– Привет, Яр.
– О, ты быстро, – хмыкает, но голос сиплый, и я напрягаюсь. – Время есть на разговор? – спрашивает осторожно.
– Я бы не ответил, ты же знаешь. Говори, что случилось.
Ярослав молчит, слышу, как собирается с силами. Ему тяжело, он эмоциональнее меня, вспыльчивее и яростнее, а потому все воспринимает близко к сердцу, будь то радость или горе. Расстегиваю пуговицу на рубашке, она неожиданно душит. Хочется надавить на брата и заставить уже сказать все, но это не сработает. Никогда не работало, так что остается только ждать, когда он дозреет и расскажет.
– В общем, это, конечно, для тебя не вовремя, но сказать я должен, – жду, барабаня пальцами по столешнице, – Яков в больнице с сердечным приступом, состояние тяжелое, увезли час назад.
– Что? – не могу поверить в услышанное.
Внутри что-то ломается, чувствую себя так, будто из-под ног почву выбили. Дед никогда ни на что не жаловался, и все часто шутили, что он еще и внуков переживет. Но известие слишком внезапное, чтобы на него спокойно реагировать. Сжимаю пальцами переносицу и жмурюсь.
– Я напишу, в какую больницу его доставят, и буду держать в курсе.
– Мы вылетим первым же рейсом, – ставлю брата в известность. – Спасибо, что сказал.
– До встречи, Мир.
Он отключается, а я так и остаюсь сидеть, только телефон откладываю. Мысли разбегаются, не могу сфокусироваться ни на одной. Что будет дальше? Насколько все серьезно? Как там остальные? Даже о компании что-то трещит фоном, смешиваясь с тупой болью.
– Что-то случилось? – По спине скользит теплая рука. Ксюша осторожно сжимает мое плечо, ее присутствие успокаивает. Накрываю ее ладонь своей, оставляю поцелуй и усаживаю Савельеву на колени.
– Да. Дед в больнице. Нужно возвращаться, прости, что придется прервать отдых.
Ксюша отстраняется, смотрит на меня, удивленно вскинув брови, а после бросается на шею, обнимает крепко, гладит по голове и лопаткам.
– Боже, Мир, ты как? – беспокоится искренне, целует меня в висок, и я сжимаю ее в своих руках сильнее, позволяя короткий миг слабости, после которого придется напрячься очень сильно. – Конечно, мы полетим обратно, и извинения тут лишние. Я куплю билеты. – Она дергается, но я не отпускаю. – Все хорошо? – волнуется, так что приходится выдавить из себя улыбку, хотя ее эмоции приятно отзываются в душе.
– Посиди так пару минут, ладно? – прошу и прикрываю глаза, ненадолго расслабляясь.
– Хорошо. – Обнимает крепче и на этот раз целует в лоб, а после опускает подбородок на мою макушку.
Глава 21. Ксюша
Улететь нам удается только вечером следующего дня. Мирослав все это время не находит себе места, несколько раз звонит в офис и срывается на всех за то, что они не могут справиться с возникающими проблемами самостоятельно. В четвертый раз приходится его тормозить, я даже отбираю телефон ненадолго, но Мир под предлогом звонка брату забирает его и все же снова выходит на связь с подчиненными, но уже общается гораздо спокойнее.
Поддерживаю его как могу: объятиями, поцелуями и кофе. Вижу, что ему тяжело, поэтому в самолете не оставляю его без внимания, обнимаю, глажу спину, плечи и массирую затылок, пока он дремлет на моей груди. И пусть мы возвращаемся в город, где долгое время были начальником и помощницей, я чувствую себя иначе. Наверное, мы перешагнули формальную планку, когда Евсеев попросил меня выйти за него, а после медленно, но уверенно сближались.
– Мне поехать с тобой? – спрашиваю, когда Мирослав останавливается у машины, в которую его водитель, встречающий нас в аэропорту, складывает чемоданы. Холодный ветер пробирается под пальто, так и норовя влезть под кожу. Кладу ладонь на грудь Евсеева и приподнимаю уголки губ в улыбке. Да, возвращение в реальность из теплой сказки выходит очень драматичным.
– Не надо, – Мир перехватывает мое запястье и целует пальцы, – лучше отдохни дома, я приеду, как только все узнаю. Садись, – отступает и открывает дверцу машины, – я возьму такси, чтобы не кружить по городу.
Не хочу его оставлять, выглядит Мирослав не очень хорошо. Уставший, под глазами синяки, а на лбу залегла морщина. Он и так постоянно о чем-то думает, а теперь еще переживает. Не навязываюсь и прячусь в теплоте салона, понимая, что для его родственников я все еще явление резонансное, так что ему и правда лучше встретиться с ними без меня.
Квартира Евсеева с первого шага воспринимается иначе. Да, минимализм меня все еще отталкивает, но больше нет ощущения неудобства. Знаю, что я тут все еще на правах гостьи, вероломно нарушающей размеренную жизнь ее хозяина, только чувствую себя чуточку спокойнее. Разбираю вещи, даже набираюсь смелости откатить чемодан Мирослава в его спальню, не удерживаюсь, чтобы не рассмотреть комнату, обставленную по-мужски скупо, и возвращаюсь на кухню.
В холодильнике полно продуктов, но все буквально валится из рук. Я не могу ничем заняться и даже обжигаю пальцы о сковородку, потому что мыслями витаю очень далеко. Евсеев не пишет вот уже четыре часа, он не звонит, и я медленно схожу с ума.
Слишком сильно к нему привязалась за то время, что мы отдыхали. Мирослав как-то внезапно поселился в моей жизни, и теперь, когда он далеко и ему плохо, я чувствую себя отвратительно. Пока я расслаблялась в ванне и старалась не думать о том, чем занят Евсеев, он сидел в отвратительно неудобном кресле, дышал хлоркой и нашатырем, которыми пропахли все больницы, и наверняка не знал, куда себя деть.
Все же Яков Игнатьевич при всей своей авторитарной натуре действительно любимый глава семьи, своеобразный нерушимый столп, и сейчас Мира подкосило.
Выключаю плиту и оставляю попытки что-то приготовить до лучших времен. Мысли о Мирославе сравнимы с помешательством, но я ничего не могу поделать. Если он влияет так на всех женщин, то понятно, почему бывшие от него не отстают: мне хватило одной совместной ночи, чтобы открыть сердце и позволить себе… Останавливаюсь, обрываю себя и гашу слабый огонек надежды. Не может этого быть, мы три года бок о бок работаем, и за это время не произошло ничего, ни одна искорка не вспыхнула, а теперь я веду себя как влюбленная идиотка: иду в его комнату и, мысленно посылая ему извинения, лезу в шкаф, откуда достаю чистые джинсы и водолазку.
А еще вызываю такси и наспех одеваюсь в спортивный костюм, наплевав на все правила приличия, потому что так быстрее и удобнее. Не могу оставить Мира в такой ситуации. И не должна. Он ведь сам сказал, что дальше будем мы. Теперь моя очередь пойти навстречу и с бешено стучащим сердцем показать, что Мирослав тоже для меня больше чем босс.
Такси едет долго, и я даже думаю, что зря решилась поехать, ведь Мир может молча заявиться в квартиру, потому что не обязан меня предупреждать. Верчу телефон в руках и прошу остановить у кофейни рядом с клиникой. Покупаю двойную порцию американо, которую прошу налить в термокружку, и на всех парах несусь в отделение.
Евсеева в коридоре, на который мне вежливо указала администратор, нет, как и его родственников. Неужели этаж перепутала? Так торопилась, что не смогла с первого раза запомнить, куда нужно идти. Тру переносицу, думая, что делать дальше: вернуться в приемную и попросить проводить или все же позвонить Миру и сказать, что привезла ему сменную одежду и кофе с сахаром, как он любит.
– Ксюша? – слышу хорошо знакомый голос и поднимаю голову, тут же встречаясь с теплыми карими глазами Евсеева. Он выглядит удивленным и уставшим, но все же улыбается при моем появлении. Подходит вплотную и быстро целует, так что я даже не успеваю понять, что произошло, только чувствую, что попадаю в плен сильных рук, и аккуратно обнимаю Мира, стараясь удержать стакан в руках. Рядом с ним сразу становится хорошо и спокойно, будто нет никаких проблем вокруг и будто мы не стоим посреди больничного коридора, не понимая, что будет дальше. – Ты что здесь делаешь? С тобой все в порядке?
– Не уверена, – честно признаюсь, потому что прежде я подобными безумствами не отличалась. Разве что ради брата была готова помчаться хоть на край света. А сейчас еще ради Евсеева. Я пропадаю, теряю остатки здравого смысла и не знаю, как с этим бороться. И надо ли? Замечаю его хмурый взгляд, он обеспокоенно рассматривает меня с головы до ног и сжимает плечи сильнее. Только сейчас понимаю, что для Мира это прозвучало совсем не так, как для меня, и спешу успокоить: – Не в том смысле, в котором ты подумал. Все хорошо. Я привезла тебе вещи и кофе. Пей, пока горячий, не знаю, сколько кружка держит тепло. – Вручаю ему все, но Мирослав смотрит на меня неуверенно. Я и сама не до конца понимаю, как решилась приехать, чтобы просто побыть рядом, поэтому только пожимаю плечами.
– Спасибо, – говорит, снова меня обнимая. – Нам выделили палату для ожидания. – Целует меня в макушку и только потом отпускает, довольно прикрывая глаза после первого глотка кофе. Засчитываю это как маленькую победу и, взяв Евсеева под руку, иду следом. – Его сейчас оперируют, ставят клапан. Прогноз позитивный, но ба не хочет уезжать, говорит, что дождется, когда закончат, так что приходится ее караулить.
– Ты один с ней?
– Нет, здесь все. Даже Оля приехала. – Мирослав вдруг останавливается, переплетает наши пальцы привычным жестом, пока у меня внутри все переворачивается, и добавляет вкрадчиво: – Мы можем побыть здесь, если хочешь, и не заходить туда. В кафетерий теперь идти нет смысла, ты меня спасла.
Его слова отзываются слишком ярко, и теперь я точно знаю, что поступила правильно. Мне самой сегодня Евсеев нужен очень сильно. Кажется, гораздо сильнее, чем нужна ему я.
– Я знала, что ты оценишь. – К губам приклеивается глупая улыбка, и я никак не могу ее убрать. Мир растапливает мое сердце, не делая для этого ничего существенного. Просто заботится о моем комфорте, без раздумий жертвуя своим. И я даю то же в ответ, ведь от одной ночи хуже мне не станет. – Давай зайдем, чтобы не заставлять никого переживать, – выбираю самую нейтральную формулировку, которая очень радует Евсеева.