Король Лев сказал мне, что уже 3:28, теоретически ещё слишком рано уходить, но я не знал, кто ещё знал, что Карпентер и старик пришли в гости. Троица снова начала спорить, на этот раз, вероятно, из-за оплаты, пока я нес заряды, завёрнутые в одеяло, к машине.
39
Суббота. 18 декабря 1999 г. В кромешной тьме послеполуденного солнца я ехал на запад в сторону Таллина по главной улице, свернул налево на Пусси и снова направился через железнодорожные пути к цели, проезжая мимо унылых хижин, где люди отсиживались на зиму.
За двенадцать часов, прошедшие с момента отъезда из отеля, я колесил по округе, останавливаясь лишь пару раз, чтобы заправиться. Всё, что угодно, лишь бы обогреватель работал.
Уходя, я заплатил старушке еще за две ночи, так что, если повезет, ей не придется приходить и проверять комнату.
Вдоль дорог, словно миниатюрные автозаправки, были разбросаны палатки с палатками, а пар, вырывавшийся из их вентиляционных отверстий, делал их похожими на полевые кухни в лагерях беженцев. Когда я останавливался, чтобы купить кофе и пирожные, мне даже становилось легче, потому что я мог лишь бормотать и показывать пальцем.
Проблема возникла, когда я попытался поесть и попить: зуб ужасно болел, а ибупрофен в этих местах не продавали. Последние четыре таблетки аспирина закончились несколько часов назад.
Я держал оружие Карпентера при себе, а 38-калиберный пистолет лежал в бардачке. У них обоих не было запасных патронов.
Медленно скользя по однополосной дороге, я в свете фар выхватил бетонную стену цели слева. Казалось, ничего не изменилось: по-прежнему не было ни света, ни движения, а ворота были закрыты. Припарковавшись на той же подъездной дорожке, что и раньше, я заглушил двигатель и немного посидел в быстро остывающей машине, в последний раз обдумывая план. Это заняло немного времени, потому что плана-то особо и не было.
Выбравшись на холод, теперь уже в перчатках старика и окровавленной меховой шапке, я заткнул лобовое стекло со стороны водителя газетой, прежде чем достать заряды из багажника. Обмотанный вокруг них буксировочный трос послужил удобным плечевым ремнем. Наконец, я спрятал ключ под задним правым колесом. Если меня поймают малискиа, то, по крайней мере, у них не будет моих ключей, если мне удастся сбежать. Более того, я мог бы сообщить Тому, если бы связался с ним, и у него тоже был бы способ сбежать, если бы я не добрался до машины.
Я не собирался его убивать. Я был ему очень обязан после того, что он вытворил у забора дома финнов. Более того, я не хотел, чтобы его смерть была на моей совести, как и болезнь Келли. Поначалу я списывал перемену в своих чувствах на то, что заботился не столько о спасении шкуры Тома, сколько о своей. Он был бы единственным, кто мог бы подтвердить мою историю Линн, если бы всё это пошло прахом.
А почему бы и нет? Всё остальное пока что было. Но, как бы мне ни не нравилась эта идея, я должен был признаться себе, что этот пухлощёкий ублюдок мне начал нравиться. Он, может, и не тот парень, с которым я привык общаться, и мы точно не будем видеться по утрам за кофе, но он был ничего, и ему нужен был перерыв так же, как и мне. Я обдумывал эту идею с тех пор, как лежал в своём дешёвом номере отеля в Хельсинки. Поэтому я и взял с собой его паспорт, на всякий случай.
Было холодно, как никогда, но, идя по дороге, я завязал уши своей новой меховой шапки, чтобы лучше слышать. Поравнявшись с ангаром и его дымовой трубой, я всё ещё не слышал никакого шума из помещения.
Я добрался до подъездной дорожки, ведущей к большим стальным воротам, повернулся и сделал несколько шагов к ним. Затем остановился и прислушался. Теперь, когда я знал, что это именно там, я едва различал звук работающего вдали генератора. Кроме него я ничего не слышал.
Я проверил ворота, но они не были открыты. Я попробовал открыть маленькую дверцу в большой правой двери, но она снова оказалась заперта. Я не ожидал, что всё будет так просто, но я бы чувствовал себя полным идиотом, если бы стал тратить силы на перелезание через стену, когда мне нужно было всего лишь войти через парадные ворота.
Лёжа в правой колее от покрышки, оставив позади заряды, я прижался взглядом к щели внизу. Ничего по ту сторону ворот не изменилось; на первом этаже всё ещё горели два фонаря, а большое здание справа было таким же тёмным. Я не был уверен, хорошо это или плохо; не то чтобы это имело большое значение, я всё равно собирался пробраться туда, уничтожить всё и, возможно, найти Тома.
Снова встав на ноги и перекинув рюкзак бойскаута через плечо, я направился обратно к машине, но примерно в семидесяти или восьмидесяти метрах от ангара свернул с дороги в глубокий снег. Моей целью было выйти в поле, повернуть налево и подойти к ангару сзади. Следы на снегу я, конечно, не оставлял, но, по крайней мере, постарался сделать так, чтобы большая их часть не была видна с дороги.
Сверху снег был покрыт тонким слоем льда, глубина которого варьировалась от икры до бедра. Когда я надавил ногой на не очень глубокий снег, сначала я почувствовал сопротивление, а затем весь мой вес продавил его. В более глубоких сугробах я чувствовал себя ледоколом на Балтике.
Я продолжал работать, джинсы промокли, а ноги начали мерзнуть. Хорошо хоть облаков было немного, и моё ночное зрение постепенно привыкало к звёздному свету.
Передо мной возвышалась задняя часть ангара, и я забрался внутрь. Пол был бетонным, а стальная конструкция поддерживала что-то похожее на гофрированный асбест. Медленно и осторожно продвигаясь к стене комплекса, примерно через двадцать шагов я начал различать тёмные очертания дверного проёма. Достигнув края ангара, я остановился и прислушался. Ни звука, только тихое завывание ветра.
Пробираясь по восьми-девяти футам снега между двумя зданиями, я понял, что меня ждёт разочарование, как только добрался до двери. Металл был гораздо старше ворот и покрывался ржавчиной. Сама дверь была сплошной, без петель и замков по эту сторону. Я толкнул, но не почувствовал ни малейшего движения.
Повернув направо, я прошёл вдоль стены и отошёл на пятнадцать ярдов от дороги. Надеюсь, теперь я смотрел на фронтон большого здания по ту сторону бетонного моста.
Разложив заряды на снегу, я распутал верёвку, прикреплённую к доске с кирпичом на конце. Оставив всего два-три фута слабины, я начал размахивать ею, словно метателем молота, и наконец отпустил её, подняв вверх инерцию, чтобы доска отскочила от стены.
Я бы никогда не попал на Олимпиаду. Всё это рухнуло прямо передо мной. Я как раз разбирал верёвку для новой попытки, когда фары автомобилей задели стену комплекса.
Я упал на колени, готовый зарыться в снег. И тут я понял, что, стоя на коленях, я уже погребён в нём.
Свет становился ярче, исчезая на полсекунды, когда машина нырнула на дорогу, но затем осветил небо и снова погас. По мере приближения, ангар изнутри освещался, и стальные опоры отбрасывали движущиеся тени.
Тяжёлый гул большого дизеля подсказал мне, что в мою сторону едет трактор. Это меня обрадовало: если бы малискиа шли за мной, я сомневался, что они будут на «Джоне Дире».
Шум становился всё громче, а свет — ярче, пока в проёме между стеной комплекса и ангаром не показался трактор. Он выглядел как какой-то старый реликт советского колхоза: в кабине было гораздо больше силуэтов, чем предполагалось. Возможно, местные любители караоке направлялись в «Серп и молот» пропустить пару пинт водки.
Свет и шум постепенно стихли, и я приступил к делу. Мне потребовалось ещё две попытки, но в конце концов мне удалось перекинуть доску через стену, прочно закрепив конец с зарядом в руках. Верёвка дернулась, когда доска завершила свой полёт, вероятно, в конечном итоге повиснув примерно в трёх или четырёх футах над целевой стороной. Я осторожно начал тянуть её назад, ожидая небольшого сопротивления, которое подскажет мне, что точка, где верёвка была обернута вокруг доски, соединилась с дальним верхним краем стены. Принцип работы этой штуки был таким: противовес кирпича заставлял верхнюю часть доски крепиться к наклонной стене. Это одна из причин, почему в тюрьмах есть большой овал из гладкого металла поверх стен, чтобы таким штуковинам не во что было врезаться. МИ-9 снова это сделала.
Поддерживая натяжение верёвки и ожидая, что доска вот-вот рухнет мне на голову, я медленно позволил ей принять на себя весь вес моего тела. Дешёвая нейлоновая верёвка натянулась и сопротивлялась, но держалась надёжно. Упершись ногами в стену и используя выбоины в качестве опоры и узлы, завязанные вдоль верёвки, я начал подниматься.
Добраться до вершины не составило много времени, я вскарабкался наверх и отдохнул на её трёхфутовой ширине. Большое здание почти полностью закрывало вид на цель; я видел только свет из окон, падающий на снег. Генератор теперь непрерывно гудел на переднем плане.
Снег и лёд каскадом посыпались со стены, когда я повернулся на животе лицом к тому месту, откуда пришёл. Свесив ноги вниз по целевой стороне, я начал осторожно подтягивать заряды вверх по стене. Меня беспокоил не шум, а то, что я не хотел их повредить.
Наконец, забрав заряды с собой, я снова развернулся и осторожно опустил их вниз по целевой стороне. Теперь оставалось лишь переместить доску на другой край, чтобы начать подъём в обратном порядке.
Поддерживая натяжение веревки, я медленно опустился, обхватив веревку правой ногой и приблизив бедра к краю стены.
Затем я позволил веревке принять мой вес и спустился вниз так быстро, как только мог.
Я насыпал снега поверх зарядов, чтобы вес доски не потянул её вниз, унося с собой всё остальное. Важно было сохранить верёвку на месте, пока я отплывал и быстро осматривался; на данный момент это был мой единственный путь к отступлению.
Гул генератора на уровне земли был громче, более чем достаточно, чтобы заглушить хруст моих ног по девственному снегу и льду, пока я двигался к ржавой боковой двери. Я вытащил фонарик из кармана и включил его. Светило лишь крошечное пятнышко; я заклеил большую часть отражателя скотчем, оставив лишь маленькое отверстие.