Восхищенный Гете однажды воскликнул: «Целый мир в ореховой скорлупке!» Что бы он сказал теперь? За сто пятьдесят лет Лейпцигская ярмарка стала куда представительнее и богаче экспонатами. Россия, к примеру, в то время привозила сюда меха, кожи, лен, пеньку, щетину и лыко. А теперь Советский Союз доставляет на ярмарку машины, станки, точные приборы. Молодые страны Европы заинтересованы в том, чтобы приобрести эту продукцию, и наша страна идет им навстречу.
Продиктовав по телефону в редакцию небольшой репортажик об открытии ярмарки, Бугров направился в кабачок Ауэрбаха пообедать, но встретил по дороге польского корреспондента Тадеуша Лабского. Приятели обрадовались друг другу и остаток дня решили провести вместе. Тадеуш предложил закусить на ходу и постараться попасть до закрытия в «Мемориал Димитрова» — бывшее здание имперского суда, где проходил знаменитый процесс.
— А успеем? — спросил Андрей.
— Успеем! Тут же недалеко.
Увидев огромное здание, Бугров чуть не споткнулся: оно удивительно походило на рейхстаг. «Надо же, какое совпадение!» — подумал он. Однако делиться своими впечатлениями с Тадеушем не стал, потому что тот увлеченно рассказывал, как он брал интервью у Альберта Нордена, одного из авторов «Коричневой книги»[87]. Старый немецкий коммунист хорошо знал историю фашистской провокации с поджогом рейхстага и героической борьбы Димитрова против банды фальсификаторов.
— Я считаю, — говорил поляк, — что это самая великая книга в мировой публицистике. Какие перья вдарили «залпом» — Мартин Андерсен-Нексе, Ромен Роллан, Эгон Эрвин Киш, Анри Барбюс!
— И в какие сжатые сроки она была написана! — подхватил Бугров.
— А условия, в которых книга печаталась? Ведь типография находилась в Страсбурге. Партийным курьерам приходилось возить за границу и обратно рукописи и гранки.
— Так же, как в свое время с «Искрой», не правда ли?
Они подошли к высоким массивным дверям.
— Кто вы такие? — спросил их смотритель.
— Польский и советский журналисты, — ответил Бугров.
— Извините, но у нас тут… Какая-то сволочь разбросала листовки со свастикой.
— Где?
— В том зале, где выступал Димитров… Мемориал временно закрыт, но вас уж, так и быть, пущу. Идите.
Они вошли под своды бывшего имперского суда и направились к дверям единственного освещенного зала. Остановились на пороге, оглядывая обстановку. Так же, как в тридцать третьем, высился судейский стол и кресло прокурора, под ними — скамья для подсудимых, отгороженная от публики. Из всех участников исторического процесса остался в зале один Димитров. Вытянув бронзовую руку, он указывал в сторону невидимого уличенного Геринга: «Вы боитесь моих вопросов, господин рейхсканцлер!» Андрей и Тадеуш переглянулись:
— Он навсегда здесь. А их уж нет…
По стенам развешаны фотографии. Экспозиция начинается с портрета Тельмана, выступающего перед рабочими Гамбурга. Приятели подошли было ближе, но тут же остановились:
— Смотри, Андрей! Видишь?
— Горит что-то!
Они растащили несколько стульев и увидели зеленые язычки огня на паркете. Рядом валялась какая-то жестянка. На шум прибежал смотритель. Он увидел, что поляк набросил на огонь свою шляпу и топчет ее ногами. А русский сорвал со стены огнетушитель.
— Постой, постой! — закричал немец Бугрову. — Дай я сам! Это мое дело!
— И наше тоже! — ответил ему Бугров и ударил кнопкой огнетушителя о паркетный пол.
Затушив огонь, позвонили в пожарное управление Лейпцига, чтобы приехали составить протокол. Тадеуш и Андрей остались как свидетели. До приезда пожарников они успели прочитать листовку, которую им показал смотритель. Между крючками черной свастики было написано, что в Лейпциг скоро вернутся «настоящие немцы» и «наведут порядок». Тех, кто стоял за Пика, Ульбрихта и Гротеволя, они вздернут на виселицу.
— Руки коротки! — пробормотал сквозь зубы Бугров.
— Напевно![88] Однако из-за этих скотов пропал мой капелуш[89].
— Не тужи, друже. Завтра купим лучше прежнего.
ГЛАВА III
Доктрина «отбрасывания» коммунизма — не такая уж новинка. Она возникла в ответ на появление Страны Советов. Интервенция четырнадцати держав и всякого рода «крестовые походы» были не чем иным, как попытками «отбрасывания», равно как и нашествие бронированной гитлеровской орды. Вынашиваются все новые планы «отбрасывания», торопливо сколачиваются военные пакты, устраиваются антиправительственные заговоры и подлейшие провокации.
Сегодня можно отчетливо видеть три основных направления реализации этой авантюристической доктрины. Прежде всего, безудержное вооружение. Никогда еще не расходовала Америка и ее союзники такие горы денег на оружие и военную технику.
Затем — беспардонная внешняя политика, в которой ничего не осталось от дипломатию все делается нахрапом, бесстыжим нажимом на тех, кто слабее. Ни одно предложение Советского Союза не принимается. Отклоняется все подряд, нередко под нелепым и смехотворным предлогом.
Одновременно с этим ведется массированная, не прекращающаяся ни на минуту барабанная пропаганда, рассчитанная на то, чтобы оболванить массы, вывернуть наизнанку суть происходящего, представить империалистический блок защитником мира и демократии, а Советский Союз — агрессором, захватчиком, угнетателем.
Тем временем вокруг Советского Союза строятся десятки военных баз и опорных пунктов с аэродромами и ракетами. В американских газетах не раз публиковались схематические карты с указанием радиуса действия бомбардировщиков, которые могут доставлять до цели атомные бомбы. Цели эти — советские города: Москва, Ленинград, Киев, Иркутск, Новосибирск…
После внезапных атомных ударов события должны разворачиваться очень быстро. Об этом недавно с полной откровенностью поведал один американский иллюстрированный журнал. Мотопехотные десанты США методом «блицкрига» подавят сопротивление советского народа и в короткое время осуществят полную оккупацию территории от Тихого океана до западной границы СССР. Произойдет все это через каких-то семь лет, примерно в 1961 году.
Прежде даже самая реакционная пресса не позволяла себе подобных публикаций. А теперь они появляются все чаще. Значит, кому-то это нужно. Кто-то подготавливает американцев к тотальной войне, настраивает их на новый поход против Советского Союза.
Неужели американцы дадут себя облапошить? Поверят Трумэну и Даллесу, как немцы поверили Гитлеру и Геббельсу?
Западный Берлин представляется Бугрову вражеским плацдармом, выдвинутым на целых двести километров к самому сердцу новой Германии. Очень удобно для внезапного удара не только по ГДР, но и по всему блоку новых стран Восточной Европы.
Подрывные центры в «Дрюбене» развили в последнее время бешеную активность. Центрами руководят американские профессионалы, прошедшие выучку в спецслужбах Гувера и Аллена Даллеса, в академиях Пентагона и на полигонах ЦРУ. Им помогают немецкие коллеги, выученики Геббельса, Канариса, Кальтенбруннера. Воинство комплектуется из недобитков «махагони»[90], из всякого рода новых фашистских и неофашистских фербандов[91]. В ГДР начали засылаться обученные диверсанты и поджигатели, наемные убийцы и отравители. Наряду с матерыми уголовниками направляются интеллигентные словоблуды, готовые за хорошее вознаграждение облить грязью кого угодно. Они везут с собой подрывную литературу, листовки, порнографию и молитвенники.
Часть этих «культуртрегеров» удается задержать и обезвредить. Но многие проходят и проезжают через границу, двигаясь в массовом потоке вместе с «гренцгенгерами». А когда их все-таки задерживают, западная пресса начинает вопить, что в ГДР «отсутствует свобода информации».
Американской радиостанции «РИАС» вовсю помогает теперь «FSB»[92], финансируемая из бюджетных средств ФРГ и американских субсидий. Включились в эту кампанию и американские радиостанции, построенные недавно возле Мюнхена: «Свобода», «Свободная Европа», «Освобождение». Названы они так, чтобы обмануть радиослушателей: авось не поймут, что мюнхенские Савонаролы[93] работают как раз против освобождения народов!
Всего радиостанций более тридцати. Они неумолчно клевещут на социализм, расковыривают незажившие еще военные раны немцев, глумятся над всем, что с таким напряжением удалось достичь молодому государству, существующему на свете всего четыре года.
Излюбленные мишени эфирных бандитов — руководители СЕПГ, министры правительства ГДР, депутаты Народной палаты, рядовые патриоты, активные строители нового. Их чернят и окарикатуривают. На них взваливается вина за то, что в стране не хватает жилищ, продуктов питания и одежды. Будто бы они, а не Гитлер со своей шайкой довели немцев до развалин и нищеты.
Для экономии времени Бугров слушает радио при уборке своего корпункта, в обед и ужин, но чаще всего — в машине, во время поездок по Берлину и по стране.
Большинство немцев в ГДР понимают, почему они оказались в таком прискорбном экономическом положении. Многие готовы перетерпеть лихое время, вырваться из нужды честным упорным трудом. Но их постоянно сбивают с толку, утверждая, будто в ГДР все делается не так, как надо, много хуже, чем в ФРГ. Походя говорится, что Ульбрихт и его окружение напрасно отказались от материальной помощи США в обмен на некоторые политические уступки. Теперь бы восточным немцам жилось куда вольготнее.
Многие передачи рассчитаны на старых немцев, потерявших своих детей из-за войны, а таких немало. Нельзя, дескать, прощать русским гибель миллионов немецких солдат! Надо метить им, а заодно их прислужникам — всем, кто занимает в ГДР руководящие посты. Надо беспощадно истреблять злейших врагов немецкого народа, чтобы «Восточная зона» как можно скорее примкнула к истинной Германии, и тогда все немцы заживут одной счастливой семьей!