Я слышал вздохи и затруднённое дыхание, когда жертву Тома помогали вернуться на подъездную дорожку. Он был в тяжёлом состоянии, но выживет. Другие тела проходили мимо, с трудом продираясь сквозь снег по пояс, направляясь в том же направлении, что и Том.
Любая мысль о побеге или попытке усложнить им жизнь была смехотворна.
Я свернулся калачиком и ждал неизбежного усмирения, закрыв глаза и стиснув зубы, чтобы защитить язык и челюсть.
Дыхание теперь раздавалось прямо над головой, и я чувствовал, как их ботинки шевелили снег вокруг меня, пока я ждал первого толчка, который открыл бы меня для поиска.
Этого не произошло.
Вместо этого холодная, покрытая снегом перчатка отдернула мои руки от лица, и я мельком увидел баллончик. Я не знал, был ли это CS, жидкость CR или перец, да и неважно. Что бы это ни было, даже если бы я закрыл глаза, он бы меня поимел.
Как только я почувствовала контакт ледяной жидкости с кожей, мои глаза загорелись. Нос тут же наполнился ещё большим количеством соплей, и я почувствовала, будто задыхаюсь.
Пламя охватило всё моё лицо. Я осознавал происходящее, но был совершенно беспомощен. Мне ничего не оставалось, как позволить всему идти своим чередом.
Пока я задыхался и давился, чья-то рука снова засунула моё лицо в снег. Не было никаких команд, обращенных ко мне, и никакой связи между телами.
Фыркая и хватая ртом воздух, как задыхающаяся свинья, я боролся за кислород, пытаясь повернуть голову, чтобы рука не сжимала ее, отчаянно пытаясь очистить лицо от снега, чтобы иметь возможность дышать, но он не позволял мне этого сделать.
Удар ногой в живот попал мне между руками, которые, защищая его, обхватили его, и я наполовину закашлялся, наполовину вырвал слизь, скопившуюся во рту и носу. Пока я корчился от боли, Спрейман перевернул меня на спину, выгнувшись под рюкзаком.
Моя шея вытянулась, а голова запрокинулась назад. Я всё ещё задыхался, и сопли текли мне в глаза.
Кулак в перчатке ударил меня по голове, и моя куртка расстегнулась. Руки пробежали по моему телу и сжали карманы пальто. Они нашли запасной крючок, овощной нож, самодельный йельский пистолет. У меня отобрали всё, даже полароидную плёнку. Один из них всем своим весом надавил коленом мне в живот, и изо рта вырвало рвотой. Вкус и запах крепкого чая, оставшегося после поездки, наполнили воздух вокруг меня, выплеснувшись на снег. Я попытался поднять голову, чтобы откашляться, но меня швырнули на землю. Мне ничего не оставалось, как попытаться дышать.
К персонажу, стоявшему на коленях у меня на животе, присоединился тот, кто держал оружие справа от меня, и его ледяная, жирная морда ткнулась мне в лицо, впиваясь в кожу. Они просто стояли на коленях и ждали. Раздавались лишь их тяжёлое дыхание и моё хрюканье, как свинья.
Они знали, что мне конец, и просто держали меня в этом положении.
Насколько я мог разглядеть сквозь слезящиеся, болезненные глаза, они выглядели гораздо более обеспокоенными тем, что происходило у ворот.
Я понимал, что мне нужно оправиться от удара падения и брызг, прежде чем что-то предпринимать, чтобы выбраться из этого дерьма. Я смирился с тем, что физически не контролирую себя, но всё ещё контролировал свой разум.
Мне приходилось высматривать возможности сбежать, и чем быстрее я пытался это сделать, тем больше шансов на успех. В пылу событий всегда возникает неразбериха; организованность приходит лишь потом.
Я проанализировал увиденное. Все они были в белой зимней форме, у всех было одинаковое оружие, и все были хорошо организованы, и как минимум двое говорили по-английски с американским акцентом. Это была не Малиския, и дело было не в коммерческой разведке. Я начал чувствовать себя ещё хуже за свои перспективы и был страшно зол на Лив и Вэла, которые, очевидно, не всё мне рассказали. Я просто надеялся, что смогу отомстить.
Я думал о Томе и надеялся, что если он жив, то как можно скорее вернётся в реальный мир. Он пытался меня спасти. Попадание в яблочко крюком, вероятно, было скорее удачей, чем мастерством, но, по крайней мере, у него хватило смелости это сделать. Победа в бою не важна, главное – быть достаточно смелым, чтобы в неё застрять. Я ошибался насчёт него.
Пока я лежал, пассивно глядя на небо, я почувствовал, как что-то влажное и холодное растворилось на моих губах: первые тяжелые хлопья снега.
Несколько секунд тишины нарушил хруст снега, доносившийся со стороны пути побега Тома. Должно быть, это возвращались тела, преследовавшие Тома или забиравшие его тело. Я попытался посмотреть, но зрение было слишком размытым, чтобы что-либо разглядеть. Я лежал в своей яме, а они не подошли достаточно близко, чтобы я мог понять, поймали ли его. Если да, то он, должно быть, мёртв; я не слышал его и предполагал, что он будет страдать, если его подстрелят, или плакать, если его схватят, думая о возвращении в тюрьму.
Раздался лязг цепи, когда ворота распахнулись, но от тех двоих, что были рядом со мной, по-прежнему не было ни звука. Их молчание делало ситуацию ещё страшнее, чем она была.
Мы с Томом, наверное, были для них неким второстепенным событием, которого они не ожидали. Они, должно быть, прикрывали рты руками, пытаясь не расхохотаться, наблюдая за нашими попытками перелезть через забор, просто выжидая момента, когда мы будем наиболее уязвимы. Что бы мы ни пытались схватить, они тоже. Это меня очень напугало. Похоже, гонка велась не только с малискией.
В доме творилось что-то невообразимое. Входную дверь кто-то выбивал.
Затем я услышал крики, пронзающие ветер, мужские голоса, которые не могли принадлежать ни одной из команд. Эти голоса сопровождались пронзительным, жутким шумом.
Мои два новых друга всё ещё осматривались, и чего бы они ни ждали, они это получили. Мазлмен похлопал Спреймена по плечу, и они оба встали. Очевидно, пора было идти. Как только давление на мой живот ослабло, меня бросило на живот, лицом в снег, а левая лямка рюкзака перерезалась, и они затаили дыхание. Мою правую руку оттащили назад, отрывая от тела.
Стиснув зубы, я терпел боль в груди. Затем меня снова швырнули на спину, и я инстинктивно поджал колени, чтобы защититься.
Мне не хотелось смотреть им в глаза, да и в такой темноте это было не так уж и сложно, но я не хотел, чтобы они восприняли любой мой взгляд как вызов и разозлили их или как знак того, что я не так уж и ранен, как пытаюсь притвориться.
Сквозь полуприкрытые, прищуренные глаза я видел только одного из них, размахивающего оружием на нагрудном ремне, пока оно не оказалось за спиной. Из дома всё ещё доносились кошмарные звуки, когда он опустился на колени, схватив меня за горло одной мокрой, холодной рукой в перчатке, другой рукой обхватив затылок и потянув меня на ноги. Я не собирался сейчас сопротивляться и ставить под угрозу любой шанс на побег.
Когда я выбрался из снежной ямы, ветер обдувал слёзы и слизь на моём лице. Мои сопли стали похожи на замерзшее желе.
Меня вели, держа руки на горле, по следам, уже проложенным на снегу. Похоже, для этих ребят не было приоритетом не оставлять следов.
Мы прошли через открытые ворота. Я чувствовал, как ветер швыряет падающий снег мне в лицо, и слышал хруст шагов моих сопровождающих. Глядя в сторону дома, я чувствовал, будто нырнул в бассейн и поднимаюсь к поверхности, мерцающие очертания и звуки постепенно становились всё более отчётливыми.
Сквозь падающий снег передо мной, в свете ламп, которые теперь горели на обоих этажах, я разглядел ещё больше белых фигур. Слышались шорохи, швыряние мебели, звон бьющегося стекла, но крики прекратились. От команды по-прежнему не доносилось ни звука. Пострадавший и его помощник, вероятно, заговорили только потому, что не поняли, где я приземлился.
Меня протащили мимо внедорожника и швырнули на деревянный настил. Голени больно стукнулись о ступеньки, несомненно, добавив синяков к тем, что я получил прошлой ночью. Они продолжили путь вместе со мной по настилу, и звук их шагов эхом отдавался от досок.
На пороге валялся таран – длинный стальной шест с двумя прямоугольными ручками по бокам. Верхняя петля двери была задвинута внутрь, а нижняя держала её под углом 45 градусов внутрь, осколки оконных стёкол валялись на полу. Эти ребята не позаботились об электрических зубных щётках.
Мы с хрустом разбили стекло и вошли в дом. Тепло окутало меня, но времени наслаждаться им не было. Через несколько шагов меня силой уложили лицом вниз на деревянный пол коридора. Справа от меня сидели ещё трое, связанные и лежащие лицом к полу, двое из них были в одних трусах-боксёрах и футболках. Возможно, поэтому не было голосового контакта. Они не хотели, чтобы эти трое знали, кто они. Трое пленников выглядели примерно ровесниками Тома, с длинными светлыми волосами. У одного из них волосы были собраны в хвост, другой плакал, и его волосы прилипли к мокрым щекам. Чёрт, а я-то уж думал, сколько штыков попадёт на прицел. Они смотрели на меня с тем же вопросом, что и у меня: кто ты, чёрт возьми, такой?
Я отвернулся. Они не были для меня важны. Важно было понять, как отделить себя от этих американцев.
Когда я повернул голову, меня ударили ботинком по лицу и жестом заставили опустить глаза. Я уперся подбородком в пол, а руки вытянули перед собой так, чтобы их было видно. Им и раньше приходилось брать пленных.
Я отсчитал несколько секунд, затем поднял глаза и попытался осмотреться, пытаясь собрать как можно больше информации, которая помогла бы мне сбежать. Я не видел никаких сцен безумия; казалось, все знали, что делают.
Было много активных движений людей в белом, некоторые из которых были с опущенными капюшонами, под которыми виднелись чёрные лыжные маски. Существует множество причин носить форму, но в таких ситуациях это в основном делается для идентификации.
Атмосфера, казалось, напоминала офис с открытой планировкой. Все были вооружены, у всех было одно и то же оружие, и все с глушителями.
Пистолет, который был у каждого из них, был весьма необычным. Я давно не видел P7, но, если мне не изменяет память, он стрелял патронами калибра 7,62 мм. У него было семь стволов, каждый длиной около шести дюймов (15 см), заключенных в одноразовый пластиковый блок типа бакелита. Блок был герметичным и водонепроницаемым и крепился к пистолетной рукоятке. Выстрел производился обычным способом – нажатием на спусковой крючок, но вместо ударника при каждом нажатии на спусковой крючок электрический ток подавался на один из стволов через клеммы, которые соединялись при соединении стволов и рукоятки. Источником питания служила батарейка в пистолетной рукоятке.