– Я заварил чай.
– Ты же ненавидишь чай.
– Я не для себя, для тебя. – Себ выдвинул стул и усадил ее.
Когда взгляд сфокусировался, Роуэн заметила, что кухня в порядке, все чисто, пакеты из-под чипсов и конфет убраны, остатки торта упакованы в пластиковый контейнер.
– Ты навел порядок. Не стоило. Я собиралась это сделать.
– Человеку, который может уснуть на час у каменной колонны, не до уборки. Так это был твой праздник?
– Ну да. Мой глупый способ заработать денег.
– Если он легальный, то неглупый. Оно того стоило?
– О да. Не возражаешь против орды детей в твоем имении? Они, кстати, не заходили в дом, только воспользовались туалетом на первом этаже.
– Не возражаю, Ро. Ты можешь пригласить сюда хоть сотню детей, я не буду возражать. Но ты так много работаешь, что засыпаешь, едва садишься и прикладываешь голову к стене. Это мне не нравится. Ты приехала домой разобраться со своей жизнью, а вместо этого стоишь за барной стойкой и организовываешь детские праздники. Ты измотана. Не нужно всего этого.
– Мне нужно заработать денег, Себ, и быстро. Ненавижу…
Он подождал, но она так и не закончила. Тогда он договорил за нее:
– Быть обязанной? Жить в долг? Это все такая чепуха, Ро. Ты спишь в кровати, которая сейчас никому не нужна, ешь меньше мышки и помогаешь по дому.
Она оглядела чистую кухню:
– Я загружаю посуду в посудомойку и закидываю белье в машинку. Это вряд ли можно назвать ведением хозяйства.
– Ну да. А ты собиралась махать тряпкой?
– Может быть. Самое неприятное не то, что я перед тобой в долгу. Самое неприятное то, что чувствую себя в западне. Я в этом городе, в этом доме и не могу уехать. Я из-за этого паникую.
Себ выдвинул стул и, поморщившись, сел напротив:
– Почему тебе так тяжело тут находиться?
– Потому что за пределами этих мест я свободна, а когда свободна, я счастлива. А тут мне все напоминает о родительском контроле и…
– Они пытались защитить тебя. В основном от тебя самой.
Роуэн вздохнула:
– Ты всегда их защищаешь. Я не хочу с тобой спорить, Себ. Знаю, ты считаешь их хорошими родителями, потому что твои родители…
– Хорошими не были. Ну, Пэтч еще ничего. А мама вообще катастрофа.
– Пэтч давал тебе свободу действовать, исследовать. Меня же никогда не пускали дальше наших двух домов.
– Они… Роуэн перебила:
– Я хочу сказать, не важно, чем ты связан, шелковыми платками или колючей проволокой, двигаться все равно не можешь. Мне всегда мешали эти путы, границы, мне нужна была свобода. Это пугает, но возвращение домой сводит меня с ума. Я хотела показать им, что успешная и ответственная. Не как они, а по-своему. А теперь они узнают, что я на мели и без крыши над головой, закатят глаза и разразятся одной из своих «что-мы-сделали-не-так» тирад. Может, они меня усыновили, просто никогда не говорили об этом?
– Учитывая то, как ты похожа на маму, я бы сказал, вероятность очень низка.
– Просто я не могла бы сильнее отличаться от них, даже если бы захотела. Он погладил ее по голове:
– Отличаться не плохо, Ро. Ты просто другая, и все. Мне хочется верить, что они были бы рады стать частью твоей жизни, просто не знают, как это сделать. В том числе и потому, что ты носишься по свету как кролик-шизофреник. Ты когда-нибудь думала о том, что твоя жизнь их ужасно пугает? Для них и поездка в Лондон – испытание, толпы людей, пробки, незнакомый новый город. А ты проходишь через это постоянно. Они бы испугались такого образа жизни. Они не такие смелые, как ты, Ро.
Она никогда не думала о родителях в таком ключе и теперь поняла, что Себ прав. Для них поездка на курорт глобальное предприятие, а уж поездка в Лондон сравнима, наверное, с полетом на Луну. Ее образ жизни для них был непостижим. И она это поняла. Но почему они не могли понять, что им уютнее в коконе, а ей на свободе?
– А почему они уехали? Я даже не спросила.
– Твоего отца попросили выступить с докладом на какой-то конференции. Питер должен был присоединиться к ним в Англии.
– Что ты с собой сделал?
– Съехал с холма во время забега. – Взяв из ящика нож для хлеба, он открыл контейнер с тортом, отрезал два больших куска, положил на крышку контейнера, вернулся к столу и поставил крышку между собой и Роуэн. Снова сев, отломил немного и отправил в рот. – Шоколадный торт Ясмин! Боже, как же вкусно! Кто испек?
– Может, это я испекла по ее рецепту, – возмутилась Роуэн.
– Я перепробовал столько твоих кошмарных тортов, хватит до конца жизни. Кажется, из них ни один даже не напоминал торт на вкус!
– Ты прав, это была не я. Зато нашла милую даму, которая печет торты, дала ей копию рецепта Яс…
– Если узнает, она тебя повесит.
– Ты меня выдашь?
– Она узнает. Она всегда все узнает. Никому из нас ничего от нее скрыть не удавалось.
– К тому времени я уже уеду из страны.
– Бедное, наивное, заблуждающееся дитя! Думаешь, это имеет значение? Если бы я овладел ее силой, правил бы миром!
– Я сменю имя, и она меня не найдет. В любом случае, если еще буду проводить праздники, снова обращусь к этой даме.
– Еще праздники? Ты хочешь все это организовать снова?
– Как ни странно, мне понравилось. И деньги хорошие. Две мамочки сказали, что позвонят мне, им тоже надо организовать праздники. Если в ближайшие две недели или около того, я возьмусь. – Роуэн заставила себя взглянуть Себу в глаза. – Ты позволишь мне устроить их здесь?
Он долго смотрел на кусок торта.
– Я бы хотел сказать «нет», но ведь тебя это не остановит. Ты просто найдешь другое место. Так что, скажу «да», но с определенными условиями. Организуй праздники, Ро. С помощниками. Ты сама ни за что не уследишь за тридцатью ребятишками. А от блондинки, которая тут сегодня болталась, толку не больше, чем от штопора в пустыне без бутылок. Я имею в виду настоящих помощников. Которые могли бы поднимать стулья, двигать столы, переносить всякие вещи, бегать за детьми, если понадобится, – серьезно сказал Себ. – Нет помощников – нет праздника, договорились?
– Но где я найду помощников?
– В округе много ребят, которые ищут временную работу. Или вот я, например.
Роуэн залилась смехом.
– Ты станешь мне помогать?
– Если потребуется. Не то чтобы мне очень хотелось, но если будет надо, помогу. И он поможет. Конечно, поможет.
– Ладно, спасибо. Если закажут еще праздник и мне понадобится помощь, я тебя попрошу.
– Отлично. – Лицо Себа смягчилось, он передал Роуэн торт. – Поешь.
Она покачала головой:
– Снимай штаны.
– Я думал, мы все обсудили и решили остаться друзьями.
– Не будь идиотом, дай взглянуть на твой ушиб. Я все равно всего тебя видела, так что стесняться поздно.
– Зачем?
– Тебе больно, я хочу посмотреть на то, что причиняет боль.
– И поблагодарить это?
– Ну конечно! Умираю от радости, когда тебе больно! Себ, ты знаешь, какая я упрямая, все равно достану тебя и все увижу.
Она действительно упряма и действительно может достать.
Себ расстроенно запрокинул голову, размышляя о почти полуметровой ссадине от бедра до колена. На локте тоже видны последствия от соприкосновения с землей на скорости. После пятнадцати лет бега по пересеченной местности и триатлона он мог бы догадаться, что не стоит кидаться вниз с крутого склона, но мозг занят другим: он в постели с Роуэн.
Обидно, что Себ шел четвертым, чувствовал прилив сил и вполне мог догнать бежавших впереди, но не заметил склон прямо под носом и упал. Вдобавок к этому сломал переднюю вилку на велосипеде, когда перелетел через голову, и вынужден был сойти с дистанции. Не закончить гонку так же неприятно, как и плохо себя чувствовать. Тут он сделал ошибку, взглянув на Роуэн. Она смотрела на него и ждала. Ради бога!
Себ стянул спортивные штаны и загнул шорты сзади. Роуэн долго ничего не говорила; он понял, что дело плохо.
– Нужно обработать, ты не дотянешься. Где аптечка?
– Если считаешь, что я позволю тебе ближе чем на километр подойди ко мне с бутылкой перекиси, ты безумна.
– Где аптечка?
– Ро, пекарь из тебя лучше, чем медсестра!
Она скрестила руки на груди и, притопывая ногой, ждала. Ждала, упрямая, настойчивая и несговорчивая.
Сдавшись, он неуклюже проковылял к шкафу за аптечкой. С грохотом швырнул ее на стол и сердито посмотрел на Роуэн:
– Попробуй не убить меня, сестра Рэтчед.[3]
Она показала ему язык и велела лечь животом на стол, вытянув ноги. Сделав это, Себ почувствовал себя идиотом. Но ничего не произошло. Он обернулся и увидел, как Роуэн рассматривает его ногу.
– В чем дело? – Мелкие камешки и гравий впились в кожу. – Она взяла пинцет, вату и пузырек перекиси.
Когда Роуэн стала выдергивать камешки и гравий, Себ стиснул зубы. Она приложила смоченную перекисью вату к ссадине, он выругался. Снова взялась за пинцет и снова прижгла. Себ повторил те же самые слова. Набор ругательств расширился, когда Роуэн стала извлекать куски покрупнее.
Чуть позже Себ услышал, как у нее урчит в животе. – Есть идеи насчет ужина? Я умираю с голоду, – сказала она.
– Стейк, картошка и салат из зелени? Черт побери, Ро! – закричал он. Каждый мускул в его теле напрягся от боли, когда она обрабатывала кожу с тыльной стороны колена.
Роуэн замерла, взглянула на холодильник, ее лицо вытянулось.
– Ты про стейк из вырезки?
– Да. Продолжай, пожалуйста. Наконец она отложила щипцы:
– Проблема. Я использовала стейк в качестве наживки для крабов.
Себ повернул голову и уставился на Роуэн.
– Извини. – Она смочила в перекиси вату и приложила к локтю.
Себ вскочил, вырвал вату и запустил в направлении мусорного ведра.
– Ты надо мной издеваешься, да?
Роуэн поймала его горячий взгляд и заметила в нем бурлящую смесь желания, разочарования и восхищения.
– Не издеваюсь. Так, легкая месть за те мгновения, когда ты был ко мне несправедлив.