Было непонятно, кого он спросил – командира группы или Акима.
– Налаживать связь, – ответил за себя Аким, приваливая рейдовый рюкзак с карематом и спальником к дереву.
Возрастные разведчики, которых Аким давно знал и определял «сорок плюс», стали не торопясь тоже раскладываться. А вот молодёжь занервничала.
Тут ещё подошли одетые по гражданке соседи, сказали, что они с миномётки из соседней бригады.
И давай подсыпать пороху в огонь:
«Это правда, мобики справа опять снялись с позиций и ушли…
А их миномётку выбросили в чистое поле, без консолей…
Надо учиться стрелять, как в 41‑м году – по азимуту…
Хохол теперь запросто может зайти во фланг…
В общем, братва, приплыли!»
Аким смотрел на этих одетых в гражданку воинов и думал: «В 41‑м бы вас за такие речи здесь, в посадке, и прикопали. Без суда и следствия. По законам военного времени».
Молодые разведчики слушали внимательно.
Неугомонные «Дэ тридцатые» накидывали хохлу так, будто Берлин брали.
– Куда бьют? – напоследок ругнулся кто-то из «урала». – В поля, что ли? У нас на позициях всё это над головами летит. И над хохлом тоже.
Снаряды списывают, что ли?..
Отвоевавшие уехали.
Аким окликнул молодых:
– Вы чего там к «буханке» прилипли?
Те уже копошились возле стоявшей к кустах машины, что-то там шаманили с зажиганием. Руководил ими группник.
«Правильно, проверяют исправность на всякий пожарный», – решил Аким и сел на радейку.
Всё остальное произошло стремительно, пока старые раскладывались и осматривались на «ноле», молодёжь запрыгнула в «буханку», забрала с собой теплаки и пулемёты, единственный ночник, и рванула следом за «уралом».
Аким и старые бойцы застыли с раскрытыми ртами.
– Куда?
– Налаживать связь! – донеслось из облака пыли.
– Так есть же связь, – хотел было крикнуть Аким, но тех и след простыл.
Из пополнения осталось только семеро, включая Акима: Молот, Паук, Софрон, Сталь, Эрнесто и Крым.
Зам командира по боевой, когда связались с ним и доложили расклад, приказал:
– На НП у нас остались наблюдатели. А вы ждите до утра. Охраняйте пока сами себя.
В скором времени слова Молота начали сбываться, зашуршала ответка по нашей арте – сначала из ствольной, а затем и половину пакета из реактивной положили за спины разведчикам.
– Девятнадцать, двадцать… – досчитал Сталь.
– Вроде накрыли наших.
– Пойдём посмотрим?
Разведчики, отряхиваясь, поднимались с земли, хохол насыпал по полной, прямо вот чуть-чуть не за шиворот.
Но не прошло и нескольких минут, как наши «дэ тридцатые» опять заработали.
– Бессмертные они, что ли? – радостно восхитился Крым.
– Надо пойти посмотреть на ребят! – согласился Аким.
Но не пришлось.
Сентябрь уже вошёл в свою середину, и если днём ещё было жарко, то ночи стали не просто холодными, но и стремительными.
Темнело на глазах.
Посадка была ещё не прорежена вражеской артой, наш отчаянный артдивизион встал за ней не так давно и в полной мере ещё не успел огрести, поэтому на «ноле» было густо.
Разведчики рискнули, пока не стемнело, по «серому» вскипятили себе чайку, заварили «роллтонов», разогрели армейских консервов.
Выбор был царский.
Похоже, с этой площадки забирали не только их батальон.
Почти с ходу в кустах нашли две коробки со всевозможными армейскими припасами. Брошенные второпях.
Дальше больше.
Пока грелась еда, хозяйственный Софрон пошёл по ближайшим зарослям.
– Братцы, – то и дело слышалось из кустов, – кому берцы новые нужны? О, костюм разведчика!
Пока не стемнело, бойцы здорово подмародёрились.
Софрон, золотое сердце, надыбал для товарищей и одёжку, и обувку. Новую, оставленную впопыхах.
– Паук, ну ты додумался на позиции в «ловках» ехать. Примеряй берцы! Не надёванные.
– Здорово они отсюда тикали, а? Всё побросали!
Боевитый Сталь налегал на оружейку, уже штук пять найденных «эфок» лежало на его спальнике, когда он появился из кустов с новеньким запечатанным цинком:
– 7,62, на ПК.
– Живём, братцы!
После еды и удачных приобретений настроение пошло в гору.
Связь работала, как всегда – то потухнет, то погаснет. Но иногда появлялась, и разведчики слышали разговоры своих – пока всё было в порядке.
Хохол во фланг не заходил, танковые клинья Гудериана не рвались к Москве.
Бегство молодняка стало самой обсуждаемой темой, неиссякаемой, как длинная осенняя ночь.
– Сейчас, наверное, в тёплом доме сидят, чай пьют.
– С апельсинами!
– Да нет, я думаю уже Светлодарск проехали, на Луганск путь держат.
– Бензина не хватит.
– А они конфискуют по дороге – на нужды армии.
– Это правильно, наступление – святое дело.
– У кого наступление?
– У хохла…
Дружный гогот немного демаскировал расположение группы, но несмолкающий грохот соседских гаубиц всё равно перекрывал его.
– Вот вы смеётесь, а они ещё и медали получат!
– Как пить дать получат!
– А про нас скажут: «а эти водку пить остались».
– Так и скажут.
– А хорошо бы сейчас…
Всё-таки прав, тысячу раз прав оказался замкомбата, воюющий с четырнадцатого года:
– Мои-то алкоголики будут держать позиции, а вот эти нарядные мальчики – посмотрим…
Матёрый вояка скептически относился к бойцам, которые половину своей зарплаты тратили на модные тактические приблуды: навороченные банки, коллиматоры, баллистические шлема и прочее.
В войне, где людей выкашивала арта и кошмарили дроны – приборы для бесшумной стрельбы и продвинутые снайперские прицелы были не самым важным для пехоты, которая должна была под огнём тупо стоять на своих позициях и не сдавать их нацистам.
Договорившись о графике дежурства, разведчики стали укладываться.
Народ был стреляный, поэтому карематы со спальниками разложили метрах в семи – десяти друг от друга. Чтобы случайный снаряд или мина не похоронили всех сразу.
Но заснуть долго не могли. Всё услышанное и увиденное за день, бегство товарищей, не смолкающий грохот гаубичного дивизиона за спиной – всё это мешало уснуть.
Кстати, помимо гаубиц наши накидывали хохлу тоже с разного. Танчики и новенькие «трёшки» не раз проносились мимо, отработав по врагу.
Время от времени земля вздрагивала, это 240‑мм «тюльпаны» расцветали в темноте феерическим цветком, закидывая свидомитам стотридцатикилограммовые семечки.
К полуночи все, кроме дежурившего Акима, уснули.
Ближе к часу раздался характерный треск мотора, слышный по темноте издалека.
Буквально на них на полном ходу выскочила одноглазая мотолыга с замотанной красным скотчем фарой. Та едва подсвечивала морду тягача, про дорогу даже говорить не приходилось.
Разведчики все уже были на ногах, когда широкие гусеницы мотолыги замерли, бронированное чудовище по инерции ещё проскользило несколько метров.
Из люка высунулась голова в шлемофоне, и весёлый мехвод крикнул обступившим его бойцам:
– Это вас, что ли, забирать, братцы?
– Куда забирать?
– Вы из 27‑й?
– Нет, мы из «Вихря»…
Мотолыга продолжала трещать на холостых, пока мехвод соображал, куда его занесло.
– Сейчас со штабом свяжусь, – сказал он и нырнул вниз.
Разведчики нехорошо переглянулись. Молот постучал по броне автоматом и крикнул в открытый люк:
– Слушай, служивый, отъедь от нас подальше – от греха. А там связывайся с кем хочешь. Уж очень ты шумишь в темноте. И светишься…
Мехвод не стал перечить, сдал задом в кусты, крутанулся на одной гусенице, и скоро шум двигателя замолк.
Невдалеке, метрах в трёхстах от них.
Обсуждая происшествие, разведчики вернулись на свои лёжки.
Но поспать в эту ночь им было не суждено.
Примерно через полчаса после визита мотолыги – сначала отдалённо, а потом всё ближе и ближе послышался новый шум.
Он шёл поверху. Вражеские дроны – и на электрической тяге, и на бензиновых движках бойцам приходилось (и не раз) слышать и здесь, под Бахмутом, и на Херсонщине.
Ходили над ними и мопеды – наши «Герани», они же иранские «Шахеды», эти уверенно и неторопливо катились в вышине на Николаев или Очаков.
Новый звук не был похож ни на что, слышанное ими до сих пор.
Такое ощущение, что у них над головами летело несколько связанных крест накрест и разнесённых по сторонам, перемотанных скотчем газонокосилок.
Шум четырёх работающих винтов был непривычно громким и отчётливым.
– Это что за летающая кофемашина тарахтит? – задрал голову вверх Аким.
– Баба Яга, – спокойно пояснил Молот, – четырёхмоторный сельскохозяйственный комбайн для опрыскивания полей химикатами. Вершина незалежной инжнерной мысли. Теперь вот они нас стодвадцатыми минами по ночам опрыскивают.
– Там то ли четыре, то ли шесть сбросов… – воткнулся в разговор Крым, перед тем, как попасть в штурмы, успевший побывать бэпэлэашником.
Шум нарастал, коптер шёл внаглую – по головам и неторопясь. Подолгу зависая над одним местом, вынюхивая кого-то в темноте.
– Мотолыгу ищет, как пить дать! Срисовали они её с разведчика.
Бойцы вжимались в свои лёжки.
– Спальники застегнули и замерли! – скомандовал Аким, – так меньше светиться в тепловизоре будем.
Баба Яга, не доходя до них, сбросила сначала одну, затем другую мину.
От близких разрывов спелёнутые в коконы разведчики вздрогнули вместе с землёй.
– А может и «дэ тридцатые» ищут, – прошептал Сталь в темноте.
Коптер завис над ними, по звуку – метрах в семи – десяти, не выше.
Бойцы не дышали.
Это был не привычный, внезапный, быстрый страх в бою, а какой-то новый – медленный и мучительный, будто огромное железное чудовище склонилось над тобой в темноте и рассматривает, как в микроскоп, одиноким стеклянным глазом, думает – как бы половчее прихлопнуть тебя своей чугунной ладонью.