{755} до темени головы», как сказано у Исаии. Писано из града Рима.
Магистр Бертольд Меринау магистру Ортуину Грацию шлет братскую любовь заместо приветствия
Достопочтенный муж, как обещался я вам, что буду доносить обо всем решительно и отписывать, как поживаю, да будет вам ведомо, что вот уже два месяца пребываю во граде Риме и по сю пору не сыскал места. Один аудитор из Роты{756} хотел было взять меня к себе; я возрадовался и сказал: «Разлюбезное дело, однако ж соблаговолите, милсдарь, изобъяснить мне, какие такие будут мои обязанности». Он же ответил, что обязанность моя состоять при конюшне, ходить за мулом, содержать его в лучшем виде, кормить, и поить, и скрести скребницей, и холить. А когда случится надобность выехать верхом, чтоб завсегда был в готовности. И был бы взнуздан, и оседлан, и все как следует. А засим моя обязанность бежать у стремени до суда и обратно до дому. Я сказал, что сие мне невместно, ибо я кельнский магистр искусств и не могу ничего такого. Он же отвечал: «Коли не можешь, пеняй на себя». И помышляю отъехать назад восвояси. Чтоб я чистил мула и мел стойло? Да пусть диавол поберет этого мула вкупе со стойлом. А опричь того, думаю, сие было бы нарушением устава нашего университета, ибо магистр должен себя соблюдать, как следовает магистру. И было бы великим срамом для университета, ежели б кельнский магистр стал таковые делать дела. Посему и хочу вернуться, ибо пекусь о чести университетской, и вообще в Риме мне не нравится: здешние писцы и куриалы так много об себе полагают, что и поверить трудно. Вчерашнего дни один сказал мне, что серить хотел на кельнского магистра. А я отвечал: «Чтоб тебе серить на виселице». Он же сказал, что сам — тоже магистр, то бишь магистр курии{757}, а магистр курии выше магистра искусств из Германии. Я же сказал, что этого быть не может. И сказал: «Ты хочешь сравняться со мною, хотя не держал испытания, как я, а меня испытывали пятеро престрогих магистров. Стало быть, ты дутый магистр». Тогда он вступил со мной в диспут и начал с вопроса: «А что есть магистр?» Я отвечал: «Сие есть лицо, подготовленное, произведенное и остепененное в семи свободных искусствах, каковое выдержало перед тем магистерское испытание, имеет право носить золотое кольцо и мантию, подбитую шелком, и поставлено над своими учениками, яко царь над своими подданными. И зовется так по четырем причинам: во-первых, когда говорят о магистрах, сие происходит от слов «маг» и «страх», ибо каждый могуществен, как маг, и внушает своим ученикам страх. Во-вторых, сие именование магистрами проистекает от слов «маг» и «страми», ибо страмят своих супротивников. В-третьих, магистерская степень дается ввиду того, что магистры люди степенные. И в-четвертых — ввиду того, что остепеняются они постепенно». Он же спросил: «А где про то писано?» Я отвечал, что вычитал сие в «Кратчайшем наставлении». Тут стал он хулить помянутую книгу и сказал, что она ничего не стоит. Я возразил ему: «Ты дерзаешь хулить старую методу, а сам знаешь не более того. Да я и не слыхивал, чтоб кто-нибудь в Кельне сию книгу хулил. Как же не стыдно тебе?» И отошел от него, негодуя. Ведайте же, что хочу возвернуться в Германию, ибо там магистров почитают учителями. И сие доказывается из Евангелия, ибо сам Христос называл себя учителем, а не доктором, говоря: «Вы называете Меня{758} Учителем и Господом и правильно говорите, ибо я точно то». А боле писать не могу, ибо извел всю бумагу, идти же на Цветочное поле далеко. Пишу вам свой привет при римской курии.
Генрих Швахумель магистру Ортуину Грацию желает здравствовать на множество лет
Как отъезжал я к римской курии, наказывали вы мне писать к вам ежевременно и по надобности испрашивать разъяснения богословских вопросов, которые разъяснения вы дадите лучше, нежели римские куриалы; посему ныне прошу преподобие ваше рассудить, что станется, ежели человек в Венерин день, то бишь на шестой день седмицы{759}, или же в иной постный день, съест яйцо с цыпленком внутри? Ибо недавно на Цветочном поле сидим мы в одной харчевне, закусываем яйцами; и я, облупив яйцо, увидел там цыпленка, и показал соседу; он же сказал: «Съешьте его немедля, покуда хозяин не увидел, ибо ежели увидит, придется уплатить ему карлин или юлий{760} за курицу». Ибо здесь такой обычай: что хозяин подаст на стол, за то и плати, а назад возвернуть нельзя. И когда видит, что в яйце цыпленок, говорит: «Платите за курицу», — ибо за малое и за большое одна цена. И я тотчас проглотил яйцо вместе с цыпленком; а уж после вспомнил про Венерин день и сказал соседу: «Вы меня ввели в смертный грех, ибо я съел мясо в шестой день седмицы». А он сказал, что это отнюдь не смертный грех, и вообще не грех, ибо цыпленок считается яйцом, покуда не вылупится. И сказал, что точно так же и в сыре иногда заводятся черви, а равно и в вишнях, в горохе и в бобах, однако их едят в шестой день седмицы, как и в канун апостольских праздников. А плуты хозяева именуют их мясом, чтоб слупить побольше денег. Ушедши из харчевни, предался я размышлению об сем вопросе. И вот вам истинный бог, магистр Ортуин, я весьма обеспокоен и не знаю, как быть. Всеконечно испросил бы я совета у которого-нибудь из куриалов, когда бы не знал, что у них нет совести. Опасаюсь, что сии цыплята в яйцах суть мясо: ибо материя уже возникла и воплотилась во членах и телесах оной твари и обрела живую душу. Иное дело черви в сыре и всем прочем: ведь черви сопричисляются к рыбам{761}, как слышал я от одного лекаря, весьма сведущего в физике{762}. И вот благорассудно прошу ответить на мой вопрос. Ибо если полагаете, что сне смертный грех, то хочу получить здесь отпущение, прежде чем возвернуться в Германию. А еще да будет вам ведомо, что магистр наш Яков Гохштратен получил через посредников тысячу флоринов; полагаю, что он выиграет дело, и диавол поберет этого Иоанна Рейхлина и всех иных поэтов и законников, ибо они идут супротив церкви божией, то есть супротив богословов, на коих зиждется церковь, ибо сказал Христос: «Ты Петр{763}, и на сем камне Я создам Церковь мою». А засим вверяю вас господу. Пребывайте во здравии. Писано из града Рима.
Магистр Вильгельм Аист магистру Ортуину Грацию желает здравствовать на множество лет
По какой такой причине вы мне в подробности отписываете об себе, а не преподносите книгу, кою сочинили супротив Иоанна Рейхлина?{764} И присем пишете, что сочиняли ее в порыве вдохновения, а через то полагаете, что она зело поучительна, и ежели отдадите ее в печатню, получите двадцать флоринов. Вы все обещаетесь прислать мне оную книгу, дабы показал я ее здесь куриалам и писцам да сделал им вразумление, ибо не верят, что в Германии есть не хуже поэты, чем в Италии. И сделаете дело, ежели ее мне пришлете. Однако не шлете, а только все обещаетесь. Пришлите же по моему прошению сие писание, то бишь книгу. Ибо желаю сделать вразумление некоторым писцам, кои мнят, что они одни знают толк в деле. И хулят стихотворения, сочиняемые мною при случае, говоря, что сочиняю плохо. Дабы вы самолично убедились, правда ли сие, влагаю в письмо одну таковую песнь, я ее написал недавно по случаю прибытия магистра нашего Гохштратена и прилепил к Пасквину{765} в честь сего доктора, ибо он муж достославный и обороняет католическую веру от многих еретиков. А далее следует песнь:
Песнь магистра Вильгельма Аиста из Девентера, сочиненная по случаю пришествия достопочтенного отца и брата нашего Якова Гохштратена, магистра нашего из ордена проповедников и инквизитора еретического окаянства.
О сем да ведает свет —
те, кто млад, и те, кто сед,
Яко магистр наш славный из славных,
коему сыщется мало равных,
Зовомый Яков Гохштратен знакомыми своими,
ибо таково и есть его имя,
В граде сем известный вельми,
осанкою отличный меж прочими людьми,
Коего отчий край — Германия,
где намолил он подаяния
В количестве преизобильном,
в университете же, ученостию сильном,
За то, что науки постигал быстро,
удостоен бе степени богословия магистра;
Он претонко диспуты вел
и множество силлогизмов соплел,
«Бароко» да «целарент» применял,
чем восхищение всех снискал,
И о нем составили доброе мнение
богословы, чье в вере велико рвение,
И в инквизиторы произвели вскоре
еретикам окаянным на горе.
Но аще вопросит иной:
«А здесь-то он на кой?» —
Отвечу на сие решительно:
глядите в оба неукоснительно!
Ибо там же, в Германии, среди ученых,
есть некий доктор, искусный в законах,
Иоанном Рейхлином нареченный
и магистром нашим к суду привлеченный,
В курию римскую на судоговоренье:
бысть написано им сочиненье,
В коем несть богословского начала,
пагубной ереси же немало.
Положения оного в изрядной мере
заключают поношение истинной вере;
В нас подозренье оно родит,
зане к жидовинам благоволит,
И суждено посему
инквизитором рассмотрену быти ему,
И суров сугубо приговор:
сочинителя — к ответу, книгу — на костер!
Книгу распознайте, коль узреть придется: