Бранная слава — страница 52 из 54

Помню все наши встречи!

Всё, что удалось сделать вместе!

Победа будет за нами!


16 сентября:

Воин среди актёров

Умер хороший друг нашего отряда, публично поддержавший СВО и «Вихрь» весной этого года, известный русский актёр Вячеслав Гришечкин.

Он скончался на 62‑м году жизни. Телеканал «Звезда» сообщает, что об этом в соцсети ВКонтакте написал его коллега Антон Белов, игравший вместе с Гришечкиным на сцене «Театра-студии на Юго-Западе».

Царство тебе небесное, дорогой!

Среди множества сбежавших за границу и предавших свой народ и свою армию твоих коллег ты был воином среди актёров!

Покойся с миром!

Победа будет за нами!


18 сентября:

Две России

Написано 20 лет назад

(холст, масло)


Море. Ночь. Грозные валы беспамятства катит по своей поверхности неусыпающая стихия. Клочья пены остаются на сваях огромной платформы, дрейфующей посреди волн. Удар за ударом водных масс гордо и непреклонно отражают опоры этой сложной конструкции, прочно и виртуозно помещенной в бушующее пространство. Иногда даже начинает казаться, что она каким-то неведомым образом укоренена в окружающем ее стремительном непокое и глухом рокоте. Но это всего лишь обман зрения. Платформа дрейфует, иногда даже чуть-чуть заваливается на бок.

Уже слишком далеко, даже сильные порывы ветра не доносят шипения ракушечника, опадающего вслед за водяными брызгами на прибрежную гальку от удара очередной волны. Да и самый гул прибоя давно не слышен. Вокруг – жуткое, маслянистое, постоянно движущееся месиво из тысяч тонн воды, свиста воздуха, рева волн, ударяющихся о сваи, пелены водяной пыли, заполняющей небольшое пространство – то сливающееся, то вновь распахивающееся, что отделяет поверхность моря от быстро несущихся над ним облаков.

Уже слишком поздно, при взгляде на платформу, на ее ажурную стальную паутину, подсвеченную с краев прожекторами и усеянную повсюду нитями цветомузыки, почему-то вспоминаются не Париж и Эйфелева башня, а Гомер и гнев Посейдона. В пелене тумана и водяных брызг даже самые яркие электрические блестки, облепившие платформу, кажутся блеклыми и призрачными. Столкнись сейчас с этим чудом инженерной мысли экипаж какого-нибудь древнего корвета, платформу без сомнения приняли бы за «Летучего голландца» с огнями святого эльма на мачтах.

И только море вокруг все то же. Но оно совсем не безъязыкое: то тут, то там разверзает оно свои недра, и тысячелетний глухой рокот доносится оттуда, довременной, внечеловеческий. Острый запах гниющих водорослей, глубинной живой его плоти и влажной свежести резко ударяет в нос.


Оказавшись посреди всего этого, в безопасном и близком соседстве с ним, вглядываясь в горизонт и прислушиваясь к голосу волн очень многое мог бы постигнуть задумчивый человек. Сколько вечных сюжетов, сколько иллиад и одиссей подслушал бы он у моря – и уже никогда не вернулся бы в землю свою таким же, что и покидал ее!

Но странное дело – с многочисленных, как этажи небоскреба, палуб плывущей платформы ветер доносит обрывки музыки, женский смех, сладостное людское многоголосье, которое так неотрывно связано с теплом, бездумностью, веселой уверенностью в своей защищенности, в незыблемости всего окружающего! Звенят звоночки, снуют официанты, разносят заказы в номера и на палубу, над перилами ограждения загораются и гаснут огоньки сигарет. Нежным звоном гудит, слегка натуживаясь, сталь опорных конструкций – что ей это легкое волненье и немолчное ворчанье косматого седого пространства вокруг! Новейшие технологии! Минимум материи, максимум интеллекта и высочайшая степень надежности!

– Скажите, господин старший инженер, а если?..

– Милейшие мои, никаких если! «Титаник» был тысячепудовым стальным чудовищем, порождением многовековой человеческой глупости, искавшей себе опоры то на небесах, то в земле – в ее кажущейся прочности и незыблемости, в ее материальности. Если бы «Титаник» не утонул, его бы следовало утопить! Потому что вместе с ним утонула эра вульгарного материализма! Смотрите. – Старший инженер стучит по клавиатуре компьютера, и наверху возникают новые, ярко освещенные палубы, появление которых приветствуется радостными криками и женским визгом. – Даже если все вокруг разлетится в клочья первородного хаоса, а я думаю, что наши технологии уже в довольно скором времени достигнут такой степени защиты, когда и это нам будет не страшно, ничего безнадежного: энергия солнечных батарей, миллионы снующих в пространстве атомов грубой материальности, вот, пожалуй, и все, что нам к тому времени будет нужно от окружающего нас сегодня. Конечно, если нам удастся сберечь главное открытие ХХ века, высший материализм, материализм духа – интеллект!

И пусть тогда вокруг нас со свистом носятся разрозненные и озлобленные атомы, мы сотворим, господа и дамы, только для вас и новое небо, и новую землю, сколько угодно небес и земель, причем не пошлых и уязвимых в своей черноземной реальности, а звонких и торжествующих в своей высшей, сверхчеловеческой, но все-таки человеческой, виртуальности!

Откуда-то появляются официанты с шампанским, раздается звон бокалов, крики ура, виват, и раскрасневшийся старший инженер вопросительно взглядывает на мостик изящный капитан в белых перчатках аплодирует ему вместе со всеми, и тогда, успокоившись, великий практик заканчивает:

– Только одно «но», господа, в наш грядущий рай попадут только лучшие, только те, кто лучше придумывает новое и необходимое, кто лучше развлекает (куда же без этого!), и, разумеется, кто лучше зарабатывает. Поэтому, господа, учитесь зарабатывать по-новому. Кто сегодня самые богатые люди в мире? Программисты. Как раз те, кто совместил в себе все эти качества, и, придумывая, зарабатывает, а, зарабатывая, развлекает.

Учтите, господа, что нефть и всякие алмазы скоро кончатся, и там – старший инженер показывает за борт – взять будет уже нечего. Поэтому поторапливайтесь!

– А как же будет со всеми теми? – задавший этот вопрос тоже показывает за борт.

– Ну, милейший, вы, оказывается, не знаете азбучных истин любой религии, в том числе и нашей сверхрелигии. Количество мест в грядущем нашем раю строго ограничено – на всех чумазых и беспорточных не хватит. Да и что же это будет за рай – вместе с ними?

Старший инженер так натурально морщит нос, будто от дурного запаха, что конец его речи тонет в диком взрыве хохота. Правда, уже за несколько шагов от платформы становится не слышно ни остроумных речей, ни торжествующего хохота – все покрывает глухой, вековечный рев волн и недовольный, рассерженный рокот мятущейся стихии.

Платформа все плывет куда-то, мерцая во тьме огнями, а великое море по-прежнему катит рядом свои волны – черные, грозные, с пенящимися по гребням барашками в ноздреватой и белой пене. Белопенное на черном фоне – цвет древнегреческих трагедий. Но одних ли древнегреческих?..


20 сентября:

Сегодня канун праздника Рождества Пресвятой Богородицы и канун Куликовской битвы, Церковь вспоминает воинский подвиг монахов-богатырей Александра Пересвета и Андрея Осляби.

Очень многое на Русской земле напоминает нам сегодня то время.

Тот же раздрай и междоусобье, что и в XIV веке, когда целые княжества, поощряемые чужеземными захватчиками, вставали на сторону врага и посылали свои дружины проливать братскую кровь.

Те же надежды у внутренних предателей, которые по-прежнему слепо верят в пошатнувшуюся мощь иноземных завоевателей, ещё совсем недавно, казалось бы, полностью контролировавших русскую жизнь.

Те же причины у несдавшихся русских людей выходить на поле брани против ненавистного иноземного ига!

Тот же русофобский интернационал выстроился полками против нас. Напомню, что в войске Мамая, помимо татаро-монгольской конницы и бывших русских, вставших под флаги Орды, шла генуэзская тяжёлая пехота и много ещё всякой международной сволочи…

Всё как и сегодня. Но как и тогда – с нами сегодня Воинство Небесное, которое на поле Куликовом пополнилось тысячами павших русских воинов, впереди – благоверный князь Дмитрий Донской и преподобный Сергий Радонежский. И русские чудо-богатыри, монахи Александр Пересвет и Андрей Ослябя!


23 сентября:

Лосев

Сегодня исполняется 130 лет со дня рождения великого русского философа, донского казака, лагерного сидельца, лауреата Сталинской премии Алексея Фёдоровича Лосева, в монашестве Андроника.

Мыслителя, который в самые страшные, погромные годы русофобской диктатуры ленинского богоборческого интернационала начинает своё философское Благовествование о Слове и Имени.

Его знанию и пониманию античной мысли не было равных по обе стороны Атлантики, и не только Платона мы сегодня читаем в его переводе.

Вся Античная эстетика предстала перед русским миром благодаря Лосеву, во всей своей ослепительной сложности и красоте.

За этот труд он был отмечен Сталинской премией.

А до этого были годы лагерей, где философ практически утратил зрение.

Христоненавистники, захватившие власть в России и толкавшие её в топку мировой революции, зорко отслеживали тех, кто мог реально вернуть заблудивший народ на его тысячелетнее поприще.

Крестьянские поэты, православные мыслители, гонимые святители и неопалимое русское священство.

Перед заключением, прозревая его, Лосев примет монашеский постриг…

Дети и внуки его палачей, едкий плевел послереволюционного троцкистского посева, и сегодня делают всё, чтобы от книг Лосева чихали студенты, стряхивая с них академическую пыль. Чтобы книги эти пылились.

Именно они стреляют в спину воюющей армии своими статейками и комментариями, глумятся над нашими потерями, в лучшем случае тихушничают и разрушают всё то, к чему прикоснутся.

Пишут о своих. Второсортных и третьестепенных, канторах (не святого Фомы), непомирающих померанцах и прочих переводных умниках, нахватавшихся Дерриды и Хантингтона, Фуко и Бодрийяра, актуальненьких и семиотичненьких, прям вот точь-точь, как у них. Там. Где расцвет и интеллект. А не здесь. Где эта страна. Но где они все кормятся. И гадят.