Николай Свечегас господину магистру Ортуину Грацию столь много желает здравствовать, сколько плодится за год блошек и вошек
Велемудрый наставник магистр Ортуин, шлю вам более благодарений, чем имею на теле волос, за то, что присоветовали мне отправиться в Кельн и поступить в бурсу святого Лаврентия. Родитель мой был премного сим доволен, дал мне десять флоринов и еще купил длинную черную рясу с капюшоном. В первый же день, как доставился я в университет и принял посвящение в упомянутой бурсе{696}, узнал я весьма важную вещь, каковую не променял бы и на десять монет серебра. Некто поэт Герман Буш явился в сию бурсу за своим делом к одному из помощников управителя. Этот магистр протянул ему руку и почтительно приветствовал его словами: «Откуда это ко мне{697}, что пришла Матерь Господа моего ко мне?» Буш же отвечал: «Ежели матерь господа нашего была не красивей меня, то не блистала она красотою», — ибо не понял тонкости риторического иносказания, заключенной в словах магистра. Пребываю в надежде, что многому еще выучусь в здешнем благословенном университете, столь же полезному, сколь сей случай достопримечателен. Сегодня купил я себе устав бурсы, а назавтра буду участвовать в общем диспуте на таковую тему: «Обладает ли изначальная материя бытием в действительности или в возможности». Писано в Кельне, в Лаврентийской бурсе.
Герборд Навозиймагистру Ортуину, наставнику своему, мужу несравненной учености, столь много желает здравствовать, что и счесть невозможно
Пресветлейший магистр, тому два года, егда отъехал я от вашего достопочтения в Зволле, обещались вы мне беспременно и завсегда писать, а равно прислать для прочтения стихи ваши. Однако ж не емлю от вас ни слуху и ни духу и не ведаю, живы вы или нет, но все единственно, живы вы или нет, а мне не пишете, дабы знал я, как и что и почему такое. Боже святый, сколь много имею об вас беспокойства! И молю для-ради господа и святого Георгия, сымите с меня сие беремя, ибо страшусь, что сделалась у вас головная боль, или желудочное расстройство с поносом, как уже было единожды, когда вы наложили в штаны прямо посреди улицы и не заметили сего, доколе какая-то женщина не сказала: «Почтенный магистр, где это вы сели в кало? Ведь у вас штаны и рубаха обгажены». Вы тогда пошли в дом к доктору Пфефферкорну, и супруга его дала вам смену одежды. Беспременно ешьте крутые яйца, а также каштаны, печенные на угольях, и вареные бобы с маком, как делают у вас на родине в Вестфалии. А еще видал я во сне, что у вас ужасный кашель и отходят мокроты; ешьте сахар и толченый горох с тмином и тертым чесноком, да натолкайте себе в пупок жареного луку, и шесть дней воздерживайтесь от сношений с женским полом, голову же и чресла закутайте потеплей, и тогда исцелитесь. А не то испробуйте средство, коим супруга доктора Пфефферкорна завсегда пользовала страдающих бессилием, каковое средство многократно испытано. Писано из Зволле.
Том второй
Иоанн Губошлеп, милостью божией апостольский протонотарий{698}, достопочтенному мужу магистру Ортуину Грацию Девентерскому, возлюбленному своему брату, желает здравия на сто тысяч сестерциев, по правилам новой грамматики{699}
Запрошлого дня, почтенный муж, получилась здесь книга, что спосылали мне из Кельна. Сия и оная книга имеет титлу, глаголемую «Письма темных людей». Боже правый, сколь возликовал я в сердце своем, узряще оную книгу, исполненную многих красот, во стихах и прозе писанных. И возрадовался я радостью превеликою, когда узнал, какое многое множество у вас друзей, поэтов, риторов и богословов, что отписывают вам письма и купно с вами ополчаются супротив Иоанна Рейхлина. А намедни побывал я в гостях и выпивал с некоторыми куриалами, мужами зело учеными и умудренными в житейских делах, и положил на стол сию книгу. Когда же стали они из нее вычитывать, я усумнился и сделал вопрос: «Премилостивые государи, какое будет ваше мнение? Для чего магистр Ортуин поставил титлу, глаголемую «Письма темных людей», и назвал друзей и содеятелей своих темными людьми?» И ответствовал один священник из Мюнстера, весьма изощренный в законах, что слово «темнота» употребляется во многих смыслах, см., например, Зак. «Так вере»{700}, Диг. «О праве казны», отв. I, в конце, и присовокупил к тому, что, надобно полагать, таково фамильное прозвание которого-нибудь из них. Ибо писано, что Диоклетиан и иные несколькие цари были темного происхождения. Я же ткнул его локтем и сказал: «Виноват, почтеннейший, но сие здесь невместно». Засим повторил я тот же вопрос одному знаменитому богослову, с нами выпивавшему. Он состоит в ордене кармелитов, родом же из Брабанта, и сказал зело подтвердительно: «Досточтимейший господин протонотарий, поелику, как говорит Аристотель, «сомневаться в отдельных вещах небесполезно», то сделали вы мне, досточтимейший, вопрос: для чего магистр Ортуин, отдавши в печатню новое собрание писем, назвал его «Письма темных людей»? С дозволения уважаемого общества, скажу по своему разумению, что магистр Ортуин, муж глубокомудрый и рассудительный, прилагает к своим друзьям слово «темный» в смысле мистическом: ибо читал я как-то в одной непререкаемой книге, что истина сокрыта во тьме. И говорит Иов: «Открывает глубокое из среды тьмы»{701}. И у Михея в главе седьмой читаем: «Хотя я во мраке, но Господь свет для меня». И опять же у Иова, XXVIII: «Сокрыта премудрость от очей всего живущего». Посему говорит и Вергилий{702}: «Утаивали истину во тьме», — это я слыхал от других. И можно предположить, что магистр Ортуин и друзья его суть люди, отыскивающие в Писании сокровенное — истину, справедливость и мудрость, что дано уразуметь не всякому, но лишь тем, коих просветил господь. Потому и писано в «Книге Царств»{703}, CXXXVIII: «Но и тьма не затмит от Тебя, и ночь светла, как день: как тьма, так и свет». Когда же умолкло сие духовное лицо, все поглядели на меня, желая узнать, доволен ли я. Я же раздумывал над сказанным. И был там магистр из Парижа, Бернард Бахвал, молодой еще человек, но, говорят, великого ума и необозримой учености, каковой преуспел блестяще и в свободных искусствах, а также и богословие основательно превзошел, и он, по обычаю своему, головой помавая и глядючи с суровостью, возговорил: «Ведайте, государи мои, что есть великая и глубокая причина, для чего магистр Ортуин назвал друзей своих темными людьми: соделал он сие для-ради смирения. Ибо, как вам, может, ведомо, а может, и неведомо, но уповательно — ведомо, три года тому Иоанн Рейхлин выпустил письма друзей своих и поставил титлу: «Письма знаменитых людей». Памятуя сие, магистр Ортуин поразмыслил и сказал себе: «Стало быть, Рейхлин мнит, что ни у кого нет друзей, опричь его. А куда он денется, ежели я докажу, что и у меня есть друзья, да еще достойнейшие, чем у него, и они умеют писать стихи и послания лучше его друзей?» И к посрамлению Рейхлинову выпустил сии письма с титлой: «Письма темных людей» и, как говорится в Псалтири, «послал тьму и сделал мрак». Но сделал сие со смирением, умалясь и унизясь, дабы иметь право повторить вослед Псалмопевцу: «Господи! Не надмевалось сердце мое{704}, и не возносились очи мои». И господь бог, узревши смирение его, ниспошлет ему впредь свое попущение сочинять великие труды с равновеликими титлами. Подобно же сказано у Иова: «Свет приблизить к лицу тьмы»{705}. Но не должно думать, что сии письма друзей магистра Ортуина писаны неискусно, ибо друзьям Иоанна Рейхлина до скончания века не сочинить превосходнее, хоть бы и ломали они себе головы до исступления; но все это я говорил к тому, что впредь будет дано им совершать дела еще более великие. И уповаю, что, по милости божией, сподобимся мы узреть ихнюю славу, ибо магистр Ортуин помышляет не о пышных титлах, но говорит так: «Господь — свет мой{706} и спасение мое: кого мне бояться?» Коль скоро ведает, что, умаляя себя, впредь возвысится. Сказано бо в Писании: «Кто возвышает себя{707}, тот унижен будет». И читаем в «Книге премудрости Иисуса, сына Сирахова», XX: «Есть унижение ради славы, а иной от унижения поднимает голову». О сем же прорицает и пророк Наум: «И врагов Его постигнет мрак»{708}. Я же, боясь, дабы они не рассорились или не прогневался бы кто на меня, ежели б сказал я тому или другому: «Ты премудрее», сослался на Горация{709}, у кого сказано так: «Но и доныне их тяжба осталась еще не решенной». Отпишу магистру Ортуину, дабы изобъяснил все доподлинно. А покуда извиняйте за докуку». На том спор сей скончался, хотя магистр Бернард готов был упорствовать и доказывать вплоть до костра, что именно таково было ваше намерение. А посему, господин мой Ортуин, прошу вас дружелюбиво, отпишите мне по милости вашей, что разумели, когда на оных письмах поставили титлу: «Письма темных людей»? На том пребывайте в добром здоровии и славе. Писано в римской курии.
Иоанн Храп магистру Ортуину душевно, с превеликой любовию вовеки желает здравствовать и честь имеет быть его всепокорнейшим слугой