Но он не появился, хотя я прождала добрую минуту, пока люди неловко ерзали на местах. Я увидела, как Элоиза встает, чтобы подойти ко мне, и это наконец заставило меня поднять подбородок и начать говорить. Это крошечная часть того, что он заслужил.
– Я любила Джейка, – просто сказала я. – Мне понадобилось больше времени, чем ему, чтобы это понять, но это была великая любовь. Это все еще великая любовь. Он был моим лучшим другом, моей родственной душой, моим защитником, моим соучастником, моей лучшей поддержкой, моей самой сильной страстью. Я всегда буду скучать по нему. Словами Джейка невозможно… – мой голос срывается, слезы затуманивают взгляд, – описать. Поэтому я даже не буду пытаться. Это моя траурная речь и мое прощание. – Я отхожу от алтаря и подтаскиваю мольберт к центру. Папа заранее принес его сюда.
Стянув ткань, я смотрю на работу, над которой провела столько ночей со дня его смерти. Я чувствовала себя обязанной его нарисовать, удержаться за последнее, прежде чем попрощаться навсегда. Рисовать без браслета на запястье было еще труднее: паника накрывала меня каждый день при мысли о том, что я могу никогда его не найти. Я везде расклеила объявления через три дня после смерти Джейка, желая вернуть свой браслет так же, как хотела вернуть его. Он был мне нужен – наша история, бесценное напоминание о совместной жизни.
Все затихли, увидев мое творение, и я на секунду улыбнулась. Джейк идет вдоль пляжа на Дердл-Дор спиной к нам, перед ним чуть справа – скалистая арка. Он повернут в профиль, видны шрам и изогнутые в улыбке губы. Он выглядит счастливым. На нем джинсы и футболка, на спине виднеется кусочек татуировки, а на рукаве я нарисовала красное сердце. Он никогда не боялся делиться своими мыслями и чувствами.
Ночное небо разлилось чернилами над галечным пляжем, на нем светится множество звезд. Месяц освещает спокойное море, и вдали видно крошечную русалку, плывущую среди волн в глубоких водах. Ее лицо и серебристые волосы залиты лунным светом. Чуть впереди Джейка, где арка встречается с сушей, нарисована дверь. Я дала ему последнюю дверь, через которую нужно пройти. Она приоткрыта, белого цвета, а изнутри льется мерцающий желтый свет. Ее окружают сотни крошечных звезд. Я использовала самые яркие, самые глубокие цвета, что у меня были, чтобы передать яркость того человека, который был важен столь многим людям.
«Он отворачивается от нас – да, он уходит от нас, – но он будет в порядке».
Это те из нас, кто остался позади, думаю я, не будут в порядке.
ЛЕЙЛАДекабрь 2017
С того печального дня прошли месяцы, и, хотя острой агонии больше нет, каждый день кажется пыткой и потраченным впустую временем, минутами на часах, что должны пройти, прежде чем я увижу его снова. Мои друзья и семья делают все, что в их силах, чтобы меня поддержать, дать мне причины вставать по утрам, помочь увидеть, что жизнь продолжается, даже если я этого не хочу. Папа заглядывает на ужин почти каждый вечер, рассказывает про свой день. Мы с Мэгги часто гуляем с Флер везде, где можем: по полям и лесам, вдоль ветреных пляжей и грязных рек. Прогулки помогают, как и разговоры о нем, но мне все равно больно. Я так скучаю по Джейку.
Я больше не рисую со дня похорон и знаю, что ему бы это не понравилось, но мне не хочется. Это было бы так, словно я продолжаю жить дальше, оставляя его позади. Мама позвонила всем моим клиентам вместо меня, удивив своей практичностью, и объяснила им ситуацию и причину моего перерыва. Новые заказы не принимаются, а те, что были приняты, откладываются. Всем предложили вернуть деньги. Никто не попросил. Еще мама ко мне переехала. Она готовит и убирает, помогает организовывать быт, заставляет меня читать и смотреть смешные фильмы, гулять с друзьями или болтать с ними, если они звонят. И все равно это только наполовину жизнь, и, хоть я понимаю, что все вокруг беспокоятся, я не знаю, кто я и как двигаться дальше. И то, что я скучаю по своему браслету, только усугубляет ситуацию. Он нужен мне. Несмотря на это, я не могу заставить себя вернуться в Лулворт-Коув и продолжить поиск сокровищ, что Джейк мне устроил на день рождения. Я слишком боюсь эмоций, которые нахлынут заново, и не знаю, смогу ли с ними справиться.
Пока я сижу на сером диване, который мы выбирали вместе с Джейком, и смотрю в пустоту, кто-то стучит в дверь. Я смотрю на время в телефоне и жду, пока мама откроет. Это папа.
Криво улыбаясь, я слышу их голоса, плывущие по коридору, как открываются и закрываются двери, вперемешку с радостным сопением Флер. Она на седьмом небе от счастья из-за гостей, хотя и не отходит от меня далеко. Она ложится ко мне на колени почти каждый раз, когда я сажусь, словно хочет быть еще ближе. Это мило, но уже становится странным. Может, причина в том, что от вкусной маминой еды я растолстела, и ей больше нравится со мной обниматься.
– Привет, милая. – Папа заходит в комнату.
– Привет, пап. – Я дергаю рукав своей кофты, той, в которой была в тот день, когда Джейк умер.
– Ага. Вставай.
– А? – Подняв голову, я замечаю, что он хмурится; между его бровей появилась морщинка.
– Так больше не может продолжаться. Невозможно видеть тебя такой. – Они с мамой переглядываются. – Я надеюсь, это исправит ситуацию. Думаю, хуже уже точно не станет.
– О чем ты говоришь? – произношу я, не в состоянии даже изобразить заинтересованность.
– Вставай, – повторяет он. Мама выходит из комнаты и возвращается с моей курткой и ботинками. Держа куртку, она показывает рукой, чтобы я ее надела и сунула ноги в угги. Я подчиняюсь, размышляя, что они задумали.
Она выходит в коридор, а папа нежно берет меня за руку, ведя на кухню, а потом через заднюю дверь в сад. Минуту спустя за нами выходит мама в шубе. Воздух морозный. Свежий. Догорает костер, и мы сидим перед ним вместе на лавочке, которую я притащила от папы, когда переехала. Мама и папа устроились по бокам от меня.
– Что происходит?
– Вот. – Папа испытующе смотрит на меня, потом вытягивает ладонь. На ней лежит упакованный подарок. Моя рука взлетает ко рту.
– Я… Джейк?
Кивнув, он вздыхает.
– Это было среди его вещей. Твой подарок на день рождения. Мэгги хранила его, пока, ну…
– Мы ждали, пока ты станешь достаточно сильной, – вмешивается мама. – Может, ты уже, а может, еще нет – но мы решили больше не ждать.
– Мы? – Они говорили обо мне. Они правда беспокоятся. Я должна им показать, что справлюсь. Будь смелее, Джонс, – слышу я шепот Джейка у себя в голове. Глубоко вдохнув, беру подарок из руки папы и дрожу несмотря на пламя рядом. Это как получить подарок от привидения. Но нельзя так думать о Джейке: он никогда не был тихим или серым. Он был живым, энергичным, сострадающим.
В спешке разорвав бумагу, я достаю бархатную коробочку. Сделав паузу, глубоко вдыхаю и открываю ее. Это серебряный шарм – два сплетенных кольца.
– О боже, – шепчу я, глаза наполняются слезами. – О, Джейк.
Это так горько и вместе с тем прекрасно, но у меня даже нет браслета, чтобы его повесить. Не выдержав, я сгибаюсь пополам и всхлипываю от боли, от несправедливости мира, от своей потери. Папа гладит меня по спине, мама – по волосам. Они ничего не говорят, просто дают мне погоревать. Я никогда его больше не увижу, и теперь остался только один шарм от него – потому что я знаю, что он спрятал его для меня в последнем месте.
Слезы еще текут какое-то время, а когда останавливаются, я выпрямляюсь.
– Спасибо, – шепчу я, снова глядя на шарм. Потом, щелкнув крышкой, отправляю коробочку в карман.
Папа меня останавливает:
– Посмотри внизу.
– Внизу? – озадаченно хмурюсь я.
– Под подушечкой. – Он указывает на коробочку.
Снова открыв ее, я бережно достаю шарм, вытаскиваю подушечку и вижу блеск металла. Мои глаза распахиваются, и я ахаю. Держа между дрожащих пальцев, я поднимаю его к свету от огня.
Это платиновое обручальное кольцо, массивное, покрытое алмазной крошкой, с большим круглым бриллиантом наверху. Оно красивое, необычное и очень мне подходит.
– Он сказал, что увидится со мной позже в тот день. Собирался встретиться со мной в конце поиска сокровищ. Вез его с собой. Собирался сделать предложение, – выдыхаю я. Боль снова накрывает меня с головой: все, что мы могли иметь, все, что могло произойти, – не случится. Я никогда не увижу, как он встанет передо мной на одно колено с лицом, полным надежды, вытянув руку. Я никогда не скажу «да!». Никогда не расскажу о помолвке семье и друзьям. Никогда не встану с ним рядом у алтаря, не пообещаю быть рядом, в болезни и здравии, в радости и печали, пока смерть не разлучит нас. Она уже разлучила. – Он хотел жениться на мне.
– Конечно хотел, милая. Он был тебе так предан.
– Он попросил у твоего папы разрешения, – говорит мама. – Я подумала, это очень трогательно.
– Это так. Было так, – вздыхаю я. Одинокая слеза течет по щеке. Она другая, не такая, как те, что вытекли раньше. – Он, должно быть, переживал из-за предложения, – продолжаю я, – из-за моих проблем с доверием. – Взглянув на маму, я вижу по ее глазам, что она знает: это ее наследство. – Переживал, не напугает ли меня. Я заставляла его гадать. Заставляла сомневаться во мне. – Я закрываю глаза. – Заставляла его чувствовать себя… нелюбимым.
– Нет! – говорит мама категорично. – Он знал, как сильно ты его любишь, и ты ему доверяла. Вы купили дом вместе, обжили его.
Я киваю, открыв глаза.
– Это нечестно. Я не такую жизнь себе представляла. Все не так должно было случиться. Мы должны были постареть вместе. У нас было так мало времени.
– Милая, я знаю, – отвечает папа. – Но у вас было пятнадцать лет вместе, с вашей первой встречи. Это дольше, чем некоторые браки.
– Может, ваше время вместе и закончилось, Лейла. Но у тебя оно все еще есть. Чтобы жить. Чтобы любить. Ты знаешь, что Джейк хотел бы, чтобы ты использовала это время, и использовала мудро.