И тут же голова у него закружилась, колени подогнулись и он шлёпнулся прямо у шлюза.
— Один готов! — весело сказал Эмор. — Давно на земле не стоял?
— М-м… — попытался ответить Рэм.
Язык не слушался, а перед глазами бежали цветные пятна. Голоса тоже звучали странно и непривычно.
Бо легко поднял его и отнёс к ближайшему домику, усадив на траву у фонтанчика.
На Мах-ми такие устраивали в загородных домах — невысокая каменная чаша, в которой бил маленький фонтанчик воды.
Там было свежо, пахло дикой мятой. Растущее рядом дерево укрывало Рэма от солнца.
— Умойся и посиди здесь, — сказал Бо. — Я сейчас позову кого-нибудь.
Рэм с облегчением привалился спиной к прохладной чаше. Про «умойся» Бо, наверное, пошутил. Для этого нужно было ещё как-нибудь встать.
Неужели девять месяцев на станции оказались для него слишком большой нагрузкой? Он же читал, что год?
После года в космосе могли появиться первые признаки болезни грунта: неустойчивая походка, головокружения…
Неужели это у взрослого? Наверное, для подростка — совсем другие медицинские допуски.
Но он-то что мог теперь сделать? Девять месяцев — стандартный курс обучения. Его не выпустили бы со станции. Да и куда?
Где-то же должен был вылезти этот проклятый возраст!
Глава 17
Рэм сидел у каменного фонтанчика, опираясь спиной о его прохладную чашу. Небольшую, с тазик для умывания, поставленный на невысокий каменный постамент.
Пахло травой. Бо, когда его нёс, раздавил травинки, и пряный запах напоминал что-то из детства, давно забытое, потерявшее даже название.
Голова кружилась то сильнее, то чуть потише.
Рэм закрывал глаза, ждал, пока перестанут мелькать разноцветные пятна и снова приоткрывал. И когда небо вдруг потемнело, он не сразу сообразил — мерещится или…
А потом над садом пронеслась одна тяжёлая шлюпка, другая, третья…
Через пару минут мелькнула для разнообразия двоечка. Потом ещё три маленьких обтекаемых шлюпки, но немного иной формы.
Рэму от любопытства даже слегка полегчало. Он привстал, опираясь на чашу фонтанчика. Намочил ладонь и провёл по лицу.
Небо опять потемнело — на этот раз судно шло на снижение просто огромное, с грузовой катер.
Рэм попробовал проследить глазами, куда он опустится, но голова закружилась так сильно, что он шлёпнулся бы в траву, если бы чьи-то руки не подхватили его.
Пацан уткнулся лицом в форменный пилотский комбинезон, выпрямился, поднял глаза — Дерен.
Ну, Бо нашёл, кого привести! Сейчас ещё и влетит.
Пилот был всё так же мрачен и неулыбчив. Теперь, на фоне общения с Бо и Эмором, это прямо-таки пугало.
— Смотри на меня, — приказал Дерен. — Прямо в глаза!
Рэма он держал крепко. Ему и смотреть-то больше было некуда.
Вглядываться в карие чуть-чуть удлинённые глаза Дерена было больно. Ломило виски, голову сдавливало, словно обручем.
Рэм заморгал, пытаясь разорвать контакт «глаза в глаза», но это не помогло. А отвернуться Дерен ему не давал.
Моргай — не моргай — Рэм видел только чужую радужку. Потом уже даже с закрытыми глазами.
И вдруг… мир перевернулся у пацана в голове и… встал «на ноги».
Давящее ощущение исчезло, а головокружение прекратилось так же неожиданно, как началось.
— Видишь меня? — спросил Дерен.
Рэм уже видел всё: и траву, и большое дерево с бархатистой даже на вид корой, и Бо, стоящего рядом.
— Хорошо! — Дерен отпустил Рэма так резко, что тот зажмурился, ожидая подзатыльника.
— Ну, хеммет та мае! — выдохнул пилот и нашёл глазами Бо: — Ты мне нужен. Кэп прилетел без охраны, а тут теперь каждой твари по паре. Даже Имэ на похороны привезли. В наручниках.
— Я видел на орбите «Эскориал», — улыбнулся Бо.
— И они явно ждут кого-то ещё…
Дерен вывел над браслетом голограммку: орбита Кьясны, шесть кораблей разного класса. Рэм не очень сумел рассмотреть, какие это были суда, но по сеточке характеристик понял, что половина из них — не имперские!
— Да, — кивнул Бо. — Вижу. «Гойя» и «Леденящий» меняют орбиту на более высокую. Военный крейсер втиснулся бы и так. Наверно, ждут не военный.
— Капитана надо охранять, — сказал Дерен. — Кладбище оцепили особисты Мериса, но лучше бы и нам быть поближе. Нас с Росом через оцепление пропускают, я попробую тебя провести. Вот только надо найти кого-то, чтобы присмотрел за Рэмом.
— Здесь Джоб, Эмор и Инк, — сказал Бо. — На речку пошли. Нам сказали, что на кладбище будут пропускать через час, не раньше.
— Абэ ле тали-и? — раздался за спиной Рэма чистый тоненький голосок.
Рэм оглянулся.
Это была девушка… даже, наверное, девочка. Скорее всего, ещё младше его самого, лет четырнадцати или пятнадцати.
Загорелая, в белом платье ниже колен, длинные золотистые волосы и золотые ресницы, огромные нечеловеческие глаза.
Рэм в общем-то видел экзотов, на Мах-ми жили целые семьи, но вот с такими глазищами — в первый раз.
Что же она сказала?
Пацан понял только приветствие: «Абэ».
— Я присмотрю, — сказала девочка по-имперски, чисто, почти без акцента. — Наставник отпустил нас сегодня пораньше. Из-за похорон. Мне можно. На нём нет теней Аша, а меня хранит Мать. Я — Амаль, это — мой дом.
Рэм только сейчас сообразил, что от фонтанчика рукой подать до крыльца одноэтажного белого домика с занавеской вместо дверей.
— Хорошо, — согласился Дерен. — Передай моё уважение Спящей.
Девочка улыбнулась:
— Нискья знает тебя.
Дерен с усилием улыбнулся ей в ответ. Рэм видел, что сначала у него зашевелились брови, потом губы всё же изобразили что-то, приличествующее моменту.
Бо расплылся за обоих. Пилоты попрощались и быстро пошли по тропинке в глубину сада.
Девочка повернулась к Рэму.
— Я — Амаль, — повторила она.
Потом шагнула вперёд и дотронулась до шершавой коры дерева, растущего возле дома. Показала на свисающий с ветки круглый зеленоватый шар, величиной с кулак.
— Это ама, псевдояблоня. А её плод — амаль. Моё имя означает «яблочко». Только на нашей аме плоды ещё не поспели. Но мы можем дойти до соседней.
— У них нет сезонности? — спросил Рэм, не очень-то понимая, как себя вести. С одной стороны — девчонка сопливая, с другой — вроде бы и хозяйка.
— Деревья генетически адаптированы так, чтобы плодоносить одно за другим, весь год. Хочешь яблоко? — Амаль улыбнулась так тепло и приветливо, что не ответить ей на улыбку было почти нельзя.
— Очень. — Рэм улыбнулся, и ему стало легко.
— Идём в дом, — позвала Амаль. — Я тебе молока налью и найду одежду.
Дом был каменный, белый. С красивым крылечком. Тропинка к нему была посыпана белым песком.
Рэм с запозданием сообразил, что надо разуться — здесь был некрашеный деревянный пол, совсем не для тяжеленных магнитных ботинок.
Девочка провела Рэма на светлую кухню с деревянным столом у большого окна и деревянными стульями с вышитыми подушечками на них.
А вот холодильный шкаф был вполне современный, понятно, что экзотского производства, но Рэм уже видел подобные.
Амаль достала огромную банку молока, налила в кружку.
— Пей, — сказала она с той же тёплой улыбкой. — Это хорошо. Как тебя называть?
Рэм не очень любил молоко, но оно было холодное и без постороннего запаха.
— Вкусно, — сказал он, опустошив кружку. — Мне раньше казалось, что молоко пахнет. Можешь звать меня Рэм. Рэм Стоун.
Амаль засмеялась, словно имя обрадовало её. Вышла с соседнюю комнату.
Дверей не было, и Рэм видел, как она ищет что-то в утопленном в стену шкафу.
— Вот, — девочка принесли и положила перед ним просторные штаны и рубаху.
— А обувь? — спросил пацан.
Амаль фыркнула, и Рэм заметил, что она босая. Он тоже фыркнул, и они засмеялись вместе.
Рэм взял штаны и рубаху, переоделся в соседней комнате, где стояли две большие кровати. Закатал до плеч длинноватые рукава.
— Готов! — сообщил он.
— Ты не загорелый совсем, — оглядела его Амаль. — Тебе нельзя долго купаться. Но немножко всё-таки можно.
— Да ну, — отмахнулся Рэм. — Ну, сгорю. Не помру же.
Амаль фыркнула, взяла его за руку и повела из дома. Через сад, вокруг белых домиков, где кроме яблонь росло много незнакомых деревьев.
Босыми ногами по траве — это было здорово.
Рэм улыбался. Разглядывал приземистые домики с фонтанчиками и цветами в маленьких клумбах.
По дороге они нашли одну аму с плодами, аж светящимися от спелости.
— А что за тени Аша? — спросил Рэм, откусывая от яблока. — Ммм… Ничего себе, какое сладкое! Ты так сказала, когда мы стояли с Бо и Дереном возле дома.
— Над теми, кто убивал, летают тени зубастых птиц, мы называем их тени Аша, — легко пояснила Амаль. — Да, они были над твоими друзьями. Но ты не убивал, и птицы пока не знают тебя.
— А если бы убивал? — спросил Рэм, отрываясь от яблока.
— Тогда мне нужно было спросить у Никсьи, Спящей, прежде чем звать тебя в дом. Тени — это опасно.
— Нискья — это твоя мама?
— Она взяла меня с порога храма. И вырастила.
— Ты сирота? — на длинные вопросы Рэма сейчас не хватало, яблоко было вкусное.
— Нискья говорит, что я была очень больна. Родители решили, что я умру.
— Она тебя вылечила? И родители не забрали потом? — Рэм даже есть перестал.
— Они забрали, — улыбнулась Амаль. — А потом испугались и отдали обратно.
— Как это?
— Я вижу, — развела руками Амаль. — Вижу линии Эйи. Они — как пряжа, которую мать вытягивает из нашего мира. Ниточка за ниточкой. Я люблю родителей. И они приходят меня проведать. Но при храме я ещё и учусь.
— Офигеть, — сказал Рэм. — И запихал в рот огрызок яблока вместе с семечками. Один хвостик остался. — Значит, она тебя волшебством вылечила?
Амаль так и залилась смехом.
Сад начал редеть. И трава под ногами стала не такой сочной. Она росла на голимом песке, и это было ещё приятнее.