– Что-то случилось? – спросил он.
– Ничего не случилось. Прилегла с книгой и уснула. Проходи.
– Идем, я буду тебя кормить.
Капитану показалось, что он ослышался. Но нет, он действительно сказал: «Идем, я буду тебя кормить». Дальше – больше. Он разгрузил сумки, достал из буфета тарелки, ножи и вилки. Нашел чашки и стаканы; налил воды в чайник. Виктория оставалась безучастной, сидела, сложив руки на коленях; отвечала односложно; на капитана не смотрела. Он присел рядом, спросил:
– Что с тобой? Я не должен был приходить?
– Да нет, хорошо, что ты пришел… Коля, я хочу домой! Я не могу здесь, понимаешь? Я целый день одна, я боюсь выйти, я все время думаю… вспоминаю. Это убивает меня… Я все время думаю: знает он меня или нет, или это был случайный маньяк… Понимаешь? Мне кажется, только сейчас пришло осознание того, что он со мной сделал. Я уже почти забыла, а тут… снова. Ничего не могу с собой поделать! Уговариваю себя, говорю, мне повезло, а тем, другим, нет. Я не знаю, как с этим жить дальше, понимаешь?
Капитан обнял ее, привлек к себе.
– Часами стою у окна, смотрю на улицу. Вздрагиваю от каждого шороха. Кто-то позвонил в дверь, днем, и я почувствовала такой ужас, что… не знаю! Подошла босиком, чтобы он меня не услышал…
– Никогда не открывай незнакомым, – сказал капитан.
– Я знаю! Я не собиралась открывать. Просто хотела посмотреть, кто. Какой-то мужчина. Позвонил еще раз, а потом позвонил соседям. Вышла соседка, поздоровалась, впустила его… Он проверял показания счетчика. Надо было открыть, но я не смогла. Мне кажется, я схожу с ума. Раньше я не понимала женских истерик, депрессий, считала просто распущенностью… Надо держать себя в руках, работать, быть среди людей! А сейчас я чувствую, что лечу в яму… Я не хочу работать… У меня тут ноутбук – я ни разу его не открыла, я не хочу никого видеть… Лежу на диване или стою у окна. И это ожидание, это постоянное ожидание и страх! – Она заплакала.
Капитан обнимал Викторию, гладил по голове, молча слушал.
– Коля, что мне делать? – Она смотрела на него заплаканными глазами.
– Мой друг, философ, любит повторять: «Все проходит. Пройдет и это». Нужно время. С людьми все время что-то случается… Ты себе даже не представляешь. Никто нам ничего не должен, никаких закономерностей и бонусов за хорошее поведение. Никакого равновесия. Все случайно. Есть хорошие люди… Они не могут быть плохими, просто не могут. Чего-то не хватает в организме и генах. А есть плохие, им тоже чего-то не хватает, или лишнее. Одних заводит делать добро, других, наоборот, зло. Но все, что мы делаем, мы делаем для себя. Даже самопожертвование – для себя. А еще есть правила выживания, которые нужно знать. Всегда помни: то, что с тобой случилось, – не закономерность, не кара, а чистая случайность. Поняла? – Он никогда не говорил так много…
Виктория внимательно слушала, глядя ему в глаза. Савелий в своих книжках вычитал, что они любят ушами. Должно быть, подсознательно воспринимают намерения мужчины как серьезные, если он говорит – рассказывает о себе, делится планами и мыслями…
Вообще с людьми нужно говорить. Человеческий голос – та же музыка, сказал однажды Философ. Человек распираем эмоциями. Был в четвертом веке такой святой – Иоанн Златоуст, народ рыдал на его проповедях. Хороший оратор может подвигнуть толпу на славу и на позор.
Капитан говорил, а она слушала. Он испытывал сейчас нежность и умиротворенность, никакого бурления крови, нетерпения, жажды; покачивал ее как ребенка и говорил, говорил, не вдумываясь особенно в свои слова и не узнавая себя.
…Потом они ужинали. По-семейному. Виктория умылась и подкрасилась. Повеселела. Они ели и пили красное вино.
…– Коля, завтра я уеду домой… – Голова Виктории лежала на его плече.
– Не уезжай… А как же я? – пробормотал капитан, целуя ее. – Ты меня бросаешь?
Она рассмеялась.
– Будешь приезжать ко мне в Зареченск. Имей в виду, никаких повесток, я сюда больше ни ногой.
У нее даже голос повеселел – похоже, приняла решение. Как и раньше, в спальне горел ночник; он смотрел на ее разбросанные по подушке темные волосы и лицо в синеватом свете… Ему пришло в голову, что она похожа на русалку. Он испытывал сейчас щемящее чувство потери, ему казалось, что он знал с самого начала, что так и будет; а еще благодарность за то, что случилось нежданно-негаданно, и светлую грусть…
– А квартира? – спросил, лишь бы спросить.
– Продам. Я здесь жить не буду. И Леня бунтует, хочет домой. Я обычно выпускаю его на улицу, он любит гулять, а здесь боюсь – убежит. Так что… – она развела руками. – Спасибо тебе…
– За что? – удивился капитан.
– Ну-у-у… – протянула она, лукаво заглядывая ему в глаза. – За все. Иди ко мне, мой капитан!
– Что же я буду делать без тебя?
– Ты будешь приезжать ко мне. Приедешь?
– Ты сказала, у тебя кто-то есть… Это серьезно?
– Это серьезно. А у тебя серьезно?
– Не знаю… – сказал Коля после паузы.
– Значит, серьезно. Да?
Он не ответил, лишь обнял крепче.
…– Послушай, – вдруг сказал она, поднимаясь на локте. – Твой запах… что это? Туалетная вода? От него пахло так же! Господи! Я только сейчас поняла, такой же запах…
Капитан не ответил, обнял ее покрепче, словно заставлял замолчать.
…Лосьон после бритья «Аведа», запах хищников – преступника и преследователя.
…Через день дежурный передал капитану Астахову заказное письмо от Виктории. Там был длинный ключ с пластмассовой головкой. И больше ничего. Ни слова, ни полслова. Капитан так и сел. Сидел и смотрел на зажатый в руке ключ. Ну, женщины!
Глава 28Красные флажки
Стажер протянул капитану Астахову конверт из плотной бумаги:
– Вот!
Это были черно-белые фотографии Белецкого, снятые вполне профессионально.
– Молодец, кадет, – похвалил капитан, рассматривая фотографии. – Учился?
– Хотел стать фотокорреспондентом, – сказал парень.
– И что?
Парень пожал плечами.
– Люблю детективы.
– То-то, я смотрю, идеи у тебя плодотворные. Что будем делать дальше?
– Надо показать родным жертв…
– Думаешь, Белецкий причастен к убийствам?
– Трудно пока судить. А та женщина, неудавшаяся жертва, она ничего не помнит? Вы с ней говорили?
Капитан порозовел.
– Говорил. Не помнит.
– А она знакома с Белецким?
– Знакома.
– Значит, доказано, что две жертвы из четырех были знакомы с Белецким.
– Из пяти. Позавчера была убита женщина, работавшая в салоне «Эмма».
– Значит, он как-то вычислил, что его видели? А почему он решил, что эта женщина причастна?
– Похоже, он обознался, так как метил в хозяйку салона, Эмму Короткевич.
– Как он узнал, что его видели?
– Понимаешь, тут такое дело… Установлено, что двадцать шестого марта дежурному звонила Эмма Короткевич, сказала про труп, описала машину и назвала две цифры номера. Я прослушал запись, она не врет.
– Машину не стали искать, потому что вызов был ложный, трупа там не оказалось, – догадался стажер.
– Именно. О чем это говорит, кадет?
– Что нужно проверять любую мелочь, даже если все ясно.
– Молодец. Согласен, наш косяк.
– А как он узнал?
– Свидетельница поделилась со своим другом, и тот как-то сумел вычислить номер. Что было дальше, соображаешь?
– Да. То есть предполагаю. Он стал шантажировать убийцу.
– Правильно. То есть возможно. Очень неосторожный поступок.
– Значит, нужно с ним поговорить.
– Он погиб в дэтэпэ одиннадцатого июня. Какой вывод напрашивается?
– Что убийца его убрал. А теперь убрал эту женщину вместо Эммы Короткевич.
– Возможно. Гипотетически, как говорит один мой друг – философ. Какие шаги?
– Фотографии Белецкого. Если окажется, что его видели с другими жертвами, это выведет следствие на принципиально новый виток.
– Принципиально новый виток, – с восхищением повторил капитан. – По-твоему, это докажет, что он убийца?
– Не факт. Но надо двигаться по порядку, а потом делать выводы. И еще. Надо вычислить номер машины убийцы.
– Резонно, – не мог не согласиться капитан. – Вот и займись номером. А я займусь фотками.
Он снова забыл имя этого парня. Олег? Нет, кажется. Спросить разве? Неудобно вроде. Память ни к черту, надо начинать пить эту дрянь, Ирка все уши прожужжала. Капитан вздохнул: возраст…
…Он начал с частной зуболечебницы «Медидент», где трудилась Стокман Алина Семеновна. Но фотографию показывать не стал, а просто поинтересовался, нет ли среди пациентов Белецкого Игоря Семеновича. Да, такой у них числился, что и требовалось доказать. Обаятельный мужчина, всегда шутит. Обращался к хирургу, доктору Теппер. Был три раза. Капитан подумал и спросил регистраторшу, не известно ли ей, с кем из работников лечебницы Белецкий поддерживал личные отношения.
– Личные отношения? – с недоумением повторила средних лет женщина. – Это как… в смысле?
– Оказывал знаки внимания, провожал домой, дарил цветы, – объяснил капитан.
– Доктору Теппер? – еще больше удивилась регистраторша. – Нет вроде.
– Доктор Теппер женщина?
– Мужчина. Андрей Владиславович.
– Понятно. Стокман Алина Семеновна…
– Которую убили? – регистраторша всплеснула руками. – До сих пор волосы дыбом. Такая хорошая женщина, приветливая, пациенты ее очень любили.
– У нее была семья? Дети? – спросил капитан, хотя знал, что у Стокман была лишь сестра.
– Ну что вы! Алина Семеновна была незамужняя. Был когда-то жених…
– Жених? – встрепенулся капитан. – Кто, не знаете?
– Да это лет десять уже будет. Она, говорят, собиралась за него, а он ее бросил. И с тех пор ни-ни. Да разве сейчас мужчины? А она женщина домашняя, ничего себе не позволяла. Ну и не очень чтоб красивая из себя и в возрасте…
Примерно так он и предполагал, но спросить должен был. Не очень молодая, не очень красивая… У нее не было ничего из того, что могло бы привлечь Белецкого. А вот то, что связь между ними была, хоть и косвенная, бесспорно. А мотив?