Достопочтенный магистр, перво-наперво и напредки да будет вам ведомо, что проиграл я дело уже дважды, а ежели проиграю и по третьему разу, то пропади все пропадом. Чего весьма опасаюсь, ибо один аудитор мне сказал: «Видит бог, на вашем месте я не стал бы подавать на обжалование, ибо дело ваше не правое». И не знаю, как быть. Имею опасение, что нынешний год для богословов не благоприятствует. Ибо даже борения преславного магистра нашего Петра Мейера супротив франкфуртских каноников зело малоуспешны, которые каноники великое учиняют досаждение достойному и благочестивому сему священнику. Имею, однако, таковую мыслю, что каноники стараются в угоду Иоанну Рейхлину, коего жалуют за его стихи. И посему, желая сделать ему удовольствие, ополчились на достойного сего священника, ибо он люто ненавистен Иоанну Рейхлину, и не диво, коль скоро он стоит за свой факультет. Ибо Иоанн Рейхлин — супостат богословам, магистр же наш Петр — богослов; следовательно… Стоять же за свой факультет право имеет всякий. Равно и достопочтенному Якову Гохштратену, магистру нашему и инквизитору еретического окаянства, не было благоприятствия в деле веры. Ибо ныне все члены курии норовят выйти в поэты, а посему чинят обиды богословам и на них ополчаются. Уповаю, однако, что мало им будет через сие выгоды, ибо господь призрит на рабов своих и подаст им спасение. Слышал я недавно, что император послал письмо папе, в коем вступился за Иоанна Рейхлина и написал, что ежели его святейшество не положит конец сему делу и не вынесет приговора, он самолично озаботится, как оборонить своего советника. Но что с того? Ежели папа за богословов, я ничего не опасаюсь. Слышал также я от одного важного мужа и официала курии таковые слова: «Что нам до этих писем? Ежели у Рейхлина есть деньги, пускай сюда присылает. Ибо в курии необходимо быть при деньгах; иначе ничего не можно достичь». А другой тайно поведал мне, что магистр наш Яков снова поднес мзду некоторым из референдариев. А посему, когда они встречают его, то приветствуют с великим почтением и разговаривают с ним дружественно. Стало быть, ныне можно нам уповать. Ежели этот бенефиций так от меня и уплывет, то, как вам ведомо, попытаюсь получить викариат{779} в Нейссе. Ибо ходатай мой сказал мне, что я в своем праве. Но вот еще что я вспомнил: недавно побывал здесь один человек и сказал, что Эрфуртский университет намерен отменить свое постановление или решение супротив Иоанна Рейхлина. И ежели так будет соделано, то скажу, что все тамошние богословы предатели и лжецы, и всегда буду их срамить, ибо они не постояли за свой факультет и не вступились за ревностнейшего мужа Якова Гохштратена, каковой есть светоч богословия, и ученье его и мнения светят, яко звезда, во славу католической веры. И ежели бы нагрянули на нас еретики или же турки, он вышел бы против них диспутировать, и одолел бы их своею умственностью, и обратил бы во христианскую веру. Ибо сему богослову нет равных. Недавно он премудростно диспутировал здесь в школе мудрости. И сказал один итальянец: «Вот никогда б не поверил, что в Германии бывают таковые богословы». Однако другой утверждал, что он не довольно тверд в священных текстах и не понимает с должной глубиной Иеронима и Августина. Я сказал: «Боже правый, что говорите вы? Сей доктор все таковое давно уже предузрел и занят иным, много более умственным». Дай ему бог не сойти с правых путей, и тогда будет нам верх и одоление, и мы искореним поэзию по всей Германии. И заткнем рты законникам, дабы не шли супротив богословов: ибо возымеют страх, что к ним пришлют инквизитора и сожгут их как еретиков, что ныне, уповаю, с помощью божией, постигнет Иоанна Рейхлина, коего нам дано судить. Подобно тому как мирские ратники защищают правое дело на земле, так мы защищаем Церковь на диспутах и в проповедях. Однако извиняйте мою многоречивость. И пребывайте во здоровии. Писано при римской курии.
Петр Тупп, лиценциат богословия, магистру Ортуину Грацию желает здравствовать
Посколь отписали вы мне однажды, досточтимый муж, что премного удивляетесь тому, какое ныне множество в Кельне славных докторов, а равно и мужей, кои не имеют еще степени, но уже почти что магистры наши, и как много превосходнейших богословов, и помянули магистра нашего Якова Гохштратена, и магистра нашего Арнольда Тонгрского, и магистра нашего Ремигия, и магистра нашего Валентина Гельтерсгеймского, и магистра нашего Петра, каковой в мое время начальствовал в бурсе Кнек, и лиценциата Рутгера, и многих других, ныне сопребывающих в Кельне, а равно Иоанна Пфефферкорна, коий, хоть и не есть духовная особа, и не учен семи свободным искусствам, и никогда не бывал в християнской школе, и не учил грамматики или логики, однако, как вы пишете, имеет глубокий ум и просвещенную душу. Ведь и апостолы были неучены, однако знали все. И вы полагаете, что Дух святой может преисполнить упомянутого Иоанна Пфефферкорна всеми теми священными познаниями, яко сказано в Писании. Помянули вы также в Майнце двоих магистров наших, соборного проповедника Варфоломея Цеендера и священника Петра Бертрама. И во Франкфурте — достопочтенного Петра Мейера, каковой несравненен в проповедях своих и хочет — заставляет людей смеяться, а хочет — плакать, и проповедями своими творит чудеса. Соответственно желаю, дабы все вы были заодно и заставили смириться законников и светских поэтов либо же заткнули им рты, дабы впредь не дерзали таково писать. А буде восхотят чего сочинить, первым делом показывают пускай магистрам нашим и получают от них дозволение печатать. А ежели магистрам нашим сие не покажется, то надобно не печатать, но сжечь. И еще должны магистры наши постановить, дабы ни один законник или поэт ничего не сочинял богословского и не вводил в священное богословие новую сию латынь, подобно как Иоанн Рейхлин и, слышал я, еще некто, прозываемый Пословиц Эразмовый{780}, ибо не имеют в сем основательных познаний и, полагаю, ни разу не соучаствовали в открытых диспутах и не составляли силлогизмы, как следовает. Они дерзают занести серп свой на чужую жатву, но богословам не должно сего попустить. И того ради прошу, чтоб попросили вы тех ученейших мужей, о коих пишете, дабы приготовились диспутировать супротив новых сих латынщиков и сокрушить их. А ежели станут говорить, что знают по-гречески и по-еврейски, вы им делайте возражение, что оные языки богословам безо всякой надобности. Ибо Священное писание изрядно уже переведено и другие переводы не потребны. А опричь того для посрамления жидовинов и греков не должны мы изучать ихние языки. Ибо жидовины, узревши, что учим ихний язык, скажут: «Вон християне учат премудрость нашу и без нее не могут отстоять свою веру». И будет великое поругание християнству, а жидовины утвердятся в вере своей. Греки же отпали от церкви, стало быть, их также надобно считать злопыхательными и ихнюю ученость не можно использовать християнам. Душевно желаю, дабы вы по сему поступили, а после отписали мне, что воспоследовало. Пребывайте во здравии. Писано в Гальберштадте.
Иоанн Арнольди магистру Ортуину Грацию желает здравствовать на множество лет
Предузреваю, что известны вы и от многих наслышаны, что в недавнем времени я во благом побуждении подвигнулся на зиждительное странствие ко граду Риму, в курию, уповая исхлопотать себе бенефицийку, либо пребендишку{781}, либо же какой ни на есть приходец, дабы отныне и до скончания дней моих имел я, откуда снискать еду да прикрыть наготу, ежели будет на то милость господня. По каковой причине, ей-же-ей и ей-же-богу, должно вам почасту мне посылать дружелюбно писанные письмеца, в коих милостиво и премилостиво сообщать о вашем душевном и телесном здравии, и об том, каков есть фатум судьбы вашей, предуготованный от бога предвечного, как говорит Лактанций{782}, изученный недавно мною с великим усердием, когда о нем читали здесь, в Школе мудрости, соответственные лекции. А еще побывал здесь один человек, посетивший Кельн и северные земли германские, и привез для вручения письмена из разных мест, в коих сказано, что выпустили вы в печатном виде книжку, имеющую сию или оную титлу: «Письма темных людей магистру Ортуину Грацию», в которой книжке, или сборнике, как растолковал мне сей человек, содержатся все письмеца, писанные вашими друзьями и знакомцами с братской любовью, где поместили вы мое также письмо, и я превесьма удивлен, что удостоился таковой чести и присносущной славы. За что приношу вам всеконечную свою благодарность. А еще сообщаю, что предался доскональному изучению поэтического искусства, и посему слог мой уже не тот, что прежде{783}. Пребывайте в вековечном здравии. Писано из Рима.
Брат Георгий Овен магистру Ортуину Грацию
Смиренно молю за вас бога и пребываю верным рабом вашим, господин и магистр Ортуин. Посланную от щедрот ваших книгу Иоанна Пфефферкорна под титлой «Защита Иоанна Пфефферкорна противу клеветнических» получил. И как просите вы, показал ее всем магистрам нашим в Париже, а равно и богословам из ордена нашего, и все они единогласно сказали: «Восхищения достойны германские богословы. Ежели неуч такое мог написать, то как же должны писать ученые и степенью облеченные?» А один спросил, оказывают ли также и князья в Германии должное почтение Иоанну Пфефферкорну? Я сказал, что в некотором роде — да, в некотором же — нет. И что он преданный и приближенный к императору попечитель в деле о еврейских книгах и приумножении веры Христовой. И сколь много жаловал его приснопамятный епископ Майнцский и обещался споспешествовать ему во всем елико возможно; и когда отправлялся он в путь по делу веры, то щедро отпустил ему денег на дорожные расходы. А богослов тот сказал: «Стало быть, Иоанн Пфефферкорн много радеет о сем деле?» Я же отвечал по отписанному от вас наущению, что именно так, ибо неутомимо объехал всю Германию, покинувши супругу и чад своих, коих ему надобно питать и растить. Однако во время его отлучки богословы много благодетельствовали оной супруге, оказуя ей всяческое утешение, ибо ведали, что супруг поглощен делом веры. Также и некоторые из нашей монастырской братии посещали ее и говорили: «Жалостно нам видеть, сколь вы одиноки». На что она отвечала: «Приходите же меня навестить, ибо я, можно сказать, вдова, и утешайте меня». Однако нынешний епископ Майнцский