда подумал, что ты пыталась выпрыгнуть из окна?» — шептал он.
Но я лишь мрачно от него отмахнулась.
С каких пор меня вообще волновало, что там Келленвайн думал или чувствовал?! Ни с каких! И целовать я его не хотела! Это все овуляция!
Святой макаронный монстр, как ему в глаза-то теперь смотреть?…
Пока я металась в смешанных чувствах, в комнату уже гуськом зашли служанки и стали помогать мне в сборах. И каких-то несколько минут спустя я уже была облачена в красивое бордовое платье, а волосы мне подняли наверх, оставив лишь несколько прядей у лица.
Келленвайн все это время, оказывается, ждал у противоположной стены, и стоило мне появиться, он тут же посмотрел на меня, окидывая взглядом с ног до головы.
— Бордовый тебе к лицу, — произнес он хрипловато.
Почему снова стало так жарко?
Я прочистила горло, собираясь сказать «спасибо», но муженек вдруг оказался прямо напротив меня и, протянув руку, ловко вынул несколько шпилек из волос, так что они заструились по спине мягким каскадом, а я даже рта не успела открыть, чтобы возразить.
— Так лучше.
С моим сердцем творилось что-то странное. Почему оно так быстро билось?!
И что не так с Келленвайном?! Зачем он… Делал все это?
Не зная, куда деть глаза, я тяжело сглотнула и отступила от него на шаг.
— Кажется, ты хотел куда-то меня отвести?
— Да, — коротко ответил он. — Идем.