Через оба ворот проходила толстая цепь, запертая на тяжелый стальной замок с высокой степенью секретности — его было очень трудно расшифровать и снова застегнуть; этот замок не из тех, что просто защелкиваются.
Лежа на колее, я чувствовал твёрдость льда под собой и знал, что холод начнёт атаковать меня задолго до того, как это сделают малискии. Сейчас я не беспокоился ни о них, ни об игроках в доме. К чёрту их. В такой короткий срок не было другого способа разведать это место.
Забор выглядел высотой около сорока пяти футов и состоял, наверное, из трёх секций решётки, скреплённых болтами и поддерживаемых стальными столбами диаметром около фута. Дом находился за забором, примерно в сорока ярдах. Рождественских украшений в этом доме не было, только две гирлянды. Одна из них светила из витражной панели, которую я принял за верхнюю половину двери, установленной на веранде. Другая – из окна левее.
Я не мог разглядеть много деталей, но дом казался довольно большим и старым. Справа, вдали, возвышалась башня в стиле шато, с русской главкой в форме луковицы, силуэт которой я едва различал на фоне ночного неба. Я вспомнил, как Лив по дороге в Хельсинки говорила, что русские контролировали Финляндию до тех пор, пока Ленин не дал ей независимость в 1920 году.
Старое резко контрастировало с современным: слева от дома стояли пять спутниковых антенн, массивные, не менее трёх метров в диаметре, врытые в землю, словно американец поставил бы их во двор в начале восьмидесятых, такие, которые ловили 500 каналов и сообщали ему погоду в Монголии, но не могли передавать местные новости. Это была настоящая маленькая штаб-квартира Microsoft. Я отчётливо видел их тёмные сетчатые антенны, смотрящие вверх, каждая в разном направлении или на разной высоте, и все они выглядели так, будто снег с основания сгребли и соскребли.
Лежа там, подперев подбородок предплечьями и собирая как можно больше информации о цели, я понял, почему были выкопаны базы: внезапно раздался пронзительный вой, заглушивший шум генератора, и одна из антенн начала вращаться. Может быть, они пытались поймать японские повторы «Друзей». Или, может быть, они уже были готовы?
Казалось странным место для такой организации. Может, эти люди такие же нелегалы, как Вэл? Я начал было задуматься, но тут же дал себе хорошую мысленную пощёчину. Кого это волнует? Я здесь ради Келли, чтобы сделать эту работу и получить за неё оплату, пока курс доллара не рухнул ещё раз.
Возвращаясь к реальному миру, похоже, что скрытность была их главным оружием. Решётчатый забор был самым высокотехнологичным из всех, что они могли себе позволить в плане безопасности, если не считать стерильной зоны между ним и лесополосой. Это не только не позволяло никому залезть на дерево, чтобы попасть внутрь, но и позволяло выглянуть из окна утром, чистя зубы, и сразу увидеть, не прятались ли где-нибудь такие, как я.
Я лежал в колее, пытаясь понять, как туда попасть, основываясь на той скудной информации, что у меня была. Пронизывающий холод проедал одежду, а снег, набившийся мне за шею при падении, начал давить на спину. Пальцы ног начали мерзнуть, а из носа текли мурашки. Я не мог издать ни звука, стряхивая снег, поэтому пришлось довольствоваться тем, что вытирал его ледяной перчаткой.
Позади меня раздался звук. Я наклонил голову так, чтобы правое ухо было направлено в сторону трассы. Машина возвращалась. Не было времени думать об этом, я просто встал и побежал к ближайшей точке приземления. Чтобы перепрыгнуть через откос и деревья, которые были чуть в стороне от трассы, до того, как фары осветят поворот, мне пришлось подпрыгнуть примерно на три фута вверх и на пять футов дальше, чтобы оказаться ближе к ветвям деревьев. Я рванул, не дотянув и пяти футов, и снова ударился о камень. Наверное, было больно, но я почувствую это позже; адреналин делал своё дело, борясь с болью.
Продираясь сквозь снег, пытаясь снова пробраться под ветви, я прислушивался к приближению повозки. Шум машины внезапно усилился, когда она свернула за поворот.
Я повернулся на четвереньках, медленно поднял голову и попытался занять положение, с которого был бы виден след. Я не стал вытирать снег с лица на случай, если кто-то заметит движение.
Через мгновение проехал внедорожник, его фары осветили ворота, а задние фонари окрасили снег позади них в ярко-красный цвет.
Лицо горело, но сейчас было не время с этим бороться. Мне нужно было увидеть всё: от того, что собираются сделать пассажиры внедорожника, до того, что мне показывают передние и задние фары. К чёрту ночное зрение.
Машина остановилась прямо у ворот, и красное свечение стало ярче, когда тормоза сработали, а двигатель перешел на холостой ход.
Раздвинув руками две ветки, я увидел, как открылась правая пассажирская дверь и загорелся свет в салоне. В машине было двое, и из неё выбралось какое-то очень плотное тело и направилось к воротам.
Стук цепи на мгновение стал громче шума двигателя.
Он остался висеть, пока оба ворот были задвинуты внутрь, скрипя и дребезжа, но этого было достаточно, чтобы пропустить автомобиль.
Фургон медленно продвигался вперёд, и в свете фар было видно, что снег за воротами и внутри объекта был полон следов, ног и шин. Не менее важно и то, что перед въездом ни одна сигнализация или стояночный тормоз, похоже, не были выключены.
Фары освещали дом, и, не мешая забору, я мог видеть всё как по маслу. Здание было облицовано выцветшими деревянными рейками, окрашенными в красный или коричневый цвет, и все окна были закрыты ставнями. Тусклый свет слева, который я заметил ранее, пробивался через несколько отсутствующих планок в одной из ставен.
Цепь снова загремела, но я уже не обращал особого внимания на доводчик. Важнее было видеть, что светится, смотреть, а не думать: мозг впитает всю информацию, а потом я разберусь, что увидел.
Я не отрывал глаз от фар внедорожника, когда он поворачивал направо. Вдоль правой половины дома шла крытая терраса.
Проигравший в воротах снова появился в поле зрения, когда внедорожник остановился параллельно перилам. Я услышал шорох нейлоновой куртки и хруст зимних ботинок, когда погасли стоп-сигналы, а двигатель и фары погасли. Я услышал мужской голос: пассажир крикнул что-то непонятное водителю, открывавшему дверь машины.
У меня щипало в носу и текло, но я не мог рисковать и пропустить что-либо, потому что в салоне загорелся свет, и водитель рявкнул в ответ. Охранник проехал мимо внедорожника и вышел на веранду, а водитель наклонился к пассажирскому сидению и вытащил несколько плоских коробок и небольшую сумку.
Пара двигалась вместе, топая ногами по деревянному полу террасы, чтобы очистить его от снега.
Водитель открыл входную дверь дома ключом. Из машины хлынул свет, и я мельком увидел коридор, который выглядел уютно тёплым и светлым, прежде чем они исчезли в доме.
Я стоял неподвижно, медленно выдавливая содержимое носа в перчатки, прежде чем вытереть их о ветку дерева, представляя, как проникаю сначала в дом, а затем в него. Дальше мне приходилось действовать по обстоятельствам. Я даже не знал, в какой комнате находятся компьютеры. Так что же нового? Похоже, я всю жизнь взламывал дома, офисы и частные дома, воруя, устанавливая подслушивающие устройства и подкладывая материалы, чтобы свалить вину на людей, и всё это практически без какой-либо информации, без резервного копирования на случай, если что-то пойдет не так, и без признания за хорошо выполненную работу. Лучшее, что я когда-либо получал, было: «Почему ты так долго?»
Мне пришлось предположить, что эта пятнадцатифутовая стерильная зона от опушки леса до забора тянулась вокруг всего дома; даже если бы мне удалось пробраться сквозь деревья и замести следы, времени на проверку просто не хватило бы. Чёрт возьми, всё равно было слишком холодно.
Двигаясь к точке приземления, я снова нырнул, на этот раз приняв удар на колени. Я немного постоял, лёжа на спине в колее, ровно столько, сколько нужно, чтобы плечо начало напоминать мне о том, что я упал на камни по пути. Так что адреналин не был эффективным средством обезболивания. Отдышавшись, я перевернулся и встал, не спуская глаз с цели, чтобы в последний раз оглядеться.
Оставалось сделать ещё кое-что. Вернувшись к воротам, я снял перчатку и очень быстро коснулся металлической решётки, затем наклонился влево и проделал то же самое с забором. Только после этого я развернулся и поковылял обратно по подъездной дорожке, ожидая, пока разогреются колени, чтобы перестать ходить как старик.
Обойдя поворот, я зажал левую ноздрю, прочистил правую и перевернулся на другой бок. Стало гораздо лучше.
Двадцать минут спустя я соскребал лед с лобового стекла Saab.
Через несколько мгновений я уже направлялся обратно в Хельсинки, а обогреватель работал на полную мощность, готовый взорваться на горячем, горячем воздухе.
Подъездная дорога к главному дому показалась чуть меньше чем через четыре с половиной часа. По пути я остановился на неохраняемой заправке, между которыми было всего две колонки и банкомат. Она находилась в глуши, и яркий белый свет, льющийся из-под навеса, делал её похожей на посадочную площадку НЛО. Просто опускаешь наличные или кредитную карту в щель, выбираешь тип топлива – и вперёд. Интересно, как быстро её разгромили бы и ограбили, будь я в Великобритании? Остаток пути я ехал не спеша, обдумывая всё и составляя в уме список всего необходимого для въезда.
Подъехав к большим стеклянным ставням, я, желая кофе и чего-нибудь поесть, понял, что у меня нет ключа. Оставалось только нажать на гудок. Через несколько секунд загорелся свет, и в дверях появилась Лив. Дверь ангара «Тандербёрда-3» открылась, и я въехал. Не успел я заглушить двигатель, как она уже показывала, что пьёт. Я кивнул и показал ей большой палец вверх, и она поднялась наверх.
К тому времени, как я присоединился к ней, она была на кухне, и я почувствовал запах кофе.
«Ну что, Ник, — крикнула она, когда я закрыл дверь на лестнице, — ты сможешь войти?»