Скоропостижно одряхлевший, сгорбленный, с отвисшей челюстью и мертвым, застывшим взглядом, фюрер похож на подыхающую ворону. А перед ним мальчишка-тотальник лет пятнадцати: худенький, в большой, не по голове каске, с широко раскрытыми, блестящими от восторга глазами. Видно, что обманутый дурачок готов броситься за своего фюрера в огонь и в воду.
А что написано в абзаце, обведенном Гошкиным карандашом? Что там плетет уцелевший офицер из охраны Гитлера?
«Среди героических защитников рейхсканцелярии, которые сражались за свое немецкое отечество до последнего трагического часа, находился и пятнадцатилетний R. Бесстрашно выдвинувшись вперед, он подбил фаустпатроном советский танк системы Т-34. За этот подвиг юный герой был награжден Железным крестом. Фюрер лично вручил ему высочайшую награду. Окрыленный R. тут же вновь отправился на Потсдамерплац, чтобы драться с бронированными чудовищами красных до победного конца.
Юный герой погиб смертью храбрых…»
— Прочитали? — прозвучал вкрадчивый голос.
— Да.
— И что скажете?
— Не понимаю, какое отношение это имеет к моей просьбе.
— Охотно растолкую. Сей «бесстрашный» R. не кто иной, как Рольф Зандгрубе. Родной сын Бруно Райнера, воспитанный в семье дяди. Старший внук, пардон, Мышки-Катеринушки!
Каждое слово Гошки впивалось в сердце, словно ядовитая колючка. Бугров почувствовал, что бледнеет.
— Мы с вами, конечно, по-разному понимаем некоторые вещи, — глумливо продолжал Поздняков. — Однако при всем при том факты, как говорится, упрямая вещь…
— Чему… ты… радуешься? — с мукой выдавил из себя Бугров.
Поздняков усмехнулся снисходительно:
— Я не радуюсь, а констатирую. Мне остается сообщить еще только один факт. «Бесстрашный Рольф» не «погиб смертью храбрых». Он жив и здоров. Благоденствует вместе со своим приемным папашей в Западном Берлине. Кто такой Зепп Зандгрубе, надеюсь, вам известно?
«Если я не выбегу сейчас, — с отчаянием подумал Бугров, — я убью его».
— Что с вами? — с участием спросил Гошка. — Водички, может быть?..
— Со мной полный порядок, — медленно проговорил Андрей. — А с тобой… что? Откуда ты взялся… такой? Почему живешь со мною рядом?.. Состоишь в моей партии?
Красивое Гошкино лицо исказила надменная усмешка. Сдерживая себя, Бугров повернулся и пошел к двери.
А новые немцы есть. Их становится все больше. Бугров встречает их повсюду в своих поездках по стране, чаще всего — на важнейших новостройках. И он уверен: когда они станут большинством в своей республике — окончательно определится судьба ГДР, Германия будет социалистической.
Бугрова особенно интересует та часть молодежи, которая учится на рабфаке в университете Гумбольдта. Это самые горячее и одаренные ребята, завязь новой трудовой интеллигенции. Последние недели Бугров часто бывает в УНИ, как называют студенты свой университет, знакомится и беседует со многими рабфаковцами, расспрашивает их о прожитой жизни и о том, как они представляют себе будущее — свое и своей страны.
Рабфаковцы — народ необычайно пестрый и по возрасту и по опыту жизни. Большинство составляют дети рабочих, меньше выходцев из крестьянских и батрацких семей, есть дети служащих, ремесленников, мелких торговцев. Роднит их всех неуемное желание поскорее и побольше набрать знаний, чтобы ринуться в титаническую работу по переустройству и обновлению Германии. Потому все учатся с жадностью, многие проходят экстерном в год два курса, ухитряются, кроме основных предметов по специальности, захватить предметы факультативные, полезные в практической работе.
Русское слово «субботник» вошло в студенческий язык так же прочно, как и слово «рабфак». Уплотняя учебное время, студенты ремонтируют разбитые университетские корпуса, построили больницу для медицинского комплекса Шарите, штопают нескончаемые дыры в городском коммунальном хозяйстве, помогают земледельцам. И всюду, где бы они ни находились, рабфаковцы ведут агитационную работу.
— Масса нашего населения далеко не однородна, — объяснял Бугрову один из студентов, бывший батрак. — Немало таких людей, которые в нашем государстве оказались неожиданно и случайно. Но это поправимо: мы перепашем мозги обывателям плугом правды и засеем их новым чистым зерном.
— Вагонетка лязгнула, — заметил другой парень, постарше, пришедший на рабфак из угольной шахты. — Дальше катить ее будет полегче. Важно только, чтобы рельсы были проложены верно.
Среди профессуры имеются еще скрытые расисты, националисты, просто путаники, воображающие себя оригинальными мыслителями. Однако от сомнительных лекторов покуда избавиться невозможно — других профессоров и доцентов взять негде.
Новое студенчество очень чутко различает настоящее и фальшивое. Между ним и старой профессурой идет напряженная борьба, по сути своей классовая. Профессура имеет в этой борьбе свои естественные преимущества — эрудицию, апломб, искусство вести публичные дискуссии, плести интриги в университетских кулуарах, умение, наконец, «срезать» студента на экзамене. У студенчества свои неотъемлемые преимущества — ясность взгляда на происходящее в стране и в мире, уверенность в исторической правоте, энтузиазм, бесстрашие, стойкость.
Жаль только, что самые боевитые, одаренные и работоспособные ребята уходят из УНИ не доучившись — республике позарез нужны свои руководящие кадры: прорабы, директора, управляющие, представители сельских кооперативов, даже министры. И рабфаковцы идут туда, куда их посылают СЕПГ и ССНМ[77]. Доучиваться придется на ходу, в жаркой работе.
Разъезжая по стране, Бугров видит вчерашних «рабфаковцев» в горячем деле. Многие из них на высоких руководящих постах, замотаны предельно, время их поджимает. И все же общаться с ними советскому корреспонденту легко, он сразу находит общий язык. И они тоже воспринимают Бугрова как человека своей формации, как современника в самом высоком смысле слова.
У героев газетных очерков Бугрова в прошлой Германии прототипов нет. Поэтому журналист сравнивает их с литературными героями любимых советских книг. Так и читателям газеты понятнее. Молодого доменщика Зигфрида Юнга, к примеру, он сравнил с Павкой Корчагиным. Хотя Зигфрид не рубал шашкой махновцев и бандитов из шайки Чеснока, зато он вылавливал фашистских «вервольфов»; не прокладывал, как Павка, спасительную узкоколейку, чтобы замерзающий город получил дрова, но зато пошел по призыву Союза свободной немецкой молодежи в угольный карьер, чтобы дать людям тепло и свет, а заводским машинам энергию. По первому призыву пошел Зигфрид строить и металлургический комбинат.
Строительство этого гиганта — металлургического комбината «Ost» — очень похоже на то, что рассказывается в другой любимой с юных лет книги — «Первая домна». У немецкой республики рабочих и крестьян тоже не было вначале своей металлургии, и, что еще хуже, не нашлось специалистов, которые могли бы строить домны. А вопрос вставал ребром: или рабоче-крестьянская республика создаст в кратчайший срок свою металлургию, или ей каюк.
…Летом 1950 года на песчаниках западнее города Фюрстенберга еще покачивались медноствольные сосны и распевали беззаботные дрозды. А спустя полгода здесь уже раскинулась огромная строительная площадка: началась подготовка к возведению шести доменных печей. К сентябрю строители обещали металлургам дать первую домну.
«Домну за девять месяцев?! — глумились западногерманские газеты. — Вместо двух лет? Разумеется, можно! Только у нее будет один небольшой дефект: она не сможет варить металл».
Господа злопыхатели не приняли во внимание обстоятельство, оказавшееся решающим: ГДР была не одинока, соседние дружественные страны поддержали ее в важном деле — дали своих специалистов, руду и уголь. В строительстве комбината принял участие советский академик Иван Бардин, которого в ГДР прозвали «отец металла».
Спустя восемь с половиной месяцев у домны величиной с многоэтажный дом собралась ликующая толпа строителей. Зигфрид Юнг со своей бригадой монтажников занял почетное место рядом с трибуной, на которой стояли руководители партии и правительства. Задуть первую домну республики поручили крестьянскому парнишке из соседней деревни — пионеру Вернеру Гаркишу.
— Смелее, малыш! — ласково подбадривали мальчика монтажники, когда он шел к домне с горящим факелом. — Смелее!
И вот вспыхнула, загудела первая домна. Зародилась в ГДР своя металлургия!
Теперь вступают одна за другой новые домны, строится второй металлургический комбинат «West» в округе Магдебург, наращивают мощности восстановленные сталеплавильные и сталепрокатные заводы в Бранденбурге, Ризе, Гредице, Хенингсдорфе. Специальность металлурга получают сотни вчерашних землекопов, каменщиков, разнорабочих. Бригадир монтажников Зигфрид Юнг решил стать доменщиком и уехал на производственную практику в Советский Союз.
По совету Вернера Андрей отправился на EAW[78] — известный берлинский завод электроаппаратуры в районе Трептов. Завод крупный, один из самых авангардных в республике, восстановлен с помощью Советского Союза и считается «акционерным». Управляет им советский директор Куренной — старый коммунист, поднявшийся в руководители в годы первых пятилеток. Немцы уважают директора, довольны условиями труда и заработками, на заводе «хороший климат».
Когда-то на EAW работал прославленный антифашист, спортсмен с мировым именем Вернер Зееленбиндер. В двадцатых годах Зееленбиндер, чемпион Германии по классической борьбе, в составе спортивной делегации немецких рабочих приезжал в Москву. Там он встречался со спортсменами советской столицы в товарищеских матчах, учил начинающих борцов, сам учился у Ивана Заикина и Ивана Поддубного.
Фашисты попытались привлечь популярного атлета на свою сторону. Но Вернер Зееленбиндер не поддался на лесть и подкуп — демонстративно отказался участвовать в берл