Пока я слушала свою служанку мои брови взлетали все выше и выше.
Чего-чего?
Тритоны?! Я что, в сказке «Русалочка»?! Хотя какая уж тут сказка, если эти твари нападали на женщин…
А еще этот Красный День… Что за Красный День?
Я нахмурилась.
— Я должна спрятать воинов под подол платья, или как?
Глаза Риика стали по пять рублей.
— Н-нет!..
— Вот и все, — поставила я точку в этом споре. Благо опыт отстаивания своей ненависти к юбкам и прочим дамским штучкам у меня был. — Надо благословить — благословлю, но платье не надену.
Хотя даже удивительно, что заниматься этим должна была я, а не Катарина. У меня сложилось впечатление, что эта девица забрала все, что должно быть у Абигайль. Ан нет… Что-то из обязанностей да осталось.
— Как прикажите, госпожа, — со вздохом пробормотала Риика. — Тогда позвольте принести вам нарядную тунику.
Я усмехнулась. Хотелось ей все же меня понаряднее одеть.
— Ладно, — уступила я. — Против нарядной туники я не возражаю.
Служанка тут же просияла неожиданно милой и доброй улыбкой и исчезла за дверью, а я не могла не отметить разительные перемены в ней. До вчерашнего дня она ходила вокруг меня на цыпочках, лишний раз и рта не смея раскрыть. Но потом что-то поменялось.
Я прокрутила в памяти недавние события, ища «переломный момент». Так-так-так…Кажется, Риика перестала меня бояться после того, как мы пришли к берегу, и она упомянула про ту таинственную легенду.
Может, не такой уж это и пустяк, как мне показалось?
Размышляя об этом, я подошла к зеркалу и стала туго переплетать волосы, что бы те не мешались. Я уже заканчивала, но вдруг услышала странную возню за дверью. Будто кто-то топтался в коридоре и то ли не решался зайти, то ли не хотел.
Кто-то подслушивает?! Это Катарина подослала ко мне слуг, что бы они следили за мной?!
Как же меня достала эта любовница! Нужен ей Келленвайн, так пусть забирает со всеми потрохами, я против что ли?! Но меня-то зачем из себя выводить?!
Пылая праведным негодованием и желая поймать нерадивого шпиона, я резко распахнула дверь, но тут же столкнулась с испуганным взглядом Лейлы.
— Мама… — неуверенно пробормотала она.
Вся злость и раздражение тут же сдулись, словно кто-то выпустил воздух из воздушного шарика.
Крошка? Что она тут делала?
Я хотела навестить ее сразу же, как соберусь, и даже специально встала пораньше, но не ожидала, что она придет ко мне сама. А вдруг что-то случилось? Опять эти няньки что-то сделали с ней?! Нужно было все-таки поговорить вчера с ярлом!
Беспокойство тут же стянуло грудь, и я присела на корточки, что бы наши глаза с крошкой были на одном уровне. Аккуратно взяв ее ручку, я осторожно уточнила:
— Что-то случилось, Лейла?
Она, кажется, смутилась и опустила свои прекрасные синие глазки.
— Я проснулась, и тебя не было рядом. Я подумала…
Только сейчас я обратила внимание, что Лейла была одета в одну лишь ночную сорочку, в которой я вчера укладывала ее спать.
Мое сердце укололо иглой боли и нежности.
Бедная крошка… Она испугалась, что я опять ее бросила… Какая же я дура! Нужно было остаться спать с ней или взять ее в свою комнату, пока малышка не будет уверена в том, что я никуда не уйду!
— Кроха… — пробормотала я, притягивая ее в свои объятья. — Прости, что ушла. Давай, сегодня поспим вместе?
Она доверчиво прижалась ко мне и прерывисто выдохнула.
— Можно, мама? Ты не разрешала мне раньше…
— Конечно, можно, — выдавила я, сглотнув вдруг образовавшийся в горле ком.
— Хорошо, — прошептала она, обхватывая меня крошечными ручками за шею.
Крепко обняв Лейлу, я поднялась с ней вместе и наткнулась взглядом на Риику, у которой в руках был сверток с моей туникой.
— Принеси платье для юной госпожи, — велела я ей. — Я сама сегодня ее соберу.
— Конечно, госпожа! — с готовностью откликнулась она и, оставив одежду для меня на кровати, тут же унеслась по моему поручению.
— Хорошо… Сейчас мы тебя оденем и пойдем завтракать в большой зал, — проговорила я, возвращаясь в комнату.
— Но… — давление на моей шее усилилось. — Мне нельзя ходить в большой зал.
Я прищурилась, успокаивающе поглаживая ее по спинке.
— Почему тебе нельзя?
— Няни так сказали.
Эти клушки! Повыщипывать бы им все перья! Кто они такие, что бы запрещать дочери ярла обедать в общем зале? Она что рабыня какая-то?!
— Теперь можно, кроха, — я чуть отстранилась и поймала ее взгляд. — Тебе можно все.
И в награду мне досталась робкая улыбка.
Когда мы с Лейлой появились в большом зале, у меня сложилось стойкое ощущение, что все взгляды обращены лишь на нас.
За десятком деревянных столов сидели множество мужчин и женщин, образовывая коридор, ведущий к возвышению, на котором была устроена трапеза для ярла и его семьи. Только вот каким-то странным образом в эту семью вдруг затесалась Катарина, которая гордо восседала по правую руку от Келленвайна, будто ей было там самое место.
При виде меня она поджала губы, а ярл…
Пасмурно-серые глаза Келленвайна смотрели пристально, вынимая всю душу. И я вдруг осознала, что мне сложно воспринимать его, как раньше. Та вчерашняя подсмотренная мной сцена что-то поменяла. И это мне не нравилось.
Я нахмурилась.
А меж тем внимание ко мне ярла не укрылся от Катарины, и она будто невзначай положила ладонь на его руку и нежно ему улыбнулась. Но он даже бровью не повел, и любовница поджала губки.
Святые макароны… Что за детский сад?
Но тут Лейла споткнулась и, сжавшись, вцепилась в мою руку, боязливо оглядываясь по сторонам, словно ожидая наказания.
Бедная девочка…
— Все хорошо, — прошептала я ей ласково. — Ничего страшного, кроха.
Она подняла на меня личико, светящееся полным доверием, я ей улыбнулась, и… То ли мне показалось, то ли по залу действительно прошли удивленные выдохи? Нет, наверное, все же показалось.
А вот квадратные глаза вчерашней женщины с подносом мне точно не показались, как и вдруг преградившие нам с Лейлой дорогу два война. Я узнала их — Рыжий и Шрам. Двумя массивными скалами они угрожающе нависли над нами, и я невольно выступила вперед, укрывая кроху от их взглядов.
Что им нужно? Хотят из зала нас выставить или что?
Я внутренне напряглась, уже приготовившись огрызаться и царапаться, но к моему удивлению, они рухнули передо мной на колени и низко склонили головы.
— Вчера я оскорбил госпожу, — громогласно заявил Рыжий.
— Просим о наказании, — добавил Шрам.
Мы брови удивленно взлетели вверх. Ты смотри-ка… А у них видимо все же была совесть?
— Мама, что такое? — испуганно прошептала Лейла.
— Ничего… — ответила я, но сама не могла не отметить, как вдруг изменилась в зале атмосфера.
В воздухе отчетливо стал проступать едкий запах агрессии, направленный явно в мою сторону. Люди стали бросать на меня злые взгляды, и клянусь, я стала чувствовать себя каким-то монстром, который вот-вот должен был жестоко расправиться с двумя милыми пушистиками.
И вдруг до меня дошло. Абигайль была сумасшедшей. Что бы она сделала с двумя наглецами, которые осмелились ей сказать, что она — ведьма, а Катарина милая и славная зайка? Даже представлять не хочу — ни представлять, ни множить людскую ненависть. Во многом я и сама уже была готова задушить бывшую владелицу тела — хотя бы за то, как она обращалась с Лейлой.
Я вновь посмотрела на мрачные лица воинов, которые явно готовились к своей смерти в страшных муках.
Мужчины сами по себе мне не очень импонировали, от них вечно были какие-то проблемы, но… Эти двое мне ничего не сделали, а даже наоборот — поделились полезными сведениями. А болтали они тогда и вовсе не обо мне, а о прежней Абигайль, так что…
— Я вас прощаю, — спокойно проговорила я. — Поднимитесь.
В зале вмиг установилась звенящая тишина, а воины застыли, будто не поверив своим ушам.
— Госпожа… — по-глупому оторопело пробормотал Рыжий, вскидывая на меня взгляд.
— Поднимитесь и возвращайтесь за стол, — повторила я и, вспомнив, что говорила мне Риика, добавила наугад: — Сегодня ведь Красный День.
И вроде бы инцидент на этом был исчерпан, но от пораженного молчания, которое все еще хранилось в зале, я почувствовала себя не в своей тарелке. А уж про внимательный, цепкий взгляд, которым меня встретил Келленвайн, я и вовсе молчу.
И что самое странное, он ни на мгновения не отрывал от меня взора всю недолгую дорогу до возвышения.
И чего таращится?! У меня рог вырос или что?!
К счастью, когда мы добрались до стола, зал стал постепенно наполняться звуками, Келленвайн отвернулся, и все как-будто бы пришло в норму. Только вот оказалось, что это было затишье перед бурей, потому что едва мы с Лейлой опустились на наши места, как ярл поднялся.
Я мысленно застонала. Ну, что опять?! Могу я позавтракать спокойно или нет? У меня желудок сейчас сам себя начнет есть!
В противовес мне народ встретил жест своего предводителя буйными выкриками, кружки забарабанили по столам, и Келленвайн вскинул руки, успокаивая зал.
— Сегодня мы празднуем Красный День, — начал он густым голосом, волной прокатывающимся по залу. — Через три дня мы отправимся на восточные острова и дадим отпор тритонам.
Народ снова загудел.
— Но сегодня… — громогласно заявил Келленвайн, и его голос словно вознесся над общим гамом. — Сегодня мы пируем!
— Благословение! — выкрикнула какая-то женщина.
— Благословение для бравых воинов! — поддержала ее другая.
— Благословение, что бы они в целости вернулись домой!
И вот уже весь зал требовал: «Благословение! Благословение!».
Сколько нетерпения… Поспокойнее, ребята, я вообще без понятия, что делать.
Тем не менее я поднялась с места, надеясь на какую-нибудь подсказку. И она пришла. Только вот совершенно не в том виде, в котором я ее ждала.