После того как все семь патронов были отстреляны, вы просто снимали ствольную коробку, выбрасывали ее и устанавливали новую.
Изначально P7 был разработан для стрельбы по водолазам с близкого расстояния и под водой, чтобы пробить их водолазные костюмы и, конечно же, их тела. Я не знал, насколько они хороши на дальней дистанции; всё, что я знал, это то, что они бесшумны и чрезвычайно мощны. Из-за их размера эти ребята носили их в наплечной кобуре поверх белой формы, вместе с толстым чёрным нейлоновым ремнём, на котором крепились магазины HK. Я не мог вспомнить, кто произвёл P7, и было ли это настоящее название оружия. Хотя в тот момент это меня особо не волновало.
Важно было то, что эти люди были в форме и работали эффективно, и их не послали сюда из-за того, что компьютеры на объекте не соответствовали требованиям Y2K.
Они наверняка были из какой-то спецслужбы – ЦРУ, может, или АНБ, неважно. Для них было крайне необычно проводить такую операцию на территории дружественной страны. Обычно такие вещи поручали таким придуркам, как я, чтобы можно было всё отрицать, если что-то пойдёт не так. Причина их пребывания на месте, должно быть, заключалась в том, что они отчаянно хотели заполучить что-то своё, и что бы это ни было, это должно было быть настолько секретным, что они не хотели и не доверяли никому другому это заполучить. Пытался ли я украсть американские секреты? Надеюсь, что нет. Это был шпионаж, и без помощи правительства Её Величества мне повезёт, если я успею выйти из тюрьмы и увидеть внуков Келли.
Я понял, что было причиной тусклого свечения с левой стороны дома. Через открытую дверь я видел, что это был не свет из комнаты, пробивающийся сквозь сломанные ставни, а блики от ряда телевизионных экранов. Я разглядел CNN, CNBC, Bloomberg и какую-то японскую программу, где ведущие обсуждали дела. Внизу экрана бегущая строка отображала финансовую информацию. Значит, это всё-таки не «Друзья». Я почувствовал себя ещё более подавленным. Это было похоже на погоду, которая ухудшалась с каждой минутой.
Среди телевизоров стояли ряды компьютерных мониторов, большинство из которых были выключены, но на некоторых вертикально по экрану бежали потоки цифр, точно такие же, с какими я видел, когда Том возился. Компьютеры и дисплеи отключали от сети, пока ещё несколько человек в белом возились с другими машинами и клавиатурами в комнате. Я видел, как одна рука торчала из-под его белых перчаток и нажимала какие-то клавиши. Она была безупречно ухоженной, женственной и с обручальным кольцом.
Остальные горизонтальные поверхности были в ужасном состоянии, усеянные фантиками от конфет, коробками из-под пиццы, банками и большими полупустыми пластиковыми бутылками из-под колы. Это было похоже на комнату в общежитии, но с парой грузовиков, набитых передовыми технологиями. По джипу я понял, что они везли прошлой ночью: должно быть, это было время пиццы.
Моя небольшая разведка прервалась, когда я увидел приближающиеся чёрные ботинки, в швах и шнурках которых всё ещё был снег. Это были ботинки Danner, американской марки. Я хорошо знал эту марку, поскольку у меня были высокие ботинки с кожаным верхом и мембраной GoreTex внутри. Американские военные тоже их носили.
Двойники Тома на полу позади меня шевелились или их передвигали. Тот, что плакал, вдруг стал приглушённым, словно сопротивлялся чему-то. Я рискнул повернуть голову, чтобы посмотреть, что происходит, но опоздал. На голову натянули капюшон, ещё больше размазав сопли по верхней губе, рту и подбородку. Сопротивляться было бессмысленно; я просто позволил ему сделать это как можно быстрее. Я усвоил, что лучше всего сосредоточиться на дыхании через эти органы, а ушам – работать.
Завязки были затянуты внизу, и я оказался в кромешной тьме. Ни малейшего проблеска света не проникало внутрь. Моё лицо быстро покрылось потом, когда капюшон надвинулся на рот, а затем снова вытек, когда я дышал, пытаясь полностью оправиться от брызг.
Я услышал стук ботинок по обеим сторонам головы, а затем тяжелое дыхание, когда мои руки свели перед собой и наложили пластиковую манжету. Короткий, резкий звук трещотки сопровождался болью от стягивания пластиковой манжеты вокруг запястий.
Рядом со мной послышалось движение и шуршание одежды. Разносчики пиццы начали одеваться. Это был хороший знак: они были нужны им живыми, и я надеялся, что и я тоже. Сквозь приглушённые всхлипы и звуки застёгивающихся молний я слышал: «Danke hhtos spasseeba thank you». Очевидно, эти ребята не знали национальности мужчин в белом и отчаянно перестраховывались, перекрикивая друг друга, словно брюссельские переводчики.
Половицы прогибались под напором проходящих мимо тел, направлявшихся к двери. Кабели и штекеры волочились и гремели по полу прямо у меня над головой. Некоторые штекеры ударились о стальной шток в дверном проёме, издав глухой звон. Я предположил, что компьютеры выносят. Судя по звукам, всё это сваливали на террасу.
Рев двигателей наполнил мой капот, когда машины въехали на территорию комплекса.
Температура в доме начала падать, ветер свистел через входную дверь. Слева от меня я едва различал тихий гул голосов, обменивающихся короткими фразами на веранде, когда приближались машины.
Они остановились, и аварийные тормоза были подняты до упора. Двигатели остались работать, словно вертолёт на боевом вылете, который никогда не глушит, чтобы не завестись снова. Двери открывались и закрывались, по палубе раздался шквал шагов. Я слышал скрип и эхо, напоминающее дверь пустого фургона; это подтвердилось, когда я услышал, как раздвижная дверь зафиксировалась в открытом положении. Это место начинало напоминать погрузочную площадку супермаркета.
Я попытался пошевелить руками, словно пытаясь устроиться поудобнее, но на самом деле хотел проверить, не охраняют ли нас. Ответ пришёл очень быстро, когда ботинок угодил мне в рёбра, с той же стороны, с которой я упал. Я замер и сосредоточился на внутренней стороне своего заляпанного соплями капюшона, справляясь с болью.
Я лежал и ждал, когда утихнет агония. Рыдания и сопли рядом со мной становились громче. Виновника тоже пытались уговорить заткнуться, но ему стало только хуже. Мальчик был в панике, и он напомнил мне о Томе. Я всё ещё надеялся, что он жив и сбежал, или же он, как этот мальчик, задыхающийся в капюшоне, застрял в одной из этих машин?
Половицы всё ещё поддавались, и пробки с грохотом и грохотом вылетали на палубу. Другие грузили груз в фургоны; я слышал, как они цокали по металлическому полу фургонов.
Половицы прогнулись ещё сильнее, когда троих, лежащих рядом со мной, подняли на ноги под приглушённые стоны и крики. Рыдающего протащили мимо меня и вывели наружу; остальные последовали за ним. Когда последнее из трёх тел проезжало мимо, я услышал крик первого, эхом отдавшийся в фургоне. Я пытался убедить себя, что они не стали бы так стараться, если бы не хотели, чтобы мы были живы.
Пока я слушал, как второго избивают после его друга, на меня налетели ботинки, скрип кожи остановился всего в нескольких миллиметрах от моего уха. Две пары больших агрессивных рук схватили меня по бокам, под мышками и за руки, потянув вверх. Я позволил ботинкам волочиться по полу. Мне хотелось казаться слабым и медлительным, я хотел, чтобы они думали, что я не представляю никакой угрозы, что я не стою того, чтобы о мне беспокоиться, просто серый человек в плохом смысле.
Двое парней кряхтели от напряжения, когда мы переступили порог на веранду. Мои пальцы ног стукнулись о дверной таран и упали обратно на деревянный пол. Холод обдал мои руки и шею, а затем переместился на лицо, когда капюшон, влажный от моего конденсата, начал остывать изнутри.
Спотыкаясь, я спускался по ступенькам с палубы между своими сопровождающими, которые тащили меня прямо вперед, затем внезапно они остановились по команде хлопка в перчатке и повернули направо, резко развернув меня за собой.
Может быть, они собирались отделить меня от остальных? Хорошо это или плохо?
Через пять секунд после того, как меня потащили в новом направлении, я понял, что действительно еду в другой фургон. Это был не холодный металлический ящик; ощущение было как на заднем сиденье внедорожника. Чтобы попасть внутрь, нужно было подняться, пол был покрыт ковром, и было очень тепло. Я был удовлетворен на какое-то время.
Дверь напротив открылась, и чьи-то руки потянулись ко мне, схватив пальто и втянув меня внутрь с хрипами, соответствующими усилиям. Мои голени больно задели порог, и меня наконец вдавило в нишу для ног. Я чувствовал у шеи один из задних дефлекторов обогрева, выдувающих горячий воздух из-под сиденья; это было чудесно. Даже сквозь капот я чувствовал запах новизны салона, и почему-то это немного радовало меня в моём затруднительном положении.
Машина качнулась, когда кто-то прыгнул на заднее сиденье надо мной, впиваясь в меня каблуками один за другим, а затем кто-то ткнул меня мордой в лицо, размазывая слизь по уху. Никто ничего не сказал, но я понял: не двигайся. Я всё равно был бессилен что-либо сделать, так что лучше всего было просто лежать и наслаждаться теплом.
Наши задние двери были открыты, и шум погрузочной платформы всё ещё был слышен. В нескольких футах от меня раздался характерный скрип ручки, удерживающей дверь фургона, которая под давлением отодвинулась назад и затем захлопнулась.
Раздался двойной стук по боку машины, давая водителю знать, что она заперта, но никто пока не двинулся с места. Должно быть, мы ждём, когда поедем в колонне. Через несколько секунд закрылась ещё одна раздвижная дверь, и наступила тишина.
Эти люди по-прежнему молчали. Либо они работали жестами, либо точно знали, что делать.
Подвеска автомобиля работала с перегрузкой по мере того, как в него загружалось все больше тел.
Все двери закрылись, и мне показалось, что на заднем сиденье сидят как минимум трое. Ботинки были повсюду, пара пар упиралась каблуками, чтобы не дать мне упасть. Третий оттолкнул мои ноги, чтобы устроиться поудобнее на полу. Я не собирался спорить.