Я почувствовал себя гораздо более прежним, когда засунул оружие за пазуху джинсов.
Я вернулся к кофе. Валентин уже допил свой, и пустая кружка стояла у его ног. Я принёс ему кофейник и пачку крекеров.
Он кивнул, пока я наливала нам обоим новые чашки.
Я сел за стол и доел последние бананы, оставленные Джесси и Фрэнком. Сканер продолжал потрескивать, и в тишине между сигналами рабочих станций я слышал только хруст крекеров.
Я не могла перестать думать о Сергее. Что, если он не объявится? Я ещё не продумала этот вариант. Я даже не хотела, чтобы он приезжал на подъёмнике. Было бы лучше, если бы он просто остался с грузовиком; мы бы все поехали с ним в автодоме, а потом нас бы перевез через границу, но он настоял на том, чтобы быть рядом на случай каких-нибудь махинаций. Я бы, наверное, и сама так поступила. А теперь что?
У меня возникла ещё одна мысль. Что бы случилось, если бы один из ребят Сергея был жив? Полиции, наверное, не потребовалось бы много времени, чтобы разговорить его. Я перестал жевать и отставил кружку. Чёрт, нам нужно было убираться отсюда.
Поднявшись, я схватил сумки Карпентера и Найтмера, достал из своих красную лыжную куртку и брюки. Я положил 88-й калибр и магазины в передние карманы, а утеплённую одежду Карпентера бросил Вэлу.
Карпентер был крупным мальчиком, так что с посадкой проблем не будет.
Оставив его ломать голову, как надеть его, пока рука всё ещё связана, я побежал наверх за двумя двойными одеялами. Спустившись вниз, я вытащил оружие, освободил его и отступил назад. «Одевайся!» — крикнул я, изображая, что надеваю куртку.
Он понял намёк и начал снимать пальто и смокинг. Я наблюдал за ним, готовый отреагировать на любой неверный шаг. От всего, что он носил, разило деньгами. Его туфли были такими элегантными, что я взглянул на этикетку.
Английский, Патрик Кокс. Несколько пар таких хватило бы на ремонт моей крыши.
Я оставил ему кошелёк, предварительно просмотрев его и увидев старые фотографии детей в зимних комбинезонах. Я сам всегда избегал брать с собой подобные вещи, но понимал, что эти вещи важны для людей.
Вскоре Вэл надел жёлтые зимние штаны, зелёную лыжную куртку, оранжевую лыжную шапку с большими помпонами, перчатки, шарф и пару тёплых ботинок – всё это, должно быть, было ему как минимум на три размера больше. Он выглядел готовым к роли детского аниматора.
Я направил пистолет вверх и назад, к колонне. Он послушно подошел. Я показал ему, что хочу, чтобы он обнял её, обхватив руками по обе стороны. Оставалось только сделать ещё один комплект очень длинных пластиковых ремней, завязать два храповика, чтобы получилось что-то вроде лассо, накинуть петлю на запястья и туго затянуть.
Я оставил его приводить себя в порядок, а сам взял фонарик и вышел в гараж за парой лопат: одной — большой, корытной, для расчистки дорожек от снега, и другой — обычной для стройки. Я бросил их на стол, а фонарик убрал в карман сноубордических штанов.
Вэл пытался понять, что я задумал. Он смотрел на меня так же, как его женщина в отеле, словно не было никакой опасности и не происходило ничего, что могло бы его задеть. Казалось, он считал себя просто сторонним наблюдателем.
Я начал рыться в шкафах в поисках термосов и еды. Но удача отвернулась. Похоже, мы оба уже давно не пили горячий напиток и не ели крекер.
Я взял кружку и допил кофе, подходя к нему. Я вложил ему кружку в руку и жестом показал, чтобы он сделал то же самое. Вскоре он уже суетливо вертел головой вокруг столба, чтобы коснуться руками, пока я доставал свечи и спички из шкафчика под раковиной и бросал их в один из пакетов.
Набив сверху одеяла и застегнув молнию, я освободил его, жестом велев ему накинуть сумку на спину. Он понял, что я имею в виду, и взялся за две ручки, словно за лямки рюкзака.
Я надел чёрную шерстяную шапку и лыжные перчатки, взял лопаты со стола и с их помощью вывел его за дверь. Я пошёл следом, нажав на выключатель. Сканер я оставил на столе. Если бы я использовал его там, он бы выдал наше местоположение.
Я держал его, пока доставал ключи из «Вольво». Это был мой единственный способ выбраться отсюда, и я хотел убедиться, что так и останется. Выехав из гаража, мы пошли по протоптанной в снегу дороге к берегу озера. Здесь было совершенно темно и ужасно холодно. Ветер усилился, снежные вихри обжигали мне щеки, пока мы двигались вперёд. Вертолёты не смогли бы летать здесь при таком ветре.
5
Небольшая деревянная хижина с дровяной сауной стояла примерно в ста футах от нас, на замёрзшем берегу озера. За ней находился деревянный пирс, возвышавшийся примерно на три фута надо льдом.
Чеченец всё ещё шёл впереди меня, наклонившись против ветра и полуобернувшись, чтобы защитить лицо от падающего снега. Он остановился у сауны, возможно, ожидая, что я позову его внутрь. Вместо этого я направил его вправо. Он послушно отошёл на несколько футов вдоль пирса.
«Эй! Стой там!» — крикнул я. «Стой, стой, стой!»
Он обернулся, и я направил пистолет на замерзшее озеро.
Он вопросительно посмотрел на меня.
«Там, внизу. На льду, на льду».
Очень медленно он спустился и сел в снег, затем перевернулся, осторожно протыкая лёд, чтобы убедиться, что он выдержит его вес. Я знал, что так и будет. Я возился с ним последние две недели.
Как только он встал, я попросил его отойти подальше, пока я спускался вниз, на случай, если он решит, что ему надоела эта игра, и захочет поиграть в угон машин и поездку домой.
Проталкивая его лопатами по льду, я двинулся вдоль берега озера.
Пойдя этим маршрутом, мы не оставляли никаких следов от дома, но были более уязвимы к ветру. Оставалось только пригнуться, пока мы не преодолеем полтора километра до границы леса. Добравшись до места, мы немного проехали, прежде чем я снова крикнул ему.
Он снова повернулся, ожидая новых указаний, запрокинув голову, чтобы противостоять порывам ветра, ревущего над озером. Я слышал его тяжёлое дыхание и едва различал очертания его лица, указывая на деревья справа от нас. Он повернулся к ним и начал двигаться, пока ветер трепал наши куртки.
Сначала снег не доставлял проблем, глубиной не более двух футов, но вскоре он доходил нам до пояса. Он сам всё делал, разгребая снег; я же просто шёл по его следу, пока его ботинки с хрустом вгрызались в утрамбованную поверхность, поднимались и повторяли то же самое.
Мы продвинулись ещё на сто пятьдесят футов, примерно на тридцать футов вглубь леса, и этого было достаточно. Мы оказались в прямой видимости дома.
Проведя детство в районах Южного Лондона, я всегда воспринимал сельскую местность как зелёный уголок, полный животных, которых ещё не заморозили и не приготовили. Я не был знаком со всеми этими приёмами охоты и ловли, которым меня учили в полку. Честно говоря, я почти всё забыл. Мне никогда не хотелось бегать в шляпе из свежеосвежёванной крольчихи. Однако умение строить укрытия я хранил где-то в глубине души. Я смутно помнил, что под раскидистыми ветвями вечнозелёных деревьев на уровне снега есть места.
Найдя, казалось, самое большое дерево в лесу, я воткнул лопату в снег чуть ли не до самого низа. Отойдя в сторону, чтобы он не мог меня ударить, я жестом показал Вэлу снять мешок. Никаких проблем с его стороны. Затем я отдал ему вторую лопату.
Вэлу не требовались дальнейшие подбадривания. Ветер дул сильно, прижимая мою куртку к телу, и, чтобы выжить здесь, нам нужно было скорее выбраться из неё. Температура воздуха и так была довольно низкой, но из-за ветра она опустилась значительно ниже нуля. Возможно, до этого он был в смокинге и собирался в театр, но физический труд ему явно был не чужд. Всегда видно, привык ли человек к лопате.
Он работал эффективно, не надрываясь, очевидно, зная, что лучше не вспотеть и не замерзнуть. Через некоторое время он перестал копать, опустился на колени и начал разгребать снег руками в перчатках, а затем исчез в пещере. Через несколько минут он повернулся и высунул голову. Мне показалось, что я едва различил намёк на гордую улыбку из-под его шляпы.
Я махнул ему рукой, чтобы он зашёл, и закинул туда сумку. Прежде чем присоединиться к нему, я оттянул указательный палец правой перчатки, просунув указательный палец на спусковом крючке в прорезь. Я подготовил его так же, как и кожаную пару, для подготовки.
Я пошёл за ним головой вперёд, держа 88-й калибр наготове, и, оказавшись в укрытии, нажал кнопку фонарика. В укрытии, стоя на коленях, могли бы поместиться трое; оказавшись там, я скользнул и приземлился на задницу, держа пистолет на прицеле. Я сунул фонарик в рот.
Для него это было снова время рабства. Вытащив из кармана набор пластиковых жгутов, я вонзил пистолет ему в шею, на этот раз провернув его под кожей. Я прижал его левую руку к ветке над ним. Снег падал на нас, когда я туго затягивал жгут. Мы оба трясли головами, пытаясь стряхнуть его с лиц. С рукой, примотанной над головой, Вэл сидел там, похожий на гиббона, пока я доставал свечу и спички. Свеча давала больше света, чем обычно, благодаря отражению от ослепительно-белых стен. Я прополз обратно к входу, подтянул лопаты и одной из них забросал снегом пролом. Это защитит от ветра.
Пришло время разобрать всё остальное. Я высыпала содержимое сумки и начала расстилать одеяла на полу.
При контакте со снегом тепло от нашего тела отводилось бы примерно в двадцать раз быстрее, чем если бы мы сидели на подстилке.
Затем я разровнял стенки ямы рукой в перчатке, чтобы по мере повышения температуры тающий снег не стекал каплями и не обрушивался на нас дождём. После этого я выкопал небольшой желоб по краю, чтобы тающая вода стекала по стенкам и снова замерзала.
В подобных ситуациях пять процентов дополнительных усилий всегда приводят к пятидесяти процентам большего комфорта.
Ветер больше не был заметным шумом. Вместо него шелест нейлоновой одежды и наше с ним кашель и шмыганье носом.
Пещера начинала напоминать паровую баню, поскольку наше дыхание висело облачками в замкнутом пространстве. Рукояткой лопаты я выкопал небольшой туннель. Мне нужно было видеть дом, и нам нужна была вентиляция. Свет свечи не был виден прямо из дома, поскольку он находился низко и в нише; оставалос