Похоже, «Оса» и ещё одна женщина взяли на себя эту ответственность. Машины уже отъезжали, но они всё ещё стояли на ногах. Женщина с набором проводов для прикуривания волочилась по полу, уступая дорогу отдыхающим. Они ничего не оставляли на волю случая.
Красные стоп-сигналы зажглись, когда они по очереди съезжали и поворачивали влево. Снег всё ещё падал. Теперь я ясно видел его, когда фары освещали темноту.
Вскоре осталась только одна машина с работающим двигателем и сверкающими фарами. «Оса» сидел боком на водительском сиденье, уперев ноги в бетон, и пламя сигареты становилось всё ярче, пока он затягивался. В салоне горел свет, и я разглядел густые вьющиеся волосы на очень большой голове.
Пусковые провода были брошены на заднее сиденье, и женщина исчезла в темноте.
Наконец я допил вторую половину банки. Кровь на пальцах была холодной, впитавшейся в перчатки. Это был хороший знак. Чувствительность вернулась к моим рукам.
Несколько мгновений было тихо, только двигатель тихонько гудел, а затем загрохотали цепи, и ставни закрылись. Женщина снова вышла из тени и наклонилась к тлеющей сигарете. Я не мог разглядеть её черты, потому что волосы закрывали лицо.
Они немного поговорили, затем он вернулся в машину, чтобы потушить сигарету в пепельнице. Он явно был слишком профессионален, чтобы даже оставить следы ДНК на полу. К тому времени она уже обходила машину сзади и открывала багажник.
«Оса» направилась ко мне, его длинные ноги вырисовывались в свете фар. Вспыхнул яркий белый свет, и в левой руке у него вспыхнул флуоресцентный фонарь. Я видел, как он только что закончил натягивать лыжную маску. Я видел, как его правая рука скользнула под пальто и вынырнула, держа многоствольный пистолет P7, который он положил в карман.
Меня охватило шоковое состояние. Он пришёл убить меня. Я заставил себя успокоиться. Конечно, он не собирался меня убивать. Зачем им было так утруждаться и приводить меня сюда? И зачем он надел капюшон, чтобы скрыть свою личность? Он принимал меры предосторожности на случай, если я сниму капюшон.
Машина медленно двинулась вперёд с открытым багажником, когда он оказался примерно в девяти метрах от двери, фара всё ещё покачивалась в его левой руке. Пора было включать передачу, иначе мне скоро дадут дозу лекарства, которую я заставил Вэла принять на прошлой неделе.
Я поднялся на ноги и отошёл вправо от двери, подальше от туалетов, нервничая из-за перспективы столкнуться с парнем его размеров. Все эти разговоры о том, что чем они больше, тем больнее падают, — миф. Чем они больше, тем сильнее бьют сдачи.
Я не был уверен, насколько длинным был коридор, но вскоре выяснил. Я сделал всего четыре шага, как врезался в торцевую стену. Обернувшись, я повернулся к двери, нащупывая в кармане вторую половину баллона и глубоко дыша, чтобы насытиться кислородом.
Дверь распахнулась с металлическим скрежетом петель, на мгновение озарив пространство ярким белым светом. Я услышал визг машины, сдающей назад. Он повернул направо, повернувшись ко мне своей массивной спиной, и сделал первые шаги к моей туалетной кабинке.
Я поспешил, как только дверь закрылась. Не то чтобы бежал, чтобы не споткнуться, но делал длинные, быстрые шаги, чтобы набрать скорость и импульс, подняв правую руку. С закрытой входной дверью и работающим двигателем она никак не могла этого услышать.
Но он это сделал, и когда я был еще в паре футов от него, он начал поворачиваться.
Я сосредоточился на форме его головы, когда подпрыгнул и бросился на него. Приземлившись левой ногой вперёд, я качнулся всем телом влево, согнув правую руку и раскрыв ладонь. Иногда очень сильная, сильная пощёчина может быть эффективнее кулака, и это гарантированно, если ты орудуешь обрезанной банкой из-под газировки с острыми, как бритва, краями.
Он сильно ударился головой. Мне было всё равно, куда попала банка, лишь бы попала. Раздался громкий стон. Я не почувствовал, как банка вонзилась, лишь давление руки, остановившейся на середине замаха, в то время как остальное тело продолжало вращаться.
Свет заплясал, когда люминесцентный блок в его руке со стуком упал на бетон, и он пошёл следом. Я качнулся вправо, слегка согнув левую руку, всё ещё не отрывая взгляда от его головы. Я попал в цель: я почувствовал мягкость его щеки под левой половинкой баллона, а затем ощутил, как он царапает контур его челюсти, когда он падал. Он снова застонал, на этот раз громче и с большей тоской. К этому времени он уже стоял на коленях.
Когда я с силой опустил правую руку ему на макушку, металлические края глубоко вонзились, затем ударились о кость, сорвав кожу, когда он упал. Я процарапал толстую борозду на его черепе; банка продержалась ещё пару дюймов, а затем вырвалась.
Он сполз на землю, защипывая голову руками. Ещё несколько безумных секунд я продолжал кромсать его руки и голову, затем его руки отпустили, и он лежал совершенно неподвижно. Он не притворялся без сознания: он бы не рискнул опустить руки и подставить себя под новую атаку. Он был в шоке, но всё ещё дышал; он не умер. Он никогда не получит работу моделью для Gillette, но выживет. Другого выхода не было. Если хочешь кого-то остановить, нужно делать это как можно быстрее и жестче.
Флуоресцентный светильник отбрасывал пятно света на пол и на его лыжную маску. Шерсть выглядела на удивление целой, как это бывает, когда свитер рвётся, а разрыв, кажется, затягивается сам собой, если не смотреть вблизи. Сквозь ткань сочилась кровь.
Бросив банки, я перевернул его на спину и, уперев коленом ему в лицо, чтобы ещё больше усугубить ситуацию, вытащил P7 и мобильный телефон, который тоже был там. Он положил его в карман.
Моё дыхание стало очень частым и поверхностным, лишь чуть громче, чем гул двигателя, работающего прямо за распашной дверью. Я видел красный свет задних фонарей под дверным проёмом, и нос наполняли выхлопные газы.
Поднявшись на ноги, я схватил его за верхнюю часть лыжной маски и стянул её. Наконец я увидел масштаб повреждений. На его щеках были глубокие ссадины от баллончика, прошедшего насквозь, а рот обвисал лоскутами кожи. Кое-где сквозь пропитанную кровью, волосатую массу черепа виднелись кости.
Я натянул маску на голову, чтобы потом меня не узнали. Она была мокрой и тёплой. Я проверил, есть ли у него рация, пока он слабо скулил себе под нос. Ничего не было; он, должно быть, планировал быть стерильным, как и все остальные. Ему пришлось держаться за P7, чтобы разобраться со мной.
Я повернулся к двери. Следующей была женщина.
Проталкиваясь, я попал в облако красного дыма и стоп-сигналов.
Машина была не более чем в трёх футах от меня, двигатель работал на холостом ходу, багажник был открыт и ждал меня. Я рванул прямо влево, когда пассажирская дверь с грохотом захлопнулась за мной. Подняв пистолет, я направил его в лицо женщины, дуло оказалось в футе от стекла. Если бы она открыла дверь, она не успела бы сбить пистолет с линии огня достаточно быстро, чтобы что-то предпринять; если бы она попыталась ехать вперёд, то погибла бы от первого выстрела.
Она широко раскрытыми глазами смотрела на бочку из-под своей разноцветной лыжной шапочки.
В свете приборной панели я видел, как она пытается понять, что говорят ей глаза. Это не займёт много времени: мои пропитанные кровью сенсорные перчатки и маска Осы скоро дадут ей подсказку.
Левой рукой я махнул ей рукой, чтобы она убиралась. Мне полагалось быть русским; я не собирался открывать рот без крайней необходимости.
Она продолжала смотреть, заворожённая. Она блефовала: она бросит меня при первой же возможности.
Отойдя ещё немного назад, пока дверь медленно открывалась, я решил изобразить сильный славянский акцент. Ну, или, по крайней мере, мне показалось, что он на него похож. «Пистолет, пистолет!»
Она посмотрела на меня испуганными глазами и прошептала детским голосом: «Пожалуйста, не делай мне больно. Пожалуйста, не делай мне больно».
Затем она раздвинула ноги, чтобы показать мне пистолет P7, зажатый между её обтянутых джинсами бёдер. Они определённо путешествовали стерильно, иначе у них было бы обычное оружие для этой фазы.
Я жестом показал ей, чтобы она опустила его в углубление для ног. Она очень медленно опустила руку вниз, выполняя приказ.
Как только она его выронила, я подбежал, схватил её за тёмно-каштановые волосы до плеч и вытащил из машины, поставив на четвереньки. Пока P7 торчал у неё из шеи, я нащупал мобильный телефон. Похоже, он был только у меня. Отойдя на три шага, я указал на дальнюю стену, где изначально стояла машина, и она встала. Мне было всё равно, что она будет делать теперь, когда её разоружение снято. Все их рации, должно быть, спрятаны, мобильный телефон у меня, и ей не к кому обратиться за помощью.
Я сел в тёплую машину, «Форд», включил первую передачу и с криком помчался к закрытым ставням. Она, наверное, уже вышла в коридор, чтобы узнать, что случилось с её подругой Осой.
Остановившись рядом с четырьмя фургонами и подбитым внедорожником, я вышел с пистолетом P7 в руке и проехал по небольшим лужам, образовавшимся от тающего снега, готовясь прострелить несколько шин. Нельзя просто подойти и стрелять прямо в резину: слишком высока вероятность рикошета. Прикрываешься блоком двигателя, выглядываешь из-за двери и стреляешь.
Фирменный стук P7 был ничто по сравнению с пронзительным «дмгггг», разнесшимся по ангару, когда снаряд ударился о металл. Затем раздалось шипение — это выходил сжатый воздух.
Я оглянулся: в коридоре по-прежнему ничего не происходило.
Когда все машины были убраны, я прыгнул обратно на водительское сиденье и направился к гаражным воротам, но на этот раз задним ходом, чтобы фары были направлены на распашную дверь. Если она придёт за мной, я хотел бы это увидеть.
Я затормозил, переключил коробку передач на нейтралку и выскочил. Ледяные металлические цепи обжигали мне руки даже сквозь перчатки, когда я в ярости рванул вниз, чтобы открыть ставни. Приподняв их ровно настолько, чтобы выехать, я забрался обратно и выехал задним ходом в снегопад, развернув машину в сторону, куда уехали все остальные.