Что теперь? У меня была та же проблема, что и в штаб-квартире Microsoft: слишком много снежной целины и мало времени. Было бы здорово объехать это место на 360 градусов, но, к сожалению, не получилось. Я даже подумывал залезть на наружную часть ангарной трубы, чтобы лучше осмотреться, но даже если бы там был перила, я бы, скорее всего, оставил знак на крыше или на ступеньках, да и вообще, что я мог бы увидеть на таком расстоянии?
Я лежал там и напоминал себе, что когда у тебя не хватает двух самых важных вещей — времени и знаний, иногда единственным ответом на цель становится «П» — много взрывчатки.
Я оставался на месте, представляя, как преодолеть стену и попасть в цель, и мысленно просматривая список необходимого снаряжения.
Часть вещей придется взять у Восьмого, потому что самому за отведенное время я не смогу до них добраться. Если Восьмой не сможет, то планом Б будет повязать себе на голову бандану самоубийцы и стучать в ворота, выкрикивая очень грубые угрозы. Я тоже могу; все остальное, кроме «П» — много взрывчатки, было бы бесполезно, учитывая масштаб времени. Остальное снаряжение я соберу сам, чтобы убедиться, что оно в порядке; я ненавидел зависеть от других людей, но когда я буду в Чаде... Холод одолевал меня, и я начал мерзнуть. Я уже видел все, что увижу сегодня вечером. Стараясь не потревожить снег по обе стороны от колеи, я встал, проверяя руками, ничего ли не уронил. Это была просто привычка, но хорошая. Затем я медленно проверил снег по обе стороны колеи, возвращаясь на дорогу, готовясь поиграть в ремонтника. Если бы какой-либо знак нуждался в укрытии, мне пришлось бы собрать снег вокруг машины и перенести его. Важно учитывать детали: не было бы смысла убирать снег рядом с местом ремонта и просто создавать ещё больше знаков.
К тому времени, как я вернулся к «Ладе», я уже изрядно разогрелся.
К сожалению, первым делом, подняв капот, мне пришлось снять куртку и прижать её к стартеру. Я не хотел, чтобы новые друзья Тома услышали, как я стучу по нему молотком.
Вырвав газету из-под дворников, я сел за руль быстрее, чем в прошлый раз, теперь зная, как управляться с дверным замком. Двигатель завёлся в третий раз. Снизив обороты, я уехал, на этот раз не проехав мимо цели, а сделав несколько поворотов влево, чтобы попытаться объехать её и вернуться на главную дорогу в Нарву. Пару раз я терялся, но в конце концов нашёл её и вернулся в смертельную гонку.
34
Я снова припарковался на парковке у пограничного перехода. Согласно «Королю Льву», было 9:24. Я ни за что не собирался ехать прямо к дому Восьмого; я хотел сначала проверить окрестности, вдруг вернулся Карпентер. Если да, то придётся провести ночь, ожидая, когда он снова уйдёт.
Я запер машину и пошёл обратно к бару, засунув руки в карманы и опустив голову. Подойдя со стороны сгоревшего сарая, я увидел, что БМВ не вернулся, и только две машины всё ещё стояли на месте, обе теперь покрытые толстым слоем льда.
Это был один из пропавших джипов Cherokee. Что это значило?
Чёрт возьми, у меня не было времени на суету. Когда же будет подходящий момент войти в дом? Я бы просто рискнул и рискнул. Мне просто хотелось поскорее собрать всё необходимое и заработать немного денег.
Я нажал кнопку домофона и подождал, но ответа не последовало. Я нажал ещё раз. Ответил хриплый мужской голос, не тот, что прежде, но такой же хриплый. Теперь я знал порядок действий и даже немного говорил по-русски.
«Ворсим. Ворсим».
Помехи прекратились, но я знал, что нужно подождать и даже отойти в сторону через минуту-другую, чтобы входная дверь открылась. Вскоре изнутри начали задвигаться засовы.
Дверь распахнулась, и на пороге стоял Эйт, все еще в красной толстовке.
Открыв решетку, он с тревогой выглянул на парковку.
«Мои колеса?»
Я вошел и подождал, пока он закроет за собой дверь, продолжая лихорадочно осматривать парковку.
«С машиной всё в порядке. Парень на BMW вернётся?»
Он пожал плечами, когда я начал подниматься по лестнице вслед за ним.
«Тебе понадобятся ручка и бумага, Ворсим».
«А как же мои колеса?»
Я всё ещё не ответил, когда мы вошли в комнату на третьем этаже. Без естественного света в телевизионной комнате было гораздо темнее, но запах сигаретного дыма остался прежним. Здесь никого не было. Ничего не изменилось, если не считать того, что рядом с пластиковыми картами на столе теперь стояла лампа, тускло мерцающая на бутылке «Джонни Уокера», которая была на три четверти пуста. Три пепельницы были полны, и из них валялись окурки на некогда безупречно отполированном столе. Телевизор всё ещё работал, отбрасывая вспышки света по другую сторону комнаты.
Сквозь снежную линзу я мог видеть Кирка Дугласа, играющего ковбоя, при этом громкость была убавлена; я мог слышать только диалоги.
«Эй, Ник. Стол».
Он указал на несколько дешёвых ручек и листов линованной бумаги, разбросанных среди кучи мусора. На некоторых были отметки.
Я сел и начал составлять список, гадая, являются ли эти отметки результатами карточной игры или записью сегодняшних сделок.
Восьмой пододвинул стул напротив меня. «Давай, играй сам. Где машина, мужик?»
«Вниз по дороге».
Он всмотрелся в моё лицо. «Всё в порядке?»
«Да, да. Дай мне закончить». Я хотел, чтобы всё было организовано, и убраться оттуда как можно скорее. «Где все?»
Он размахивал руками, словно танцор брейк-данса на ускоренной перемотке.
«Дела. Знаешь, приятель, дела».
Я закончил писать и подвинул ему листок. Он посмотрел на него и, похоже, не смутился. Я ожидал, что он будет долго сосать сквозь зубы, но услышал только один вопрос: «Восемь килограммов?»
«Да, восемь килограммов». Это были явно не те килограммы, с которыми он обычно имел дело.
«Восемь килограммов чего, Николай?» Его плечи поднялись, а лицо осунулось. Было очевидно, что он не понял ничего из написанного, кроме восьми килограммов. Он научился говорить по-английски по телевизору, но читать не мог. Может, ему стоило больше смотреть «Улицу Сезам» и меньше смотреть «Полицию Нью-Йорка».
«Может, я просто скажу, что мне нужно, а ты запишешь?» Мне не хотелось его смущать, и, кроме того, хотелось ускорить процесс.
Он улыбнулся, когда увидел выход. «Сказать мне было бы круто, да».
Когда я уже диктовал список, мне пришлось объяснить, что такое детонатор. Через несколько минут, когда он перестал держать ручку в кулаке, как ребёнок, и его язык вернулся во рту, он выглядел очень довольным собой.
«Ладно. Отлично». Он вскочил с места, разглядывая своё творение и чувствуя себя очень важным. «Подожди здесь, Николай, дружище». Он исчез за дверью возле камина.
Через несколько секунд я услышала, как голос гораздо старше меня разразился хохотом. Я не была уверена, хорошо это или плохо. Я не пыталась понять, кто это был; если это голос старше меня решал, могу ли я получить его, то слежка за ним, пока он принимает решение, ничего не изменит, разве что разозлит его и усложнит мне жизнь ещё больше.
С лестницы доносились шаги, сопровождаемые потоками быстрых, агрессивных разговоров, которые постепенно становились громче по мере того, как люди поднимались по лестнице. Я сказал себе не волноваться, хотя моё сердцебиение участилось, пока я прислушивался к Карпентеру.
Хотя голоса становились громче, я все еще не мог понять, злились ли они или у них просто такая манера общения.
Дверь распахнулась, и я увидел, как «Славные парни» один за другим вошли, готовые схватить Джонни Уокера и ударить им кого-нибудь по голове.
Плотника не было. Остались те же четверо карточных игроков, снимавших кожаные куртки и шляпы. Старый, с пакетом в руке, всё ещё носил серебристо-серую меховую казачью форму.
Я остался на месте, и мое сердце забилось еще быстрее от облегчения, когда я скомкал первый список и положил его в карман.
Они пересекли комнату, направляясь ко мне, не обратив на меня никакого внимания, кроме старшего в меховой шапке, который крикнул и махнул тыльной стороной ладони, чтобы я вылез к чёрту из своего кресла и от стола. Я встал и пошёл; я был там по другим делам, а не для того, чтобы выглядеть мачо.
Из окна я наблюдал за потоком машин, выстраивающихся у контрольно-пропускного пункта. Теперь, когда прожекторы заливали всё вокруг ярким белым светом, это ещё больше напоминало сцену из фильма. Чего нельзя было сказать об освещении этого берега реки.
Все четверо сидели за столом, допивая остатки виски и закуривая. Разговоры заглушали тихую перестрелку, которую Кирк вёл на противоположной стороне комнаты.
Старик вытащил из пакета упаковки колбасы и черного ржаного хлеба и бросил их на стол, в то время как остальные разорвали пластиковую защиту нарезанного мяса и оторвали куски хлеба.
Я наблюдала за происходящим, чувствуя себя немного голодной, но не думала, что окажусь в списке гостей.
По кивкам голов в мою сторону и быстрым взглядам стало очевидно, что я – предмет разговора. Один из парней что-то сказал, и все обернулись. Раздалась шутка, и послышались смешки. Но потом всё снова стало серьёзным, когда они вернулись к еде.
Я продолжал делать вид, что смотрю в окно и не замечаю, что происходит позади меня.
Стул заскрежетал по голому деревянному полу, и туфли гулко застучали по доскам, когда один из них направился ко мне. Я обернулся и улыбнулся старику в шляпе, наблюдая, как в полумраке на него падает свет телевизора, когда он проходит мимо экрана. Он стоял лицом ко мне, но отвечал остальным с очень серьёзным видом. Это не было очередной шуткой. Он направил на меня указательный палец, когда подошел ближе, словно подкрепляя то, о чём он лепетал. Я покорно опустил взгляд и слегка повернулся к окну.
С расстояния меньше фута он начал тыкать меня в спину, крича почти у меня над головой. Я обернулся и посмотрел на него, растерянный и испуганный, а затем опустил глаза, как это сделал бы Том. Я учуял запах чеснока и алкоголя, и пока он продолжал ворчать и тыкать, мне в лицо попали кусочки колбасы. Его лицо, морщинистое, обветренное, с однодневной щетиной, теперь было всего в нескольких дюймах от меня, когда мех его шапки задел мой лоб. Он снова заорал на меня.