Господи, с кем обороняться-то? С горсткой перепуганных женщин, большинство из которых никогда оружия в руки не брали? Если не считать учебного на уроках НВП. У кого в школе оно было. Ну, хорошо: Наталью я немного поднатаскал обращаться с пистолетом Макарова и «калашом». Но реально она ни из того, ни из другого не стреляла. Надя Бивалькевич, как военнообязанная, стреляла в институтском тире из «мелкашки». Ах, да. Лиля Икрамова говорит, что её брат научил стрелять из «газовика». «Почти такого же», как я нашёл в кармане у Шамиля перед тем, как попросил девчонок перекатить его тушку на кусок полиэтилена и замыть кровь на полу. Стены брандвахты достаточно тонкие, и если какая-то из них высунет нос в окошко, чтобы пальнуть, то её с лёгкостью «снимут», прострелив стенку ниже окна. Если у «партнёров» имеется что-нибудь серьёзнее обреза или даже двустволки. Да даже из ружья пуля с пятнадцати-двадцати метров пробьёт её «на счёт раз».
Рассчитывать можно только на самого себя. А значит, нельзя позволить убить себя. Не только потому, что своя шкура ближе к телу, и дырки в ней, не предусмотренные конструкцией, штуки очень болезненные. Это значит, наше имущество всё равно достанется другим, но уже в придачу с моей тушкой. И мразь Фельдман точно отыграется на остальных женщинах. И в первую очередь — на Наташе, чтобы отомстить мне.
— А может, всё-таки отдать им что-нибудь, чтобы нас не трогали?
Это Вафина. Девочка явно невеликого ума. К тому же, перепуганная нашей с Мусихиным стрельбой и угрозами Юльки.
— Римма, включи мозги! Если их впустить на брандвахту, тогда они заберут всё. Просто грохнут меня, чтобы под ногами не мешался, и заберут.
Пистолеты — Наталье и Лиле. Остальным, пригодным хоть к чему-то, автоматы, у которых лично выставил переводчик огня на стрельбу одиночными и приказал не касаться оружия до первого выстрела снаружи.
Почему именно такое распределение оружия? Да потому, что пистолет нужно ещё и уметь держать. Нам в части при обучении обращению с ним всю плешь проели тем, что при неправильном хвате затворная рамка «пестика» вырывает мясо между большим и указательным пальцем. А у автомата, если его не совсем уж извращенческим способом держать, дёргающийся при выстреле затвор ничего не повредит.
Пригодные хоть к чему-то — это Надежда и Фая. Туповатая и перепуганная Римма и малолетняя Рита — вне игры. Какое им оружие? Пусть молча валяются под кроватями и не шевелятся. Молча! Без каких-либо панических визгов, на чём я особо настоял.
— Девочки, ваша задача — просто лежать на полу и раз в пять-десять секунд стрелять в открытое окошко. Повторяю: просто лежать и время от времени стрелять в воздух. Неприцельно. Просто для того, чтобы снаружи были слышны выстрелы. Если узнаю, что кто-то решил геройствовать и высовывался в окошко, чтобы в кого-нибудь попасть, самолично отхожу вот этим ремнём по голой пятой точке! И хоть зажалуйтесь после этого своим мужикам: мне кажется, они не только меня одобрят, но и сами добавят.
— Что, Мохначёв, на чужие женские задницы полюбоваться захотелось?
Вот язва!
— Ревнуешь? Значит, любишь.
— Да люблю, люблю! Вынудил всё-таки признаться…
А ведь верно. Никогда моя ненаглядная мне таких слов не говорила.
— И я тебя люблю. Но слова про наказание за «героизм» и тебя касаются. Ты мне нужна тёпленькая, а не остывшая, как Шамилька.
Ну, вы помните нашу семейную хохму про то, что два индейца под одним одеялом не замёрзнут.
— И ты себя береги. Ты же, как я поняла, «гостей» на открытой палубе будешь встречать.
На палубе. Но не на такой уж и отрытой. Хотя, конечно, с «укрытиями» на ней пришлось повозиться, нагромождая всякий хлам. Включая, например, «столовский» обеденный стол с толстой алюминиевой столешницей, который мы с Наташей приволокли, уложенный набок мангал, одну из лавок, сколоченных из доски-пятидесятки, бухту пенькового троса. В общем, будет за чем укрыться с началом перестрелки.
А в том, что она состоится, у меня нет ни малейшего сомнения. Это придурок Шамиль с идиотским газовым пистолетом бегает в надежде на то, что наживётся на наших запасах, и его после этого в живых оставят. А я бы, по нынешним временам, имея их или «рыжьё» (он же даже договор подготовил, в котором прописано, сколько ему должны передать золота после сделки! В его понтовитой папочке лежал), без трёх-четырёх «стволов» не рискнул бы такое возить.
О том, что в нашу сторону едут чужаки, известил выстрел из ружья. Дед службу знает, вот и пальнул в воздух, как мы договаривались, когда он заселялся в «выморочный» дом. Еле успел разложить рядом с баррикадой собственный арсенал: два автомата (чтобы не возиться с заменой магазинов), ещё один карабин, так полюбившееся мне четырёхзарядное ружьё. С пулями во всех патронах. Избыточно, конечно, поскольку вряд ли перестрелка затянется дольше, чем на пять-десять минут. Но лучше уж пусть останется, чем не хватит.
— Всё, девчонки! По местам. Напоминаю: лежать на полу тихо, как мыши, чтобы вас никакой шальной пулей не зацепило. И, когда стрельба начнётся, очень редко стрелять в открытое окошко. Будет сильно бить по ушам, но терпите.
«Камазов» целых три. А перед ними новенькая чёрная «двадцать девятая» «Волга». С её переднего пассажирского сиденья вылезает счастливо улыбающаяся фиксатая морда.
— Мужики, не соврал Шаймулло про то, что баб будет на чём везти, — тычет он пальцем в «Рафик», на котором салаватцы собирались ехать домой.
«Мужики» разнокалиберные, от восемнадцати до примерно сороковника, как этот золотозубый. Автомат только у одного. Но не «Ксюха», а армейский АКМС. Очень серьёзная машинка. Куда более мощная, точная и дальнобойная, чем наши «укороты». У пары выбравшихся из грузовиков — нормальные, необрезанные ружья (не понимаю придурков, которые ради удобства ношения обрезают не только приклады, но и стволы, превращая тем почти полноценное оружие в этакие мега-пистоли, годные для стрельбы метров на десять, не больше), у главаря — кобура с чем-то, более крупным, чем ПМ. Судя по размерам, даже не ТТ, а, скорее всего, «Стечкин». Не штатная деревянная, а именно кожаная. Такие, насколько я знаю, обычно использовали оперативники. Ещё у двоих, приехавших в легковушке, включая водителя, тоже пистолетные кобуры, но точно «пээмовские».
— А где сам Шаймулло?
Это фиксатый уже мне кричит.
— Посрать ушёл. Просрётся и появится.
Вместе с водителями грузовиков — десять человек. Четверо вылезли из «волжанки», по два человека из каждого «Камаза». Дружно ржут. Как будто речь идёт о чём-то донельзя позорном, а не об естественной функции организма.
— А ты кто?
И тут меня что-то дёрнуло соврать.
— Василий.
— Понятно. Этот… засранец говорил, что на его корыте будет только какой-то пацан по имени Васька. Только на пацана ты уже не очень похож. Но всё равно, Вася, давай, опускай эту лестницу. Мы пока, как договаривались, ваших баб в маршрутку погрузим, а потом и товар таскать начнём.
Вот же тварь! Он, оказывается, и женщин наших продал!
— Ребята, стреляйте в него! Он Шамиля убил! Он ничего вам не отдаст!
Голос Юльки хоть и ослаб после полученных ранений, но его слышно даже мне. А уж этим… «партнёрам» сквозь открытые окна кают — и подавно.
Сучка! Всё-таки набралась сил, чтобы подняться с кровати и нагадить нам.
Какой-то невнятный шум и ослабленный расстоянием и стенами пистолетный выстрел. Но я уже ныряю с лавки на палубу, за бухту каната, поскольку понимаю, что сейчас начнут стрелять и по мне.
Фрагмент 13
25
Первая цель — автоматчик. У него — самое опасное оружие, кроме того, он уже рванул АКМС, болтавшийся на ремне на боку, и возится с тугой планкой переводчика огня. Всплеснул руками и валится на спину: тридцать-сорок метров — не расстояние для самозарядного карабина Симонова, у которого заранее и предохранитель снят, и патрон в стволе.
Фиксатый, похоже, самый опытный, поскольку, пока я переводил ствол в его сторону, успел метнуться за «Волгу» и нырнуть на землю «рыбкой». Значит, бью по тем, кто с ружьями. Первый. Второй, успевший даже вскинуть оружие. Брандвахта грохочет довольно дружными, хотя и разнобойными выстрелами, и теперь на земле уже все «покупатели».
На мгновенье из-за кормы «баржи», как зачастую называют «Волги», показывается голова главаря. Но высовывается он, чтобы открыть огонь по мне, над крышей машины. Лупит одиночными, но часто-часто. У него в магазине двадцать патронов, может себе такое позволить. Вжимаюсь в палубу, поскольку пули свистят практически непрерывно. И, дождавшись паузы, перекатываюсь за стол с двухсантиметровой алюминиевой столешницей. Которая отзывается на новые выстрелы металлическим звоном и появляющимися на его внутренней поверхности вмятинами.
Я спрятался, но стрельба с брандвахты продолжается. Поэтому, как мне видно сквозь промежутки между элементами «баррикады», все перемещаются исключительно ползком. И двое с пистолетами палят из них по стенам плавучей гостиницы.
Перебрасывать карабин на другую сторону стола долго и неудобно. Поэтому я хватаю одну из «ксюх». Очень уж удачно лежит водитель «волжанки». Готовченко! Но главная моя задача — не подпустить никого к автомату, отлетевшему в сторону, когда я подстрелил его владельца.
Понял то, что сможет меня «достать» из автомата и «фиксатый». Опытный, гад. Метнулся, подхватил оружие и продолжает перекатываться дальше. Прикатился. Вопль от пули, угодившей в плечо. Вторая пуля в прижавшуюся к земле голову: я на палубе всё-таки чуть-чуть выше, чем он на вытоптанной и укатанной колёсами площадке.
Мой выстрел слился с грохотом ружейного. И тут же второй. Похоже, до оброненного ружья добрался невооружённый грузчик. Расстояние до стрелявшего — метров тридцать-тридцать пять. Дробь разлетелась очень широко, так что сразу же обожгло левую руку, плечо, лицо. По щеке сразу же потекло, но на то, чтобы побороть болевой шок, понадобилось три-четыре секунды. И после двух щелчков СКС этот тоже затих.