Есть в этом, на мой взгляд, что-то надрывное – от толстовства и старообрядчества, что, как правило, заканчивается революциями, майданами и ещё большей кровью. И тогда уже вдова при живом муже (сосланном на Колыму) хуторянка Евгения самовольно входит в пылающий храм, подожжённый комбедовскими активистами (рассказ «Крещение»). Что опять-таки возвращает нас к душепагубным аввакумовским «гарям», тоже самовольным.
Правду сказать, «старообрядческая особинка» (понятная для сложной в конфессиональном отношении области войска Донского) не становится определяющей в книге Александра Можаева (что неминуемо депортировало бы её из разряда общерусской прозы в область этнографическую).
Более того, такие произведения Можаева, как повесть «Деркул – быстрая река», рассказы «Ошибочка», «Пастухи», «Дед Серёга», «На краю России», совершенно очевидно являются лучшими страницами современной русской прозы, и здесь коротеньким обзором не отделаешься.
Так что, подытоживая, необходимо сказать, что Александр Можаев – сегодня один из немногих (если не единственный) современных русских прозаиков, в такой полноте продолжающий народно-смеховую и в то же время глубоко трагическую гоголевско-шолоховскую традицию русской литературы. Здесь, совершенно не обинуясь, проглядывают на свет Божий и «Шинель», и «Как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» (рассказ «Сумка»), и «Тихий Дон» с «Поднятой целиной» («Деркул – быстрая река»). Порой даже задумаешься: зачем Можаев с таким неведомым упорством всё пишет и пишет свою краероссийскую (почти малороссийскую) жизнь, не прячась от неё и не пряча её? С подцензурным словцом подчас, с нередким мордобоем и усталым пропойством вокруг. И понимаешь: ежели покрепче тряхнуть эту грубую хуторскую жизнь, выкатятся из неё крепкие зёрна созревших человечьих судеб; нашу же «утончённую» столичную жизнь, как ни тряси, ничего уже, кроме перхоти, из неё не сыплется.
Поэтому слава и премии, как пена по Деркулу-реке, плывут себе и плывут, увы, мимо. А Можаев стоит. Воистину – на краю России. Крайний за неё.
2021 г.
Горловка под огнём
Фронтовой репортаж из прифронтового города
Утро в Горловке выдалось «громкое», как говорят местные, «работает что-то тяжёлое». Это удивительно точное военное определение для невоенных людей – в городе из-за эха и причудливой акустики городских кварталов очень трудно точно определить на слух калибр. «Что-то тяжёлое» по-горловски значит крупнее 120 мм, и вполне может быть 152-мм «Гвоздикой» или «Акацией», а может и 203-мм «Пеоном». Не говоря уже про 230-мм «Тюльпан», от «выходов» которого многоэтажные дома, качаются, как в серьёзном подпитии. Впрочем, про «тяжёлые» сорта отечественного навесного и ствольного розария я уже недавно писал из-под Харькова.
…Накануне очередного отъезда в зону спецоперации глава администрации города Долгопрудного Московской области В.Ю. Юдин пригласил меня на встречу с волонтёрами, собирающими гуманитарку для пострадавших от боевых действий районов бывшей Украины. Не самый большой муниципалитет Подмосковья и его жители собрали около 62 тонн гуманитарной помощи, что составило почти четверть от общего сбора по региону. Рассказал молодым ребятам, собирающим помощь, что конкретно нужно людям в городах и сёлах, по которым прокатилась война, беженцам.
Чем-чем, а своим неравнодушием русский народ славился всегда, помогая всем и обогревая всех, кого затронула беда. Ну а сегодня – пришло время помогать своим и лозунг: «Русский – помоги русскому» перестал быть «призывом к экстремизму», как нас последние десятилетия учили либералы изо всех ветвей власти, оказавшиеся в решающий момент элементарными национал-предателями.
И долгопрудненцы пример воистину русского неравнодушия. Помимо централизованной гуманитарной помощи, которая идёт по линии МЧС России, сотрудники администрации и частные предприниматели Долгопрудного передали через нас ещё и адресный груз жителям многострадального посёлка Зайцево (ДНР), разрезанного линией фронта напополам.
Из Москвы выехали на двух машинах, команда собралась интернациональная. Уроженка Сирии, сотрудница арабского отдела RT Жоржина Дейр-Атани, и мы – два русских поэта, два Алексея, два секретаря Союза писателей России: Алексей Полубота и ваш покорный слуга. И если с нами всё понятно – мы с Донбассом и на Донбассе с самого начала необъявленной войны, ведущейся Украиной против русского народа с 2014 года, то история Жоржины более интересна.
Родившаяся в христианской семье Дамаска, в прекрасной Сирии – она с раннего детства видела израильские ракеты, пролетавшие над головами играющих детей. Потом к внешней агрессии добавилась «чёрная революция» внутри, выпестованный «дорогими западными партнёрами» ИГИЛ (организация запрещена в РФ).
Жоржина, русская по матери, уехала в Россию. Привыкшая к войне, но так и не привыкшая к страданию людей – она и в мирной Москве нашла применение своему неравнодушию: лично ездила кормить бездомных на Белорусском вокзале, в последнее время у неё в «окормлении» было около 150 человек. Когда увидела репортажи из Мариуполя, поняла – это тоже её личная беда. Наши общие знакомые дали ей мой телефон, и вот мы едем.
Выехали на Благовещение. Сутки, которые добираемся до границы, проходят в разговорах о русском народе, о Христе – это то, что у нас общее. Впрочем, «игил» у нас тоже общий: террористов под чёрными и жовто-блакитными знамёнами мир уже узнал, гадаем – в какие цвета ещё коллективный Антихрист, то есть современный Запад, может выкрасить своё кровавое детище. Это сравнение не ради красного словца. Рассказываю Жоржине, как украинские террористы обстреливали Горловку на Пасху, как это происходит почти на каждый церковный праздник, она грустно улыбается: «Знакомый почерк»; развязавшие войну нелюди на её родине поступали точно так же.
Кому-то может показаться натянутым определение «коллективный Антихрист», но, взглянув на одну лишь кровавую географию преступлений Запада и его разноцветных янычаров за последние десятилетия, оно становится очевидным: православные Молдавия и Приднестровье, православные Сербия и Грузия, Сирия, наконец Украина. И везде – в конечном итоге в прицеле оказывается Россия как центр мирового Православия и сопротивления коллективному Антихристу.
На КПП «Успенка» прощаемся: Жоржина со своим грузом продолжает движение по территории РФ в Керчь, чтобы передать собранное нашим военным, мы с Алексеем уходим «за ленточку», в непокорённый Донбасс.
На границе – знакомая смена, ребята узнают в лицо, но – война, поэтому проверка документов, а на таможне – досмотр машины, всё это, как всегда, долго; дальше, наоборот, всё предельно быстро – ночуем в Харцызске, и в шесть утра – в столице воюющей республики, городе-герое Донецке.
Город роз встречает канонадой, и если раньше гремели окраины Донецка, то сегодня уверенно гудит центр. Около Дома правительства видим в небе белое облачко разрыва, затем приходит звук. Работает ПВО, судя по всему (сверху ничего не сыплется), отработали по украинскому беспилоту.
Идём к Пушкину, затем на Университетскую – улица, знаменитая своим филфаком, где работали великие русские филологи, в том числе недавно ушедший Владимир Фёдоров, теперь во всём мире ассоциируется с одним из самых кровавых злодеяний украинского нацизма: ударом тактической ракетой «Точка-У» по центру мирного города, по скоплению мирных жителей Донецка.
Посечённые поражающими элементами стены, пробитые окна и металлические двери, несмываемые пятна крови на тротуаре и цветы, цветы…
Выезжаем из столицы республики долго, отказал навигатор, по подсказкам местных «за тем столбом налево», а «после вон того террикона направо и всё держитесь левой стороны» всё утро теряем, блуждая по просёлочным дорогам между Макеевкой и Ясиноватой. Пару раз наезжаем на наши (слава Богу) блокпосты, ребята подсказывают. Здесь всё рядом: можно заехать и к хлопцам с красно-чёрными бандеровскими стягами: «Усё, москали, приихалы». Возле развалин Ясиноватского маслозавода в отстойнике отдыхают «шестьдесятчетвёрки» народной милиции ДНР, танкисты улыбаются, солнышко, весна…
В конце концов решаемся ехать через Ясиноватский блокпост в Горловку напрямую. Бойцы на блокпосту отговаривают, трасса простреливается, но нам надо. На предельной скорости и антиснайперском манёвре долетаем до Пантелеймоновки, переводим дух. Вот и город воинской славы – Горловка. Здравствуй, родная!
На следующее утро – в Зайцево. Этот многострадальный посёлок – северная окраина Горловки, которая сама по себе – северная окраина ДНР (в границах недоброй памяти «минских договорённостей»). Теперь, даст Бог, всё изменится – и Горловка вернёт себе свой центральный (а не прифронтовой) статус.
Созваниваемся с настоятелем Покровского храма посёлка Зайцево, протоиереем Николаем (Марковским):
– Ребята, накануне украинская артиллерия работала по центру посёлка, были прилёты рядом с храмом и поселковой администрацией, так что смотрите – поездка под вопросом. Если выедем и начнётся стрельба, поворачиваем.
Слава Богу, доезжаем спокойно. Вот и то, что мы везли через полстраны, – в месте своего назначения. Немногое, но нужное: лекарства, тушёнка, конфеты, средства гигиены.
День воскресный, в храме начинается служба. Отец Николай с началом войны не оставил свой приход и своих прихожан, и даже тогда, когда посёлок разделила линия фронта и обстрелы стали ежедневными и еженощными продолжал своё служение. За это время в окно его квартиры прилетел украинский снаряд, а за ним самим охотился украинский беспилотник, сбрасывал мины рядом с его машиной…
– Были предложения уехать, конечно. Когда прилетел в квартиру снаряд, тогда и после этого долго руки дрожали. Жалко, очень жалко и матушку, и детей. Но я же клятву давал Христу, когда принимал священнический сан. Как я оставлю своих прихожан? Ну сберегу я жизнь, а честь священническую?