— Андрей, кажется, ты тут за старшего? — сбежал по сходне Садык.
— Ну?
— Мы, наверное, всё-таки у вас останемся. Не знаю, насовсем, не насовсем, но пока не осмотримся, точно останемся.
— Тогда присоединяйтесь к разгрузке: мясных консервов мы полную машину нагребли. Ну, и замороженную коровью ногу в кузов забросили в расчёте на ближайшие несколько дней. Разгрузим — Максимыч вам постельное бельё выдаст. Он у нас теперь кем-то вроде коменданта на брандвахте.
Ну, спасибо, братка, за назначение на официальную должность. Смеюсь, конечно…
12
После разгрузки Андрей с Серёгой, намаявшиеся за сутки больше всех остальных, снова ушли спать, а мы с Наташей остались «на хозяйстве». В основном, разговаривать с людьми. И не только отвечать на интересующие тех вопросы. Поговорив с «женой» (всё-таки не привык я ещё к нашему с ней статусу семейной пары), я убедил её в том, что надо разобраться, кто на что годен, у кого какие знания и таланты, кто чем дышит. То ли моя доармейская активность по комсомольской линии сработала, то ли пресловутые скрытые резервы организма переключили мозги на работу в этом направлении.
Проще всего с Васькой и Ритой: оба школьники, и за плечами ничего не имеют. Пока полезны будут только «на подхвате». Данилыч — бывший пограничник-радист, водит машину, хорошо знает Уфу, умеет работать руками и по электронике, и по строительным делам. Я — бывший мотострелок, охранявший ракетные шахты, а значит, имеющий довольно неплохую армейскую подготовку. По образованию автомобилестроитель, по опыту работы — водитель-экспедитор, также хорошо знакомый с деревообработкой и «электропроводкой» (и тому, и другому отец научил). Наташа — ни дня не успевшая поработать по специальности, но ещё очень хорошо помнящая институтские учебники инженер-машиностроитель. Серёга — матрос. Просто матрос, успевший отслужить срочную службу на Балтфлоте.
Это по «старожилам». По «новеньким». Шамиль. Торговый работник и по образованию, и по сути. «Белобилетник» из-за плоскостопия. Красноречив, что называется, «мёртвого уговорит». И «бревно» раскрутит на секс. Оля Бородина. Бл*дь первостатейная. Но не путана, а «честная давалка», для которой «интересен сам процесс». По образованию и специальности — кулинар. Не «выпускник кулинарного техникума», как у Хазанова, а самая настоящая, работавшая в кулинарии. Любит и умеет печь торты, прекрасно их оформлять. И вообще обладает художественными способностями и неплохо готовит. Её хахаль (не постоянный любовник, а именно случайно оказавшийся «под рукой») Виктор Латыев. Экскаваторщик, дорожный строитель. Бывший деревенский житель, а значит, много чего умеющий делать руками. В армии служил артиллеристом. Светлана Юлдашева. Бухгалтер-экономист. Кстати, мгновенно взяла под опеку Риту. Видимо, чтобы переключиться с переживаний о сыне, который поехал с классом в Питер посмотреть на белые ночи. Юля Фельдман. Бывшая одесситка, попавшая в Уфу по распределению. Товаровед, разбирается в стройматериалах и, как утверждает Шамиль, немого — в строительных инструментах.
Теперь «супер-новые». Садык Сабиров. Ремонтник автобусного предприятия, моторист. Любитель походов, заядлый рыбак и охотник. Кстати, услышав о том, что тут, в затоне, то ли щуки, то ли сомы пожрали дохлых чаек, уже собрал спиннинг, имевшийся в байдарке, и бросает его с дальней от нас части палубы. Служил в танковых войсках. Женя Колющенко. Бывший десантник, ныне охранник Салаватнефтеоргсинтеза. Надя Бивалькевич, работница аптеки, провизор. Это, для незнающих, специалист по медицинским препаратам. Год, как после института, вышла замуж и развелась ещё во время учёбы. Лиля Икрамова. Та самая, что всё не хотела верить в случившееся. Швея в мастерской. Подружка Садыка. Люся Вострецова, нормировщица Нефтеоргсинтеза, подруга Евгения. Её дальняя родственница Римма Вафина, выпускница сельхозтехникума, работающая продавцом в гастрономе.
Примечательно, что ни у кого, кроме Серого, в Уфе нет родителей. Впрочем, у Серёги Руденко их уже тоже нет.
На плеск воды мы внимания не обратили, а вот оживлённые голоса, загудевшие внутри «гостиницы», привлекли внимание. Оказалось, Сабиров таки сумел выудить судачка, весом килограмма полтора, и теперь его подружка суетилась «организовывая тару и всё необходимое» для ухи.
— Ушицу она любит! — подтвердил довольный удачей «живчик».
В общем, уже через час, в сгущающихся сумерках, все, кроме спящих, дружно «фыркали» горячую, наваристую «рыбную похлёбку» (для настоящей ухи не хватает морковки, картошки, зелёного лука и укропа, как объявила Лиля). Хлебали и посматривали на зарницы надвигающейся, как и предупреждал наш «метеоролог», грозы.
— Сколько, всё-таки, времени и усилий экономит семейная жизнь, — со смехом объявила мне Наталья, когда мы, наконец, угомонились. — Потёрлась грудью о мужчину, забросила на него ногу, и вот тебе секс. И не надо голову ломать, как сделать так, чтобы мужчина поверил, будто, он тебя уговорил, а не ты этого хотела так, что зубы сводит.
— Ага, — подтвердил я. — Погладил женщину по попке, притянул к себе, поцеловал за ушком, и не надо полвечера к ней подкатывать, боясь спугнуть.
— Так ты, значит, меня целуешь только ради того, чтобы секс получит? Ах, ты подлый!
— Нет, нет и нет! Мне вообще нравится тебя целовать. Хоть в губы, хоть за ушком, хоть в шею, хоть в грудь, хоть в живот, хоть там…
— Вовка! Ты садист! Не напоминай, дай хоть передохнуть. Давай оставим все эти поцелуи в интимные места, особенно в то, до утра. Я уже предвкушаю, какое обалденнное пробуждение ты мне ими устроишь. А пока давай послушаем, как приятно шуршит дождь.
Вот именно: барабанная дробь градин по металлической крыше сменилась приятным шуршанием капель. Успокаивающим, умиротворяющим, убаюкивающим.
Оно нас и убаюкало. Правда, мне пришлось среди ночи подорваться, чтобы сбегать на унитаз. Да, да, на самый настоящий. Как мне говорил брат, до того, как трест провёл перепланировку помещений и отремонтировал брандвахту, в «комнате для размышлений» имелась сантехническая конструкция, более напоминающая банальную «дырку в полу», на которой требовалось восседать «в позе орла». Ну, и писсуар появился, чем сейчас женщины, составляющие половину населения нашего «Ноева ковчега», велми довольны: мужики ведь нередко переоценивают свою меткость, мочась в унитаз стоя.
Ещё по пути в сортир, который тут по-морскому величают гальюном, обратил внимание на свет, пробивающийся из щели дверей радиорубки. Так что на обратном пути не поленился сунуть в неё нос.
Книжек про морские приключения я в юности прочитал немало, так что хорошо помню, что на боевых кораблях радиорубка всегда заперта, даже когда в ней дежурят радисты. Но то ли Андрей посчитал, что мы не на боевом корабле, то ли поленился запереться. В общем, когда я приоткрыл дверь, то увидел его, сидящего в наушниках и крутящего ручку настройки приёмника. Движение воздуха он ощутил, повернул голову и, увидев мою морду, махнул рукой: «заходи».
— Поймал что-нибудь?
— В основном, вояки. Шарашат телеграфом какие-то шифрованные буквенно-цифровые комбинации. Но тоже очень и очень мало в сравнении с тем, что раньше было. Вещательных КВ-радиостанций не поймал ни одной. Какая-то жизнь появилась в любительских диапазонах, но у меня с английским не очень хорошо, «в объёмах школьной программы», так что понимаю урывками. Наших радиолюбителей не поймал ни одного, но это вовсе ничего не значит. Часть из них могла и морзянкой по-английски стучать, а часть либо спать легла, либо не проснулась. Зато частоты для передачи сигналов SOS забиты полностью. Однотипные сообщения: погибшая команда, не могу двигаться, отказ систем управления. Любители-коротковолновики во всём мире жалуются на практически вымершие города и более мелкие населённые пункты, сгоревшую электронику, жуткие техногенные катастрофы. В Штатах и Мексике, на которые пик излучения пришёлся на разгар дня, как я понял, всё намного хуже, чем везде. В общем, прав оказался Васька: именно этот чёртов протуберанец, почти долетевший до Земли, во всём виноват.
Да уж! Где-то в глубине души всё-таки ещё теплилась надежда на то, что приключившийся катаклизм локальный, а в других местах ситуация намного лучше. Что стоит лишь немного переждать, и со временем всё наладится, вернётся к нормальной жизни. Не наладится. Не вернётся. И «пережидать» нам придётся до окончания нашей жизни.
Фрагмент 7
13
— Людям об этом рассказывать будешь?
— А чего ты на одного меня пытаешься ответственность свалить? — вдруг психанул брат, вынул из распечатанной пачки «Ту-134» сигарету и принялся нервно жевать её фильтр.
Я даже растерялся.
— Да ничего я на тебя не сваливаю. Просто ты сразу же принялся распоряжаться нами, и я считаю, что это правильно: всё-таки ты в дежурной смене был старший, а мы — я, Наталья, Васька, Венерка — тут вообще никто, случайные люди.
— Все мы тут случайные люди. И гонять я вас начал только затем, чтобы самому хоть как-то в себя от шока прийти.
— И ведь неплохо получилось, как я понял. Дай сигарету, мои в каюте остались.
Андрей порывисто толкнул ко мне пачку.
— «Неплохо»… Да у меня до сих пор ледышка вот тут морозом обжигает, когда вспоминаю, как Валю и Танюшку землёй закидывал, — хлопнул он ладонью по левой стороне груди. — Будь сердце послабее, Серёге и меня пришлось бы в той самой яме закапывать. Это для тебя сёстры — этакое отвлечённое понятие: ну, существовали они где-то в сотнях километрах от тебя. А я всю жизнь рядом с ними прожил, всю мою жизнь они где-то рядом были, то словом, то делом помогали. А теперь… Теперь где-то в кирпичных коробках гниют, и я не могу даже похоронить их.
И что, скажете, делать? Орать про то, что все в такой ситуации, и сам я не в состоянии отдать последний долг собственной матери, сестре, другим родственникам, которые для меня значат ничуть не меньше, чем родные сёстры Андрея для него? Кому этот ор нужен?