надрываясь, спокойненько конапать себе потихоньку, и молодец!
Понимаешь, ведь у нас тоже до войны так было! Сидели в офисах, обсуждали тряпки. Вот и досиделись!
Знаешь, моя тётка, материна сестра, старшая, смотрела на всё это и приговаривала: «Чем одёжней, тем безнадёжней». Она умная женщина, верующая…
В Москве я сразу на разных сайтах, где работу предлагают, объявления дала, ввязалась в какие-то проекты…
После выжженного Мариуполя, после недель в подвале, трупов на лестницах и возле подъездов, бродячих собак, пожиравших эти трупы…
Даша сбилась и неровно дышала.
– В общем, я не могла спать – и работала, работала, работала! Вела сразу по два-три проекта, для телеканалов, студий документального кино, даже для элитных свадеб и дней рождения сценарии писала…
Тем более что богатые придурки и у вас, и у нас одинаковы, вкусы одни и те же, да и сами они – одни и те же.
Там война, кровь, смерть – а они перетекают туда-сюда, как ртуть в градуснике.
В общем, растолкала я тогда многих в нашей профессии, но и сама была еле жива.
Это ты меня сейчас лягушонком в коробчёнке зовёшь, а увидел бы тогда, в чём душа держалась…
Тут и появился он, на большой чёрной машине, из областной администрации, что-то там с компьютерной безопасностью.
Попросил за меня, взяли на хорошее место, в Долгопрудный.
По деньгам выходило то же, а беготни и бессониц в разы меньше.
Вот я и прижилась, и на новой работе, и у него…
Правда, не совсем у него, он был женат. (Кстати, и почему вы все женаты?)
Но в этом июле он пропал, перестал отвечать на звонки, заглох в Телеграмме…
В общем, я думаю, укатил с какой-нибудь очередной за границу, куда ещё разрешают сейчас. А может и с семьёй уехал… Вот я и уплыла. От него, – весело закончила Даша и поцеловала Акимку в нос.
– Ты не ревнуешь?
Женатому Акимову стало не по себе, он вдруг почувствовал, как всё их счастье задрожало, закачалось сейчас на волжских волнах, стало стукаться о причальную стенку, как ненадёжный детский кораблик. Он даже головой затряс, чтобы столкнуть с себя это наваждение.
– Нет, милая, что ты, прости меня! Я просто уже не верил, что смогу быть так счастлив… Ты же сама говоришь, что сделана специально для меня. Девочка моя…
И он начал целовать её с новой силой, как будто не было у них ещё этого сумасшедшего утра!
В Ярославле они, естественно, барбадосского рома не нашли, но проверенный «Гаванна Клуб» был тоже хорош, а для Даши Аким специально высмотрел южноафриканский «Сирах», сухой, но при этом густой и терпкий. С жирафом на этикетке.
– Ночи становятся холоднее, – пояснял он Даше по дороге к причалу, – «Сирах» (он же «Шираз») будет сегодня греть тебя изнутри. А я снаружи…
То, что это Южная Африка, – гарантия живого винограда, а не виноградного порошка.
Знаешь, хозяева этого мира (во всяком случае, они так считают) сознательно увезли виноградники из Старого Света.
Слишком уж наловчились итальяшки и французы за последние века из тонны винограда делать по двадцать тысяч литров вина. На продажу.
И какой там отжим – первый, второй, третий – сегодня уже не разберёшь.
Вот хозяева мира и увезли виноделие для себя – на новые земли.
Ротшильды в Южную и Северную Америку (Чили, Калифорния), а Рокфеллеры в Южную Африку.
Хочешь пить настоящее вино, бери эти страны. Хотя там тоже подделок хватает, чилийское, например, уже на моём веку испортилось. Ну или наше ворьё, поставщики-экспортёры, испортили. А вот Южная Африка, да и Австралия – эти пока держатся…
– И откуда-то ты всё знаешь? – дурашливо протянула Даша.
– Живу долго. Пока тебя не нашёл, много времени было… – ответил серёзно Егор.
…Ночью Даша взобралась Акимову на колени, лицом к нему, склонила голову, щекоча ему глаза и нос коротко постриженными волосами, и, медленно целуя, сказала:
– Спасибо, милый! Твой «Сирах» и правда греет меня… А теперь погрей и ты, изнутри… А то ведь я, глупенькая, ничего не пододела снизу…
Их сумасшедшее счастье медленно и томительно кружило по пустынной площадке на корме теплохода, и всё то, чего не было и никогда не могло быть в их жизни, оказывалось рядом – на расстоянии дыхания, ищущих губ, маленькой, судорожно сжатой в сладкой муке руки.
…А потом была Кострома.
– Девочка моя, сегодня поедем со всеми, сегодня – Ипатьев монастырь. Женский.
– Я в монастырь ещё не собираюсь, – балбесничала Даша. – Да и ты меня не отпустишь.
– Не отпущу, но с собой возьму, на экскурсию. Понимаешь, милая, здесь, в Костроме, в Ипатьевском монастыре, всё начиналось – всё, за что мы сейчас воюем.
– Тогда расскажешь?
– Уже рассказываю…
Они отыскали женщину с табличкой номер «4», это была их группа, сели в удобный экскурсионный автобус и поехали по древнему русскому городу – к древнему русскому монастырю…
– Какое чудо!!! – Даша восхищённо рассматривала роспись Троицкого собора монастыря. – Почему они не разрешают фотографировать?
– Деньги.
– Да какие это деньги? По сто рублей за разрешение. Вот в Италии, Джотто, пожалуйста – фотографируй…
– Кто это тебе сказал? Там за фотосъёмку сразу на гильотину. Или это во Франции…
– «Работы по росписи Троицкого собора были начаты в 1654 году, – рассказывала экскурсовод, – стены храма расписывала артель костромских художников под руководством одного из лучших мастеров того времени, Гурия Никитина.
Роспись Троицкого собора Ипатьевского монастыря – одна из последних работ этого выдающегося художника (дата его рождения неизвестна, а умер он в 1691 году). Все сюжеты росписи объединены в три главных цикла – основные догматы христианства, земная жизнь Христа и Деяния апостолов.
Все фрески многофигурные, с большим количеством действующих лиц. Роспись выстраивается как единый декоративный ансамбль…»
– А почему ты про Джотто вспомнила?
– У этого Гурия Никитина такой же глубокий тёмный синий, как у Джотто.
– Скорее у Джотто такой же. Пишут же про него в справочниках: «преодолевал византийское влияние».
Вот он преодолевал, а Гурий Никотин продолжал, так что все права на первородство глубокого синего у него.
– Рублёв тоже продолжал, а у него светлый, небесно синий…
У Акима перхватило горло, откуда эта девочка из Мариуполя, телевизионщица, поломанная войной – могла всего этого набраться?
Он с нежностью посмотрел на Дашу и притянул к себе, сжимая маленькую её лапку в своей покалеченной руке.
– И откуда-то ты всё знаешь? – поддразнил он её.
– Ага… – включилась в игру Даша, – тебя долго не было, вот и набралась. А если серьёзно – друзья-художники натаскали, у нас же до войны культурная столица была, юг, все дела. К нам и приезжали, россияне, кстати, тоже. Кафе, выставки…
– Я себе представляю! Зелёные квадраты и какая-нибудь закрученная хрень из арматуры под названием «вечное либидо»!
Аким сказал это не без ревности и замолчал, Даша поняла это.
– «Впервые костромской Троицкий монастырь упоминается в летописи в 1432 г., – продолжала гид, – в связи с описанием междоусобной борьбы за великокняжеский престол, которую вели галицко-звенигородские князья. Однако основан он был значительно раньше.
Согласно одной из версий, монастырь около 1330 г. основал знатный татарский мурза Чет, родоначальник рода Годуновых, бежавший из Золотой Орды к Ивану Калите. Монастырская легенда, записанная в XVI в., рассказывает о том, что, когда Чет плыл по Волге, он тяжело заболел и вынужден был сделать остановку. Во сне Чету явилась Богоматерь с апостолом Филиппом и священномучеником Ипатием и обещала исцелить мурзу, заповедовав ему построить обитель в честь апостола Филиппа и священномученика Ипатия. Чет получил исцеление от своей болезни и по прибытии в Москву принял православную веру, получив при крещении имя Захария. Он испросил у великого князя разрешения на закладку монастыря во имя святителя Ипатия на месте чудесного исцеления. Первоначально был построен храм Святой Троицы, затем храм Рождества Пресвятой Богородицы, несколько келий и мощная дубовая стена.
Захарий стал родоначальником костромских вотчинников Зерновых, Сабуровых, Шеиных, Вельяминовых-Зерновых и Годуновых – знатных боярских фамилий, покровителей монастыря.
Есть и другая версия, согласно которой монастырь основал в 1275 г. князь Василий Ярославич по прозвищу Квашня, брат Александра Невского, ставший уже великим князем владимирским, но предпочитавший жить в Костроме. После смерти князя Василия и упразднения Костромского княжества монастырь оказался под покровительством рода Годуновых. По этой версии, создание Ипатьевского монастыря выпадает на период возвышения Костромы как удельного княжества. А в XIV – начале XV в. Кострома приобретает значение одного из опорных пунктов княжеской власти.
В XVI в. Годуновы заняли первостепенное место при царском дворе. Их приход к власти сопровождался щедрыми пожертвованиями Ипатьевскому монастырю. Пожертвования Годуновых и других лиц к концу столетия увеличили земельные владения монастыря вчетверо. По количеству таких владений монастырь занял четвертое место в ряду крупнейших русских монастырей.
В этот период происходит бурное развитие монастыря. Вместо деревянных церквей и стен воздвигнуты величественные каменные сооружения, в том числе Троицкий собор. В монастыре была создана мастерская живописи, собрана большая библиотека книг и рукописей, в их числе находилась знаменитая Ипатьевская летопись. Расцветший Ипатьевский монастырь стали называть «преименитой лаврой».
– Ладно, хватит дуться, Большой! – Даша в последнее время стала звать Акима «Большим», и ему это нравилось. – Я ведь специальная твоя девочка.
Он тихо прижал её к себе.
«Волос уже седой – и в бороде, и на голове, смерти в глаза смотрел. А всё никак не поумнеешь, – выговаривал себе Егор, – нашёл такое чудо, и всё туда же – ревнуешь. К каким-то мальчишкам!»