Теперь, когда Том начал болтать, важно было не задавать вопросов, которые могли бы внезапно заставить его осознать, что он говорит лишнее.
Я просто мягко спросил: «Что случилось потом, приятель?»
Он сказал, что у Лив есть для меня работа, и что я поеду в Финляндию. Что кто-то приедет и уговорит меня и всё такое. Я обделался, когда узнал, что это снова «Эшелон», но у меня не было выбора, приятель. Моя сестра и кто ты, Ник, ты должен мне помочь. Пожалуйста, она всех убьёт, если я не разберусь с этим дерьмом. Пожалуйста, помоги мне.
Пожалуйста."
Он плакал, уткнувшись лицом в капюшон.
"Том"
Он не обратил на меня внимания. Возможно, его рыдания были слишком громкими, чтобы он меня услышал.
«Том. Она хотела твоей смерти. Она подумает, что ты мёртв, если я ей скажу».
Он натянул капюшон. «Ты собирался меня убить? Ох, чёрт, Ник».
Не надо, пожалуйста, не надо "
«Я не собираюсь тебя убивать».
Он не слушал. «Мне так жаль, Ник. Она заставила меня задавать эти вопросы. Ну, знаешь, на вокзале. Она хотела знать, собираешься ли ты её зашивать или что. Мне пришлось это сделать. Она знает адреса всех и всё такое. Этот парень показал мне фотографии детей моей сестры. Честно, Ник, я хотел рассказать тебе, что происходит, но…» Его капюшон снова упал, когда его охватил новый спазм.
Я чувствовал себя священником в исповедальне. «Том, послушай. Правда, я не собираюсь тебя убивать. Это я тебя оттуда вытащил, помнишь?»
Из-под капюшона послышался легкий кивок.
«Я позабочусь о том, чтобы о тебе и твоей семье позаботились, Том, но сначала нам нужно вернуться в Великобританию. Тебе придётся поговорить с несколькими людьми и рассказать им всё, что происходит в Менвите и здесь, хорошо?»
Я чувствовал, что всё может сложиться как угодно, независимо от того, как всё повернётся. Я не был уверен, как именно, но должен был быть способ, чтобы Том начал новую жизнь, а я получил свои деньги. А если деньги не появятся, я, по крайней мере, смогу работать на Фирму. Я мог придумать достаточно ерунды, чтобы создать впечатление, будто я всё это время знал, что происходит, но не мог никому об этом рассказать из-за риска, что кто-то распечатает информацию, которую я им сообщил в России.
Лив не должна знать, что Том жив, и я всё равно смогу забрать свои деньги и пойти к Линн. Я понимал, что это шаткий план, но это было начало, если она меня не обманет.
Важнее было выбраться из Эстонии. После этого я сяду с Томом, выслушаю всю историю и разберусь со всем этим.
«Почему она просто не сказала мне, что ты идёшь со мной, вместо того, чтобы позволить мне уговорить тебя? Ты же и так собиралась, да?» Его прежний лепет не совсем ясно всё объяснял.
«Хрен его знает. Тебе придётся её спросить. Вот почему я обделался, когда тебя увидел. Я думал, вы все уже слышали об этом. Она странная, приятель.
Она говорила так, как будто все это исходило от Валентина?
"Конечно."
«Ну, это не так, она говорит о себе. Это всё её собственные планы, приятель, говорю тебе. Если бы Валентин знал, он бы её пополам разрубил, понимаешь?»
Ну, не совсем наполовину, но я уверен, что он заставил бы ее понаблюдать за парой извивающихся угрей, прежде чем закончить с ней.
Несмотря на все это, какая-то часть меня восхищалась тем, что она делала.
Может быть, этот человек из Санкт-Петербурга был её информатором в затее Вэл, сливал ей информацию, чтобы всё это организовать? Зачем ей это было нужно? Какова была её цель во всём этом? Может быть, Том прав, дело было во всём, о чём она говорила? Вопрос за вопросом роились в моей голове, но снежинки, падающие на лицо, напомнили мне, что есть дела поважнее.
У нас не было ни крова, ни тепла, а теперь ещё и навигации. Холод пробирал до костей, и пот на моей спине начал быстро остывать после того, как мы какое-то время простояли. Том сильно дрожал, сидя рядом со мной, свернувшись калачиком на снегу. Нам обоим достался слой снега. Нужно было двигаться, но в каком направлении? Маркер будет работать только метров сто; дальше, без Поляриса, мы потеряем ориентацию и проведём остаток ночи, блуждая кругами.
Я посмотрел на Тома и почувствовал, как его трясет почти неконтролируемыми толчками.
Его мозг, вероятно, говорил ему, что он должен начать двигаться, но тело умоляло его оставаться на месте и отдыхать.
Я приподнял манжеты нескольких слоёв одежды и бросил быстрый взгляд на «Короля Льва». Оставалось чуть меньше двенадцати часов до того, как мы должны были приземлиться вместе с поездом. Даже если бы я знал, в каком направлении двигаться, пытаться преодолеть это расстояние в таких условиях без навигационных приборов было бы безумием. Видимость ухудшилась; она составляла около четырёх метров.
При других обстоятельствах нам бы следовало заночевать и переждать бурю, но у нас не было времени. Помимо того, что мы успеем на поезд, я не знал, что предпримет Малискиа дальше, и не хотел знать. Пытаясь придумать что-то позитивное, я наконец-то откопал один вариант: по крайней мере, снег заметёт наш след.
Том пробормотал под капюшоном: «Мне очень холодно, Ник».
«Мы начнём через минуту, приятель».
Я всё ещё ломал голову над тем, как найти хоть какое-то средство навигации. Прошли годы с тех пор, как мне приходилось использовать или хотя бы вспоминать какие-либо навыки выживания.
Прокручивая в голове кучу ерунды, я изо всех сил пытался вспомнить, чему научился за эти годы. Я никогда не был любителем стократного использования шнурка; я просто продолжал заниматься этим и рыться в снежных ямах и ловить кроликов только тогда, когда это было необходимо.
Я обняла его. Он не совсем понимал, что происходит, и я почувствовала, как его тело напряглось.
«Это снег, — сказал я. — Нам нужно согреться».
Он наклонился ко мне, весь дрожа.
«Ник, мне правда очень жаль, приятель. Если бы я сказал тебе правду, мы бы не оказались в этой дерьмовой ситуации, понимаешь, о чём я?»
Я кивнул, чувствуя себя немного неловко. Он был не совсем виноват.
Я бы попытался перетащить его бабушку через этот забор, если бы это дало мне хоть малейший шанс прикарманить 1,7 миллиона.
«Я расскажу тебе лучшее средство, которое я нашел, чтобы справиться со всей этой простудой», — сказал я, стараясь говорить как можно более расслабленно.
Из-под капота раздался приглушенный вопрос: «Что это тогда?»
«Помечтай, приятель. Просто думай, что всё это скоро закончится.
Завтра в это же время ты будешь принимать горячую ванну с огромной кружкой кофе и Биг Маком с дополнительной порцией картошки фри. Завтра в это же время ты будешь смеяться над всем этим дерьмом.
Он пнул пятками снег. «Если эти жалкие кроссовки останутся на мне».
«Не жалуйся, — сказал я. — Они лучше твоих тупых гребаных стриптизёрш».
Он начал смеяться, но смех перешел в кашель.
Я поднял глаза и увидел лишь белые одеяла, падающие на нас из темноты. Если бы в тот момент у меня был доступ к джинну, единственное, чего бы я пожелал, — это компас.
Господи, компас! Компас можно сделать из любого железа. Казалось бы, всё должно быть так просто, но мне, кажется, понадобилась целая вечность, чтобы догадаться: Тому в лицо попала эта штука из-под капюшона парки.
Можно ли мне этим воспользоваться? И если да, то что? Это было похоже на попытку вспомнить ингредиенты очень сложного торта, который мне показали печь двадцать лет назад.
Я изо всех сил старался визуализировать этот процесс, закрыв глаза и вспоминая все те времена, когда мне было так скучно мастерить укрытия, ловушки и силки из кусочков веревки и проволоки.
У Тома были другие планы. «Пойдем, Ник, мне холодно. Пойдем, ты же сказал...»
. Он цеплялся за меня, как обезьянка на спине у матери. Это было хорошо, мне он был нужен, чтобы согреться, так же как ему нужна была моя поддержка.
«Одну минуту, приятель. Одну минуту».
Что-то должно было быть где-то в банках памяти. Мы никогда ничего не забываем; всё можно вернуть на поверхность, нажав нужную кнопку.
Это случилось. Спусковым крючком послужило воспоминание о том, как мне в Персидском заливе подарили шёлковую карту эвакуации с воткнутой в неё иголкой.
«Том, ты все еще носишь это шелковое термобелье?»
Он покачал головой. У меня сердце сжалось.
«Нет, только верх. Жаль, что у меня нет низа, я замерзаю. Теперь мы можем идти? Ты же просил передать, Ник, и я говорю».
«Подожди минутку, приятель, у меня только что возникла отличная идея».
Я развязал руку. Пошевелившись, я вдруг вспомнил, как ужасно неудобно было ходить в мокрой одежде. Джинсы липли к ногам, а футболка была холодной и липкой.
Я снял перчатку, держа её во рту, пока вытаскивал Leatherman. Разжав плоскогубцы, я надел перчатку обратно, прежде чем кожа моей руки оставалась открытой слишком долго.
«Посмотри на меня секунду, приятель?»
Капюшон парки был поднят, и скопившийся на нем снег упал ему на плечи.
Ощупывая рукой в перчатке застывшее кольцо меха, я нащупал проволоку, зажал её в губках плоскогубцев и сжимал до тех пор, пока она не поддалась. Раздвинув материал в месте разреза, я обнажил металл, захватил один конец разреза плоскогубцами и потянул, удерживая оголённую проволоку в руке. Я сделал ещё один надрез и спрятал пятисантиметровую полоску в перчатку для сохранности.
Я думал, Тому это будет интересно, но он был полностью сосредоточен на ощущении холода и несчастья.
Наклонившись ещё немного, я заглянула в темноту за его капюшоном. «Мне нужен этот шёлк, Том».
Он пожал плечами. «Мне ведь не обязательно его снимать, правда?»
«Расстегни пальто пошире, чтобы я мог помочь. Я постараюсь быть как можно быстрее».
Он медленно вытащил руки из карманов и пошарил по молнии. В конце концов, я засунул обе перчатки в зубы, чтобы помочь ему; затем, с трудом раскрыв онемевшими пальцами лезвие «Кожеруча», я залез ему под рубашку.